Расследование отца Брауна (сборник) - Честертон Гилберт Кий (читаем книги бесплатно TXT) 📗
Шестью ступенями ниже привратник без пиджака возился с ведром. Посулив щедрые чаевые, Энгус заставил его пообещать, что он с места не сдвинется, пока Энгус не вернется вместе с сыщиком, и проследит за каждым, кто вздумает подняться по лестнице. Сойдя вниз, Энгус велел швейцару смотреть в оба. Тот сообщил, что в доме нет черного хода, что значительно упрощало дело. Не удовлетворившись этим, Энгус отловил неугомонного полицейского и убедил до своего возвращения постоять напротив входа. Наконец он подошел к лотку купить каштанов на полпенни и узнать, надолго ли продавец собирается тут задержаться.
Продавец каштанов, кутаясь в воротник, заявил, что уходит, скоро пойдет снег. И впрямь становилось все темнее и холоднее, но Энгус, применив все свое красноречие, убедил продавца повременить.
– Грейтесь у жаровни, – предложил он серьезно, – подкрепляйтесь каштанами. Съешьте хоть весь лоток, расходы за мой счет. Если дождетесь меня и расскажете обо всех мужчинах, женщинах или детях, что войдут в дом, где стоит швейцар, получите соверен.
Окинув последним взглядом осажденную крепость, Энгус резво заспешил прочь.
– Будем считать, дом обложен со всех сторон, – промолвил он. – Не могут же все четверо оказаться сообщниками мистера Уэлкина!
Лакнау-мэншнз лежал в предгорьях той горной системы, пиком которой были Гималаи-мэншнз. Контора мистера Фламбо располагалась на первом этаже и являла собой разительный контраст американской машинерии и холодному гостиничному лоску апартаментов «Бессловесной прислуги Смайта».
Фламбо принял своего друга Энгуса в артистическом будуаре, украшенном саблями, аркебузами, восточными диковинами, бутылками итальянского вина, древними глиняными котлами, пушистым персидским котом и невзрачным католическим священником, который смотрелся здесь особенно неуместно.
– Мой друг отец Браун, – представил его Фламбо. – Давно хотел вас познакомить. Отличная погода, хотя и немного холодно для южанина вроде меня.
– Я думаю, скоро развиднеется, – заметил Энгус, присаживаясь на оттоманку в фиолетовую полосу.
– Нет, – кротко возразил священник, – снег уже пошел.
И впрямь на фоне темнеющего прямоугольника окна закружились первые снежинки, предсказанные продавцом каштанов.
– Я пришел по делу, – хмуро промолвил Энгус, – и оно не терпит отлагательства. Видите ли, Фламбо, один человек, ваш сосед, отчаянно нуждается в помощи. Его преследует враг, которого никто никогда не видел.
И Энгус пустился в обстоятельный рассказ о Смайте и Уэлкине, начал с истории Лауры, присовокупив собственные наблюдения. Рассказал о таинственном смехе на углу пустых улиц, о странных словах, прозвучавших в пустой комнате.
Фламбо с возрастающим волнением слушал рассказ приятеля, священник же, напротив, никак не обнаруживал своих чувств, держась словно бессловесный предмет мебели. Когда дошло до истории с таинственной надписью на витрине кондитерской, Фламбо вскочил, и его мощная широкоплечая фигура заполнила собой всю комнату.
– Если не возражаете, я предпочел бы дослушать на ходу. Нельзя терять времени.
– С удовольствием, – согласился Энгус, тоже вставая, – хотя пока Смайту ничего не угрожает. За единственным входом в его нору следят четверо.
Они вышли на улицу. Священник трусил сзади, словно преданная собачонка, и лишь раз дружелюбно заметил ради поддержания разговора:
– Только посмотрите, сколько снега намело!
Пока трое спускались по крутой боковой улочке, уже запорошенной белым, Энгус успел досказать историю, а оказавшись на месте, занялся часовыми. Продавец каштанов – и до того, как получил соверен, и после – клялся, что глаз не сводил с двери, но тщетно: ни одного посетителя. Полицейский был более красноречив, заявив, что на своем веку повидал жуликов всех мастей, в цилиндрах и в рубище – ему ли не знать, что подозрительному типу необязательно выглядеть подозрительно, – однако, видит Бог, в эту дверь никто не входил. Наконец, когда трое мужчин подошли к дворецкому, все с той же дежурной улыбкой стоявшему у двери, тот развеял все сомнения.
