Таинственные истории, случившиеся с обычными людьми - Хаецкая Елена Владимировна (читаем книги онлайн txt) 📗
– Ну, – сказал я.
Это одно из тех русских слов, которые ставят иностранцев втупик. Я нарочно так сказал. Но Прингл в тупик не поставился. Опять похлопал ресницами и продолжил невозмутимо:
– Превосходно. (Это слово он выговаривал как настоящий русский аристократ – чуть картавя. Должно быть, слышал от настоящих русских аристократов. Мне стало немного завидно – на миг.) Итак, продолжим. Клад находится в Санкт-Петербурге. Об этом мне под страшным секретом сообщил мой садовник, который унаследовал тайну от своего отца…
Если англичанин рассчитывал произвести на меня впечатление, то он был разочарован.
Я взял его за рукав. Если он такой простак, то тут даже породистая физиономия не подспорье: вахтер из студенческого общежития автоматически делается ему ровней.
– Дружище Прингл, – молвил я, – эту тайну знает каждый читатель бесплатной газеты «Метро», которую раздают в метро.
– В каком смысле? – не понял он.
Я принялся излагать подробно.
– Есть бесплатная газета. Это понятно? С объявлениями и прочим. Иногда там печатают интересные статейки. К примеру – про клад Матильды Кшесинской. Все тайны царей, их любовниц и фаворитов теперь известны любой бабушке с авоськами. Нет никаких тайн.
Но смутить англичанина оказалось не так-то просто. Он выслушал меня, не меняясь в лице, а затем осведомился невозмутимым тоном:
– Ну и как? Нашли?
– Что нашли? – не понял я.
– Клад, – пояснил он. – Все знают, что есть клад. Наверняка искали. Нашли?
– Нет…
Он вытащил из кармана сигару и с важным видом закурил. Мне стало завидно, как никогда в жизни.
Пока он курил и осматривался по сторонам с таким выражением лица, словно прикидывал – а не купить ли ему этот парк со всеми его обитателями и бездомными псами, что промышляют возле сосисочницы, чебуречницы и добросердечной тетки, собирающей плату за пользование общественным туалетом, – я украдкой наблюдал за своим новым знакомцем. Когда встречаешь состоятельного иностранца, всегда – хочешь не хочешь – в голове начинает складываться маленький, лихорадочный план по собственному обогащению: что бы такого у него выпросить, выклянчить, просто выманить? В конце концов, пусть поделится, если он такой богатый, что может себе позволить содержать имение и садовника с его ножницами!
Но усилием воли я расправился с этими идеями как коммунистическими и вредными. Потому что куда больше, чем вытащить из иностранца пару фунтов стерлингов, мне хотелось с ним подружиться. Чтобы он признал во мне солидного человека. Рассказал о своих замыслах. Что-то ведь нашел он во мне такого, что подсел и начал разговор?
Прингл сказал:
– Меня зовут Тимоти Дж. Прингл, эсквайр.
– Да уж понял, – проворчал я. – Никоняев. Николай Петрович.
Он помолчал, видимо, с трудом усваивая мою фамилию. Ничего удивительного. Ее и соотечественники понимают с трудом, так что взять с иностранца.
Прингл вытащил из кармана записную книгу. Назвать этот предмет «книжкой» я бы не решился: в две ладони размером, в три пальца толщиной, в кожаном переплете, с тоненькой авторучкой на цепочке, прикрепленной к корешку. Прингл раскрыл свою книгу, без единой ошибки вписал туда мою фамилию – сперва по-русски, затем, без малейших раздумий, – латинскими буквами. Закрыл обложку, подумал немного.
– Я расскажу вам, Никоняев, ситуацию полностью, – сказал он. – Но и вы должны быть более откровенны. Скажите, в этом парке проводилась реконструкция?
– А как же! – ответил я. – Пару лет назад. Разрыли тут все. Как будто тысячи кротов. Везде ямы, котлованы. Зачем-то заменяли решеточки, ограждающие газончики. Решеточки видите? Так вот. Их повытаскивали, а потом обратно воткнули. Спрашивается – зачем? В общем, почти год негде было отдохнуть…
Да уж. Реконструкция Александровского парка – просто кровавая страница в моей биографии. Нигде мне не бывает так хорошо и привольно, как здесь. А тут его закрыли, нагнали бульдозеров, везде чудовищная грязь… И для чего, спрашивается?
– Кто руководил работами? – настойчиво спросил Прингл.
Я пожал плечами.
– Какой-то подрядчик…
На щите – видимо, для утешения пропойц, оставшихся без приюта, – действительно было важными буквами выведено: «Реконструкция Александровского парка. Руководство работ: подрядчик такой-то, строительная компания СПБСПЕЦСМУ» – или еще что-то в том же роде. Как будто я запоминаю такие штуки.
Я ему так и сказал:
– Буду я запоминать…
– Зря. – Англичанин вздохнул. – Полагаю, одним из инициаторов реконструкции стал человек откуда-то из членов власти, которому известна тайна клада.
– Говорю тебе, садовая голова, про этот клад знает любая бабка, умеющая читать! Одно время только про это и печатали, потом надоело, стали про что-то другое печатать…
– Важна конкретика, – отрезал англичанин.
И снова раскрыл свою записную книгу. Оттуда извлек листок. Очень мятый листок в клеточку, вырванный из школьной тетради. Я сразу обратил внимание на то, что сейчас таких тетрадей не бывает. Во-первых, у листка были аккуратно срезаны уголки: не прямые, а закругленные. Во-вторых, цвет, которым расчерчены клетки. Не синий, а ярко-фиолетовый. Бумага – желтоватая, «слоновая кость». Ну и старая – просто видно. Жеваная. Лежала где-нибудь в конверте лет пятьдесят, не меньше.
На этом листке была криво нарисована какая-то схема. Англичанин разложил ее на колене, разгладил ладонью и показал мне.
– Это точная схема местоположения клада, – сообщил он, явно наслаждаясь торжеством.
Я наклонился, стал рассматривать.
– Вам внятна схема, Никоняев? – вопросил он.
– Отнюдь, – сказал я в тон.
В схеме действительно трудно было разобраться. Кривая линия, похожая на мятую дверную ручку, несколько небрежных прямоугольников, сбоку почему-то изображение кошки.
– Я анализировал, – объявил Прингл. – Сверял с картами Санкт-Петербурга.
– Кто это нарисовал? – перебил я.
– Отец моего садовника, – сказал Прингл. – Это бесценный документ. Он создан по памяти. Итак. Я начал анализ с изображения кошки. И пришел к выводу, что это…
Я тоже пришел к этому выводу, едва Прингл заговорил.
– Зоопарк, – сказал я.
Он поднял брови, показывая, что удивлен моей догадливостью. Хотя, конечно, сам подсказал мне решение. Поощрить решил. Ладно.
– Несомненно, это – зоопарк. Следовательно, мы имеем дело с Александровским парком, поскольку зоопарк располагается именно здесь, – сказал Прингл.
Он немного по-другому выражался, с ошибками, но я всех его ошибок не помню и потому не буду на них заострять внимание. Было много другого, куда более интересного, нежели неумение англичанина изъясняться по-русски с абсолютной грамотностью.
В общем, он рассуждал, а я терпеливо слушал.
– Эта кривая линия обозначает протоку, – сказал Прингл.
– Странно, – заметил я. – Мне кажется, при царизме этой протоки не было. Она появилась после очередной реконструкции.
Может, да, а может – и нет. Сейчас ни за что поручиться нельзя. Но возле Кронверки действительно есть небольшая протока. Она проходит по задам бывшего Народного дома, ныне Мюзик-холла, упирается в зоопарк, и там, возле решетки, ее перегораживающей, можно видеть заплывших прогуляться пеликанов, лебедей и разных уток диковинной породы.
У местных обитателей эта уединенная протока носит наименование «Темза». Места там действительно какие-то английские. Гайд-парк какой-то. Темза занимает совсем маленькую часть парка, и газончики там небольшие, деревьев растет – раз-два и обчелся, но все-таки там просторно.
Это потому, что там не все в порядке с пространством и временем. У нас есть такие участки – в городе их, должно быть, много, но мне ближе всех именно Темза. Там все растягивается. Проходит всего пять минут, а кажется, будто просидел полчаса. Бродишь, вроде бы, по пятачку размером с носовой платок, а прогулка получается полноценная, даже ноги устают. Такое это место.
Там много собак. Они тоже понимают, что здесь не все в порядке, носятся взад-вперед, нюхают, пытаются охотиться в зарослях гигантского лопуха – лопухи там, кстати, созревают просто ядерные. Утки важно плавают по Темзе. Пеликанам туда не пробраться, но уток – полно. У берега, наполовину скрытый длинной плакучей ивой, притулился маленький катер для желающих покататься по Неве. У катера тоже такой вид, будто он приплыл сюда из фильмов про Шерлока Холмса. Он полностью отражается в воде – как валет на листе игральной карты.
