Последний Карфаген (Повесть. Рассказы. Дневники) - Козлов Сергей Сергеевич (читаем книги .txt) 📗
— Там в реанимации сестра заболела, нужно подменить, — с легкостью рассталась с положенным после дежурства выходным.
Я остался один на один со вчерашними мыслями о своем статусе в Хазарском каганате. Но ненадолго. В дверь снова позвонили.
На пороге стоял Игорь. Прострелив взглядом видимое с порога пространство квартиры, он без приглашения шагнул за порог, приглушенным голосом спросил:
— Ушла?
— Только что.
— Собирайся.
— Куда?
— По пути узнаешь… Поторопись. Воды можно?
Игорь, как оказалось, приехал на довольно потрепанной «тойоте». Но потрепанность ее оказалось чисто внешней. Работала она тихо и летела по городу так, что мне приходилось жмуриться на перекрестках и во время лавирования в потоках. К моему удивлению, проехав по кругу несколько кварталов, мы вернулись в тот же район и остановились возле кафе, где недавно проходила наша встреча.
— Снова сюда? — спросил я.
— Пункт номер один, — он не был расположен к подробным объяснениям, — здесь нас ждет человек, которого мы будем называть связным. Своеобразный агент влияния и просто хороший мужик. Зовут его Василий Иванович, как Чапаева.
Смутное предчувствие охватило меня, и я совсем не удивился, когда мы сели за столик того самого Васи, который митинговал тут за братьев славян с неким журналистом Колей. Смерив меня взглядом, мохнатый бородач небрежно достал из кармана полтинник и положил на стол передо мной:
— Должок. Благодарствуем.
— Да я не за этим, — смутился я.
— Ну точно — русский! — довольно хмыкнул он. — Это только русские легко дают в долг, а потом стесняются получить по счетам. Будто не свое берут. Странный мы все-таки народ. Все кого-то обидеть боимся. Я вот тут намедни размышлял и пришел к такому выводу по поводу эволюции. Эволюция все-таки была! Да-с! Но эволюция божественная, а не естественно-природная или как ее там? Бог, возможно, сначала экспериментировал с обезьянами. Потом уж стал по образу и подобию… Но так как дело для него было новым, он сначала сделал всякие так называемые нами древние народы: шумеров, иудеев, египтян… Ну а те, искушенные врагом рода человеческого, стали строить вавилонские башни, нарушать заветы, обижать друг друга. Поэтому Бог продолжал искать и творить не только по образу и подобию, но и по содержанию. Сотворил всяких там англосаксов, китайцев, индейцев… Неплохие, конечно, люди, но… Однажды у него получились русские. Эти, как появились, так сразу показали, что они и самые смиренные, и самые набожные. Они и родились от века с идеей помочь кому-нибудь, спасти весь мир… Вот с тех пор и помогают всем, спасают — мессианству ют, значит. А все остальные не могут врубиться в их природную доброту и принимают ее за военную хитрость. А если и начинают понимать, то еще больше ненавидят. Это, знаете, братцы, как в школе, двоечники ненавидят отличников. Группируются против отличников и даже бьют их. Те сначала, как люди благородные и воспитанные, терпят, а потом оказывается, что они не только отличники по математике, физике, чистописанию и прочим фундаментальным наукам, но и по боевой подготовке!..
— Во загнул, Василь Ваныч! — не выдержал наконец-то Игорь. — Мы вообще-то по делу.
— А я что, не по делу? — прищурился Василий Иванович.
Я, оказывается, заслушался ресторанного балагура. Уж не знаю, почему, но в его словах я вдруг почувствовал вкус правды. Рассуждать с такой легкостью об актах творения я бы не стал, но отношение к русскому мессианству в мире именно такое. Хотя откуда мне знать? Генетическая память или море начитанного нахлынуло?
— По делу нам надо вот что, — продолжил Игорь, — ты сказал мне, что раньше видел этого парня, — он кивнул на меня.
— Конечно, видел, он же мне полтинник одолжил.
— Я серьезно.
— А я? Он и в прошлый раз мне полтинник занял.
— Где? Когда? У меня полный провал памяти, точнее, ее полное отсутствие, — поторопился объяснить я.
— Знаю, знаю, — отмахнулся от меня Василий Иванович, как от назойливой мухи, — месяца два назад, в этом же кафе. Ты сам назвал пароль, сам подсел, но разговаривал со мной твой напарник. Скорее всего, из какого-нибудь отдела информации или наружки. Он наводил справки об «Интерросе» и о Копченом.
— Про «Интеррос» я уже слышал. Даже, если верить очевидцам, бывал там. А кто такой Копченый?
— Вор в законе, — Василий Иванович сообщил об этом так, будто речь шла о рядовом инженере с ближайшего неработающего завода. — Но я, честно говоря, об их связях ничего не слышал.
— А что, мой напарник нащупывал связь?
— Похоже, так.
— Чем занимается «Интеррос»?
