Хозяйка истории. В новой редакции М. Подпругина с приложением его доподлинных писем - Носов Сергей (электронная книга .TXT) 📗
Но не имеет к политике. И на том спасибо.
Мой язык и все мое остальное суть собственность государства.
4 августа
Сегодня весь день дома одна. Володя утром в Отделе. Перечитала вчерашнее – за себя страшно. Что же со мной было вчера? С утра – на грани истерики. Только вечером разрядил. И то ненадолго.
Спать ложилась опять истеричкой.
А сегодня все по-другому. Солнечно. Радостно. Хочется петь. Хожу по квартире, как блаженная, – улыбаюсь. Босиком.
Уже трижды звонил, спрашивал: как?
– Володька, я тебя сильно-сильно люблю. (На третий сказала.)
Он ответил:
– Вот и хорошо.
И хорошо: пусть они знают (те, кто слушают).
………………………………………………………….
А сны дурные мне снятся редко (к слову сказать).
Больше – свежие, безмятежные.
Иногда дети снятся. Просто ребенок.
Мой. Один. Я знаю, что мой.
Но для них эта тема слишком болезненная.
Не надо дразнить гусей.
Молчу.
7 августа
Читала Юлиана Семенова [46] – от скуки.
Надо что-нибудь посерьезнее.
Про дельфийского оракула. Про Пифию. Про египетских жрецов и пр.
Очень любопытно про предсказания по внутренностям птиц, не помню, как называется [47].
15 августа
Я не знаю, чему его там учили по линии психологии, но он со мной делает все что хочет. Я целиком принадлежу ему. Целиком подчиняюсь ему. Я управляема им. Я его раба. Я хочу быть рабой. Рабыней. Я счастлива быть рабыней. Я счастлива и боюсь потерять [48].
26 августа
Кажется, поедем в Крым [49].
Крым – моя любовь.
Засиделась. Пора.
Намекнули, что побуду (для пользы дела) около Бр. Отчего ж не побыть: импозантный мужчина [50].
Крым – это здорово.
И тетку [51] тоже наконец навещу.
Володька рад, что я рада.
5 сентября
Принимала благодарность за Берлинскую стену [52].
Генерал расцеловал весьма неформально.
– А помните, как мы с вами начинали полтора года назад? [53]
Не помню. Я и тогда не помнила. Не понимала, чего от меня добиваются. Да им и не надо мое понимание.
Без понимания легче.
6 сентября
Я как та не умеющая читать машинистка – для переписи секретных документов.
Сама не знаю, что знаю. По-моему, ничего.
7 сентября
Крайне любопытное, невероятное и, если подумать, все же закономерное происшествие. Я уже отошла, успокоилась. Было над чем подумать.
Итак, по порядку.
Я поздно проснулась. Около одиннадцати. Разбудил телефон. Володька: он, по-видимому, сегодня задержится, его загружают делами. В начале второго еще звонок. Теперь генерал. Спрашивает, как мое настроение, не скучаю ли я и т. п. Просит через десять минут выйти на улицу, он будет на машине около нашего подъезда.
Выхожу. Стоит «Волга». Вижу: сидит сам за рулем. Глазам не верю. Сам! Не зная, что и подумать, сажусь в машину – приглашаемая. Мерси. Видите ли, он меня хочет свозить на Ленинские горы – показать Москву, словно я этой Москвы никогда не видела.
Ну, едем. На Ленинские. Разговариваем. О чем говорим? О погоде. А погода и верно – блеск! Бабье лето, тепло, солнышко сияет, генерал мой вдруг начинает мурлыкать: «Бабье лето, бабье лето…» – из репертуара Высоцкого. Я уже на него начинаю коситься: не подшофе ли? Что-то слишком возбужден как будто. Или что-нибудь, может, случилось…
Приезжаем. Остановились. Но из машины так и не вышли. Посмотреть на Москву…
Потому что товарищ генерал, как только остановил машину, взял и положил, недолго думая (хотя, может, и долго – не знаю), свою руку на мое колено. И сказал томным голосом:
– Леночка…
Я оцепенела от неожиданности.
Вряд ли я оцепенела поощряюще, но он не стал терять зря время и, воспользовавшись моим оцепенением, сообщил своей ладони известного рода динамику.
Тут уже я пришла в себя и твердым движением отстранила его дерзкую руку.
– Евгений Евгеньевич! Как вам не совестно! И еще в рабочее время! – сказала я первое, что пришло мне в голову, и, конечно же, не самое уместное и не самое удачное.
Он тут же ухватился за «рабочее время», как за соломинку утопающий.
– Леночка, вы только скажите… я готов в любое время… я готов, как вы скажете…
– Немедленно отвезите меня домой!
Провинившаяся ладонь уже спряталась куда-то под мышку, сам он съежился, как подросток нашкодивший.
И тут я слышу примерно такую речь:
– А вам бы, Елена Викторовна, было бы приятнее… если бы я не по любви, не по влечению… а по долгу службы?.. приятнее, да?.. Ну а если я как раз при исполнении?.. что вы скажете?.. нет?.. То, что любите мужа, это мне даже очень известно… и вашей верностью я восторгаюсь… ну, а если, подумайте сами, если такие вопросы имеются… такой, понимаете, важности… что их надо не так, а вот так, по-особому… на самом высоком, понимаете, уровне… на вашем, понимаете, и на моем?.. Вы ответьте, Елена Викторовна, я вам не нравлюсь?
– Сами не слышите, что говорите, – сказала я строго. – Немедленно отвезите меня домой!
Он завел машину.
Повез.
Сначала что-то еще лепетал несуразное, но, так как я сурово молчала, в итоге тоже умолк.
Уже около дома сказал:
– Елена Викторовна, нам с вами вместе работать. Ответьте, вы не сердитесь на меня?
Я ответила:
– Нет.
И пожелала:
– Всего доброго.
На том и расстались.
Сейчас девять. Начинаются новости. Володьки еще нет. Его хорошо загрузили. Браво, товарищ генерал. С большим запасом. Вы мне начинаете нравиться. Нет, я не сержусь. Даже как-то смешно. Не волнуйтесь, мужу не скажу ни слова. Не хочу вешать на него ваши проблемы [54].
10 сентября
Горло першит. Насморк. Т – 37,7. Похоже, заболеваю. Как бы Крым не накрылся.
11 сентября
Накрылся Крым.
Обычная простуда, но будут госпитализировать. «Чтобы не было осложнений». – В Центральную. – На время отсутствия мужа. – Изолируют, одним словом.
Это все очень забавно. Похоже, они нашли повод меня дообследовать.
А Володька-то в самом деле поедет один.
Зачем же один? Что он там без меня? Смешно.
Да! Было еще!
– А что, – спросила, – генерал тоже поедет?
– А как же.
– Ну, Володька, смотри, поведет тебя, вот увидишь, по девочкам.
Засмеялся. Не понял.
12 сентября
Итак, дело сделано. Меня заточили. Знакомое место. Отдыхай и принимай витамины.
Я сразу сказала – никаких процедур – как в прошлом году, такого не будет. Без этого. Простуда – значит простуда! И только.
Как будто согласны. А сами ходят довольные: попалась, голубушка!.. В белых своих накрахмаленных халатах…
Угодливы, предупредительны, уступчивы.
Евнухи.
А я жена султана – наилюбимейшая. Последняя и единственная. «Жил-был султан. Он обанкротился. У него осталась одна жена и триста шестьдесят пять евнухов» [55]. – Про нас, милый.
Виноград. Фрукты. На обед – что-то диковинное.
Сам султан – Володька мой ненаглядный – тоже к обеду пожаловал, навестил. И ему дали порцию. С научно обоснованным содержанием железа. Вкушали вдвоем – за столиком больничным, напротив того самого алькова – того, где в прошлом году мы так ловко проработали с ним американцев. Ух. Хоть и не помню ничего, а вспоминаю – дыхание перехватывает.