Черепахи – и нет им конца - Грин Джон (лучшие книги читать онлайн txt) 📗
– А вот я хочу встречаться, – сказала Дейзи. – Я бы сама занялась богатеньким сиротой, только он глаз не сводил с тебя. И кстати, вот интересный момент: угадай, кто получит миллиарды, если Пикет-старший умрет?
– Дэвис и Ноа?
– Нет. Подумай еще.
– Зоолог?
– Нет.
– Сдаюсь.
– Шевели извилинами.
– Ладно. Ты.
– Увы, но нет, что очень несправедливо. Я миллиардер без миллиардов, Холмси. У меня душа владельца частного самолета, а в жизни я катаюсь на общественном транспорте. Это настоящая трагедия. В общем, не я. Не Дэвис. И не зоолог. А туатара!
– Погоди. Кто?
– Туа, черт ее возьми, тара. Малик сказал, что об этом давно все знают. Послушай! – Она взяла смартфон. – Статья в «Звезде Индианаполиса» за прошлый год. «Рассел Пикет, основатель компании “Пикет инжиниринг”, шокировал одетую в смокинги публику на вчерашнем вручении награды, учрежденной нашим зоопарком. Миллиардер объявил, что завещает состояние своей туатаре. Этих существ, чей возраст может превышать сто пятьдесят лет, Пикет назвал “волшебными”. Он признался, что обеспечил наилучшие условия для изучения и содержания своей туатары. “Исследование Туа и ее тайн, – заявил миллиардер, назвав свою питомицу по имени, – даст людям ключ к долголетию и позволит лучше понять, как развивалась жизнь на земле”. На вопрос нашего журналиста, является ли правдой новость о завещании, Пикет ответил утвердительно: “Все мои средства будут принадлежать одной лишь Туа, до самой ее смерти, а затем пойдут в пользу других туатар”. Представитель “Пикет инжиниринг” сообщил, что события частной жизни руководителя не скажутся на деятельности компании». Лучший способ послать подальше детей – оставить все деньги ящерице!
– Насколько ты помнишь, это не ящерица, – поправила я.
– Холмси, однажды тебе дадут Нобелевку за Невероятную Педантичность. Я буду тобой ужасно гордиться.
– Спасибо.
Я остановилась у многоквартирного дома, где жила Дейзи, и припарковала Гарольда.
– Выходит, если отец Дэвиса умрет, сыновья не получат ни цента? Разве не должен он заплатить хотя бы за их обучение в колледже?
– Не знаю. Однако мне кажется, если бы Дэвис мог, непременно сдал бы своего папочку.
– Да, – согласилась я. – Но ведь кто-то должен быть в курсе. Один мистер Пикет ничего бы не сделал, правда? Нельзя просто так исчезнуть.
– Конечно. И возможных соучастников очень много. В компании тысячи сотрудников. Да и в поместье неизвестно сколько людей. В смысле, у них есть даже зоолог.
– Наверное, ужасно, когда в твоем доме весь день полно народа. И даже не родственники, а просто так, посторонние.
– Ты права, Холмси. Какое мучение – слишком угодливые слуги!
Я рассмеялась, а Дейзи хлопнула в ладоши.
– Ладно. Вот мои задачи: прочитать о том, как составляют завещания, и достать полицейский рапорт. Твоя задача: влюбиться в Дэвиса, что ты и так почти уже сделала. Спасибо, что подвезла. Пойду притворяться, будто люблю сестренку.
Она схватила рюкзак, вышла и громко хлопнула драгоценной хрупкой дверью Гарольда.
Дома я села смотреть телевизор с мамой, но думала все время о том, как Дэвис держал мою руку и разглядывал палец.
Доктор Сингх говорит – у меня обсессивные мысли, но когда она впервые произнесла это слово, я услышала «агрессивные», и такое название мне нравится больше, потому что они как сорняки – агрессивно вторгаются в мою биосферу из какого-то далекого мира и выходят из-под контроля.
Предполагается, что такие мысли есть у каждого. Ты стоишь на мосту или где-то еще и вдруг непонятно почему представляешь, что мог бы спрыгнуть. Если ты – такой же, как большинство, ты просто говоришь себе: Какая чушь! И живешь дальше. Однако у некоторых людей навязчивая мысль может и победить. Она вытесняет все остальные, пока не превратится в единственную. И ты без конца либо думаешь ее, либо стараешься от нее избавиться.
Смотришь с мамой сериал про детективов, путешествующих во времени, вспоминаешь о мальчике, который держал твою руку, а потом тебе приходит в голову: надо отлепить пластырь с пальца, проверить, нет ли там воспаления.
Тебе не хочется, это просто навязчивая мысль. Они есть у всех. Но свою ты прогнать не в силах. Поскольку ты довольно долго ходила на когнитивно-поведенческую терапию, ты говоришь себе: Я – не мои мысли. Хотя в глубине души не уверена, из чего именно состоишь. Ты приказываешь себе нажать на крестик в верхнем углу, закрыть эту мысль. И, может быть, она уходит ненадолго. Ты возвращаешься домой, на диван, к маме, и вдруг твой мозг говорит: Погоди-ка! А если в ране инфекция? Почему не проверить? Не стоило снимать пластырь в школьной столовой, не самое стерильное место. А еще ты плавала на каноэ по реке.
Теперь ты нервничаешь, потому что тысячу раз бывала на этом родео. Ты хочешь выбирать свои мысли сама. В конце концов, река действительно грязная. Попадала ли на руку вода? Там и одной капли хватит. Нужно отлепить пластырь. Ты говоришь себе, что старалась не касаться воды, но твое «Я» отвечает: А если ты прикоснулась к чему-то, на что попала вода? Ты говоришь себе, что рана почти точно не воспалилась, однако пространство, созданное словом «почти», тут же заполняется мыслью: Надо проверить. Просто проверь, чтобы мы успокоились. И тогда – ну, хорошо, ладно – ты идешь в ванную, отклеиваешь пластырь и видишь, что крови нет, но на марлевой подушечке могло остаться немного влаги. Ты поднимаешь пластырь и рассматриваешь его насквозь в желтом свете, и да, влажное пятно определенно там есть.
Это, конечно, может быть пот, но может – и речная вода или, еще того хуже, серозно-гнойные выделения, верный признак инфекции. Ты находишь в аптечке антисептическую мазь, выдавливаешь немного на палец, и она страшно жжется, а потом хорошенько моешь руки, напевая песенку про алфавит, чтобы точно отмерить полных двадцать секунд, рекомендованных Центром профилактики заболеваний. Тщательно вытираешь руки. И вонзаешь ноготь большого пальца в трещину болячки, выдавливаешь кровь, пока не выйдет вся, а потом промокаешь рану салфеткой. Берешь пластырь из кармана джинсов, где он никогда не кончается, и аккуратно заклеиваешь палец. Возвращаешься на диван, смотришь телевизор, вся дрожишь, чувствуя, как мало-помалу тебя отпускает, и с облегчением сдаешься на милость своей природы.
Потом, через две, или пять, или шесть сотен минут, ты вдруг задумываешься: Погоди, а весь ли гной я выдавила? И вообще, там был гной или только пот? Если гной, тогда, наверное, нужно выдавить его снова.
Вот так спираль сжимается без конца.
Глава 6
На следующий день после уроков я присоединилась к толпе учеников, устремившейся к выходу по переполненным коридорам школы, и добралась до Гарольда. Нужно было сменить пластырь, и это заняло несколько минут, но я все равно решила подождать еще немного, пока народ не разъедется. Чтобы убить время, я отправила сообщение Дейзи и пригласила ее в «Эплби», ресторанчик, куда мы ходили делать уроки.
Несколько минут спустя она ответила: Работаю до восьми. Встретимся после?
Я: Тебя отвезти?
Она: Нет, уже еду с папой. Дэвис тебе писал?
Я: Нет. Написать самой?
Она: НИ ЗА ЧТО!
Она: Жди от 24 до 30 часов. Очевидно. Ты заинтригована, а не одержима.
Я: Поняла. Не знала, что существуют заповеди для пишущих эсэмэс.
Она: Существуют. Мы почти приехали, мне пора. Сейчас будем спички тянуть, кому надевать костюм Чака. Молись за меня.
Мы с Гарольдом отправились домой, но я вдруг поняла, что могу поехать куда угодно. Не совсем куда захочу, но почти. Могу сгонять в Огайо или Кентукки и все равно вернуться домой, когда положено. Средний Запад – всего пара сотен квадратных миль [3], и благодаря Гарольду они в моем распоряжении. Словом, вместо того чтобы повернуть домой, я продолжила путь на север по Меридиан-стрит, оттуда выехала на окружную дорогу. По радио заиграла моя любимая песня, «Все время думаю о тебе», и я прибавила громкость. Басы дребезжали в старых динамиках Гарольда, а в глупом и детском тексте было все, что мне нужно.