— Чем еще у нас можно заниматься? Сидит на нефтяных и газовых трубах, подмял под себя груду бензоколонок, понастроил кучу престижных магазинов и третьесортных забегаловок, короче, всем, от чего руки в зелени.
— А что этот Мовшензон?
— Ничего. Фамилия сама за себя говорит. Внешне интеллигентный, умный человек. Как полагается, слегка картавит. Играет этакого благородного богатея, любит презентации и интервью, в которых довольно толково, с его точки зрения, рассуждает, как ему обустроить Россию. Короче — полный комплект. В советские времена был обычным проектировщиком нефтегазового научно-исследовательского института. Но во многие московские кабинеты двери ногой открывал. Особенно если за ними сидели люди с аналогичными фамилиями. Содержит четверть депутатов областной Думы и пару придурков в Государственной. Владеет одной из областных газет и рекламным агентством. Собственности за границей, что у меня воздуха карманах. Поэтому, ребятки, лучше вам самим спрашивать, что вас интересует. А то сводка длинной получится. Одной поллитрой не обойдемся.
Неожиданно беседу нашу прервали два чумазых мальца в замызганных, ободранных местами до ватина болоньевых куртках. Лет им было семь — девять.
— Дяденьки, дайте на хлебушек деткам без будущего, — в голос поканючили они, вытянув землистые ладошки.
Василий Иванович смерил их недобрым взглядом:
— Чё ж вы без будущего-то живете? Кто вас такому научил?
— В газете вычитали, — с готовностью сообщил тот, который был по виду старше и несколько наглее.
— Ага, значит, читать умеете?
— Да мы даже в школу ходим, когда попрошайничать не надо, а закурить дадите? — втирался в доверие старший.
— Профукали свое будущее, — сурово, но будто самому себе заметил Василий Иванович.
Мальчишки после такого приговора на всякий случай отступили подальше. Но Василий Иванович, а следом и мы достали мелочь, у кого какая была, и положили на край стола. Мигом она исчезла в кармане старшенького. Снова они отпрыгнули на почтительное расстояние, и старшенький повторил:
— А закурить?
— А по заднице? — нарочито злобно зыркнул на них Василий Иванович, и они затопали к выходу. При этом старшенький недовольно что-то бурчал. Мол, обидели мужика, закурить не дали. Василий Иванович проводил их туманным взглядом и определил: а ведь правда — ни пионерского прошлого, ни буржуазного будущего. Мягче нар вряд ли что попробуют.
— Никак привыкнуть не могу к людям на помойках и к мальцам вот таким с протянутыми ладошками, — признался я. — Вроде как я у них украл чего.
— Не совестись, — успокоил Игорь, — некоторых родители специально в нищенок рядят, чтоб заработать, некоторые так родителям-алкашам на опохмелку собирают. Ты тут при чем?
— Все мы тут при чем, — Василий Иванович ловко скрутил пробку с горлышка «Столичной» и плеснул каждому в стакан. — За тех, кто еще при чем! — объявил он довольно странный тост, но мы возражать не стали, потому как чувствовалась в его словах сердечная справедливость.
Дальше беседа пошла будто бы ни о чем. Василий Иванович, опрокидывая стакан за стаканом, не хмелел, а только суровел лицом, и рассказывал нам о раскладе областных и городских демократических сил. Получалось, что власть в городе принадлежит нескольким даже не кланам, а направлениям: высшим чиновникам областного масштаба, довольно крупной группировке азербайджанцев, захватившей все рынки и оптовые базы, нескольким бизнесменам высокого полета, среди которых Мовшензон относился к заоблачно-московским, паре свежих авторитетов и одному еще доперестроечному вору в законе по кличке Копченый. Прочие силы, партии и движения в зачет не шли, потому как ничего, кроме свободы слова, за собой не имели. Отдельной строкой выделялись ФСБ и УВД, которые, успевая соревновательно поддевать друг друга, занимали выжидательно-подбирательную позицию. То есть знали все и обо всех, но, исходя из новых демократических подходов к следственным органам, активные действия предпринимали только тогда, когда «клиенты» подставлялись настолько, что не взять их в оборот было все равно что подойти к окошечку кассы, где выдают зарплату, выстояв длинную очередь, и вежливо от нее отказаться. Все мало-мальски сильные люди тянулись к нефте- и газопроводам, подкладывали под свои разжиревшие попки системы бензоколонок, скупали недвижимость и отсылали прибыль по отработанным зеленым каналам за бугор. На Севере, где добывали черное и голубое золото, им потихоньку эти трубы перекрывали местные умельцы, но все ниточки так или иначе тянулись в первопрестольную. Там осуществлялся высший принцип демократии: от каждого по ясаку, каждому по потребностям, уровень которых определяет место на крайне разветвленной иерархической лестнице. В этом демократическом ликбезе я начал теряться, как в высшей математике, поэтому задал, пожалуй, самый дурацкий вопрос современности: