Хроники безумной подстанции, или доктор Данилов снова в «скорой» - Шляхов Андрей (читать книгу онлайн бесплатно без .TXT) 📗
Вадик плюнул на медицину и ушел работать массажистом в какие-то бани, благо соответствующие «корочки» и навыки у него имелись. Спустя полгода после увольнения он появился на подстанции, привез два торта, рассказал, что все у него хорошо, и исчез теперь уже навсегда.
Директор Боря примерно через год после увольнения Вадика внезапно уволился со «Скорой» и устроился на работу в одну крупную медицинскую страховую компанию, начальником отдела или кем-то в этом роде. Сам он ссылался на пошатнувшееся здоровье, которое не позволяло ему оставаться на столь нервной работе, как руководство региональным объединением, но злые языки поговаривали, что Боря уволился не столько по медицинским, сколько по юридическим показаниям – почувствовал, что его вскорости «возьмут за жабры» за многочисленные финансовые нарушения, и поспешил слинять. Видимо, злые языки были правы, поскольку вскоре после Бориного ухода региональное объединение замучили проверками, но отдуваться за все грехи пришлось уже новому директору региона.
Конан уволился следом за заведующим-директором и устроился на работу в МЧС, в один из спасательных отрядов. Он серьезно занимался альпинизмом и дайвингом, так что приняли его с распростертыми объятиями. Аптекарь же перешел на другую подстанцию, находившуюся на противоположном конце Москвы, но уже не в качестве старшего фельдшера по АХ, а просто старшего фельдшера, то есть немного поднялся по карьерной лестнице. Но долго на новой должности не удержался, поскольку никаких организационных навыков не имел и ушел работать медицинским представителем (коммивояжером) в одну индийскую фармацевтическую компанию. Медицинское представительство – это та ниша, куда попадают все медики, которым больше некуда идти. Были бы ноги да язык, а все остальное неважно.
Волшебная сила искусства
Кардиолог Смирнов был женат на актрисе. Не на этуали первого порядка, но на довольно востребованной в сериалах и узнаваемой повсюду. Смирнов очень любил свою жену. С учетом того, что он постоянно дежурил, а она постоянно была на съемках (чаще всего в Минске – там снимать гораздо дешевле), семь лет супружества не притупили остроту впечатлений. Достаточно было услышать, как Смирнов разговаривает с женой по телефону, чтобы понять – это таки любовь. Настоящая.
– Лизонька!.. Как ты?! Как съемки?.. Все хорошо?.. Ну тебе же все всегда удается сразу, потому что ты талантливая!.. А что голос такой хриплый?.. Ты не простудилась?.. Знаешь, у меня в Минске бывший однокурсник работает, доцент на кафедре ЛОР. Я сейчас позвоню и договорюсь, чтобы он тебя проконсультировал! Со связками шутки плохи, особенно в твоей профессии… Скажи, милая, а ты не можешь выкроить пару деньков для того, чтобы наведаться в Москву? Я та-а-ак по тебе соскучился, моя заинька…
И так далее, и тому подобное.
Слышать, как воркует с женой по телефону доктор Смирнов, было очень удивительно, ибо воркование совершенно не увязывалось с его обликом. Хагрида все видели? Слегка причешите его, оденьте в белый халат, и у вас получится доктор Смирнов. А для тех, кто не видел Хагрида, – описание внешности Смирнова. Двухметровый рост, косая сажень в плечах, длинные, вечно лохматые волосы, разбойничья борода, огромные руки, низкий «диаконский» бас. «Диаконский» потому, что в старину таким мощным голосом, от которого дрожали стекла и гасли свечи, отличались диаконы. И вот стоит такая громада и басит в телефон: «Ах, ты моя заинька… Ах ты моя кисанька…» Смешно! Прикольно! И очень трогательно.
Но смеяться надо было втихаря. Характер у Смирнова был добрый и покладистый, как у многих брутальных здоровяков, он спокойно реагировал на шуточки-подначки коллег, но только в том случае, если эти шуточки касались его самого. Жена Смирнова была священна и неприкосновенна. Попробуй тронь… Однажды больничный осляк (в слове нет опечатки, это новое слово, созданное мною из «осла» и «остряка») доктор Кочергин сказал Смирнову, что его жена «милая, но звезд с неба не хватает». Смирнов молча и сразу разбил Кочергину нос. Ожидать от добродушного интеллигентного Смирнова рукоприкладства, да еще и столь эффективного в своей результативности, было невозможно. Для сравнения – это все равно что увидеть Гитлера, покрытого талесом, на субботней молитве в синагоге. Теоретически допустимо, но практически быть такого не может. Главный врач поверил в то, что Смирнов мог ударить человека (да еще и коллегу!) только после того, как Смирнов сам это подтвердил – было такое дело, и еще будет с каждым в случае повторения подобных высказываний.