– Моя обязанность – спрашивать любого, от герцога до мусорщика, куда он направляется, – заявил добродушный великан с золотыми галунами, – но с тех пор, как этот джентльмен ушел, спрашивать было некого.
Здесь застенчивый отец Браун, стоявший позади своих спутников, осмелился вступить в разговор, скромно заметив:
– Хотите сказать, никто не поднимался и не спускался по этим ступеням с тех пор, как пошел снег? Он начался, когда мы сидели у Фламбо.
– Никто, сэр, уж я-то знаю, – важно ответил швейцар, излучая благодушную уверенность в себе.
– А это что? – спросил священник, безучастно, словно рыба, вытаращив глаза в землю под ногами.
Остальные проследили за его взглядом, а Фламбо выругался и с французской горячностью взмахнул рукой. Ибо прямо посередине лестницы, между вальяжно расставленных ног верзилы-швейцара на белом снегу темнела цепочка следов.
– Господи! – воскликнул Энгус. – Человек-невидимка!
Без лишних слов он бросился вверх по ступеням, Фламбо устремился вслед за ним. Отец Браун остался стоять на заснеженной улице, осматриваясь вокруг, словно потерял интерес к расследованию. Фламбо приготовился высадить дверь мощным плечом, но шотландец рассудил более здраво. Он принялся ощупывать дверную раму в поисках невидимой кнопки. Наконец дверь медленно отворилась.
Все те же механические болваны заполняли прихожую. Стало темнее, но с улицы внутрь проникли алые закатные блики. Некоторые манекены по тем или иным хозяйственным надобностям успели переместиться по прихожей и теперь торчали тут и там. В сумерках цвета стерлись, но странным образом благодаря бесформенности механических игрушек их сходство с человеческими фигурами усилилось. В самом центре – там, где раньше лежал клочок бумаги, – виднелось пятно, словно кто-то пролил красные чернила. Однако то были не чернила.
– Убийство! – воскликнул Фламбо, проявляя истинно французскую решимость и здравый смысл.
Не прошло и пяти минут, как он обшарил все углы и шкафы, но если Фламбо надеялся найти тело, то тщетно. Исидор Смайт, живой или мертвый, исчез. Наконец друзья, взмокнув от пота, снова сошлись в прихожей и уставились друг на друга, вытаращив глаза.
– Друг мой, – воскликнул Фламбо, от волнения переходя на французский, – ваш убийца не только невидим, но и ухитрился сделать невидимым труп!
Энгус оглядел темнеющую приемную, полную манекенов, и в глубине его кельтской души шевельнулся страх. Один из механических истуканов ростом с человека стоял над кровавым пятном, возможно, призванный хозяином непосредственно перед убийством. Один из крюков, заменявших истукану руку, был слегка приподнят, и Энгусу пришло в голову, что бедный Смайт был убит собственным стальным детищем. Материя восстала, машина уничтожила своего создателя. Но даже если так, куда делось тело?
«Сожрали?» – мелькнула кошмарная мысль, и Энгусу чуть не стало дурно при мысли о безголовых созданиях, поглощающих и перемалывающих человеческую плоть.
Он сделал над собой усилие и обратился к Фламбо:
– Итак, бедняга испарился словно облако, оставив на полу кровавое пятно. Не иначе мы имеем дело с потусторонним миром.
– Потусторонним или нет, – отозвался Фламбо, – нам остается только пойти вниз и обратиться к помощи моего друга.
Они миновали привратника с ведром, который снова побожился, что мимо него никто не проходил, швейцара и продавца каштанов, упрямо стоявших на своем. Оглядевшись в поисках четвертого наблюдателя, Энгус взволнованно спросил:
– А где полицейский?
– Прошу меня простить, – ответил отец Браун, – но я отправил его выяснить для меня кое-что важное.
– Чем скорее он вернется, тем лучше, – бросил Энгус, – потому что тот бедняга наверху не только убит, но и неведомым образом испарился.
– Испарился? – переспросил священник.
– Отец Браун, – неуверенно промолвил Фламбо, – ей-богу, это скорее по вашей части, чем по моей. Ни друг, ни враг не входил в эту дверь, но Смайт исчез, словно его похитили эльфы. Едва ли тут обошлось без вмешательства потусторонних…