Повторения, разумеется, не было. Смирнов, ходивший до рукоприкладства у медсестер просто в любимцах, превратился в их кумира. Ах, какой мужчина, кто бы мог подумать…
Иногда жена приезжала к Смирнову на работу. Нет, не для того, чтобы привезти ему свежесваренного борща или свежеиспеченных пирожков, а потому что вечно теряла ключи. Надо было видеть картину их встречи… Увидев жену, Смирнов начинал светиться, будто стоваттная лампочка, устремлялся ей навстречу, не знал, куда усадить, и то и дело восклицал:
– Надо же, Лизонька! Какая радость! А мне сегодня та-а-акой вкусный тортик принесли…
И так далее, и тому подобное.
– Миша! Какие тортики! – томно упрекала жена, вечно сидевшая на диете. – Ты мне еще шоколаду предложи!
– Да! Конечно! Прости, Лизонька! – волновался Смирнов. – У меня яблочки есть! Вкусные! Сейчас принесу!..
Когда жена уходила (а надолго она никогда не задерживалась), Смирнов провожал ее до больничных ворот. Шел по терапевтическому корпусу, а затем – по больничной территории сияющий, радостный. Жену нежно придерживал своей лапищей под острый локоток. Если на пути попадалась лужа, то без слов подхватывал жену на руки и переносил через нее. Уходящей долго махал рукой вслед. Впору было подумать, что в следующий раз они встретятся через много лет, а не через несколько часов. Картина по Вознесенскому: «Я тебя никогда не забуду, я тебя никогда не увижу». Трогательно до невозможности.
О показе очередного сериала с участием жены Смирнов извещал коллег как минимум за неделю. А с началом показа каждое утро искательно заглядывал всем в глаза – ну как? Понравилось? Каждую похвалу в адрес жены, даже самую скупую, Смирнов воспринимал как дар небесный – сиял, расплывался в улыбке и проникался приязнью к похвалившему. Зная эту смирновскую слабость, коллеги частенько ею пользовались в корыстных целях. Надо, к примеру, кому-то из кардиологов обменять новогоднее дежурство на обычное будничное, декабрьское или январское. Вообще-то, нулевой вариант, никаких шансов. Но если подкатиться к Смирнову и начать разговор с того, что Елизавета Александровна в последнем сериале сыграла блестяще, то можно считать, что дело в шляпе. Смирнов, вне всякого сомнения, пойдет навстречу человеку, разбирающемуся в искусстве. Просто не может не пойти.
Единственным днем в году, когда Смирнова нельзя было заставить дежурить, был день рождения его жены. Такой праздник – это святое! А если жена находилась в отъезде, Смирнов брал три дня за свой счет и мчался к ней на крыльях любви. Администрация всегда шла ему навстречу, потому что другого выхода у нее не было. Не дашь ему эти три дня, так он просто прогуляет… Махнет на все рукой и уедет к своей Лизоньке. Лучше уж уступить, опять же – у людей та-а-акая любовь.
Любовь была взаимной, не подумайте, что жена Смирнова, подобно Ольге Книппер-Чеховой и многим другим актрисам, всего лишь позволяла супругу обожать себя. Нет, она его тоже любила. Однажды зимним вечером Смирнов получил на дежурстве сотрясение мозга. Возвращался после консультации из соседнего хирургического корпуса не по галерее, а по улице (решил немного освежиться холодным воздухом), поскользнулся, ударился головой о край скамейки так, что ненадолго потерял сознание. Произошло это возле терапевтического корпуса, кто-то из медсестер увидел падение из окна, и потому помощь Смирнову была оказана немедленно – отвезли в приемное отделение, сделали рентген, госпитализировали в неврологическое отделение, начали лечить… Смирнов порывался встать и продолжить свое дежурство, но ему этого сделать не дали, уговорили полежать хотя бы до прихода заведующего отделением, понаблюдаться несколько часов, а то мало ли что.
