Дуэт с Амелией - Вогацкий Бенито (книги бесплатно читать без .TXT) 📗
И вдруг такой удар. Может, он сразу подумал о Швофке, то есть о том, как лучше все это ему преподнести. Парень-то оказался слабаком и обманщиком.
А я все еще на что-то надеялся, никак не мог перестроиться. Но, взглянув краем глаза на веранду, убедился, что Амелия исчезла. Словно ее и не было. Это меняло дело.
Можно я пойду? - спросил я.
- Что?!
- Я спрашиваю: можно я пойду ?
- А это все как же?
- Да не надо мне ничего, я...
В прихожей слышались шаги, хлопали двери, люди входили и выходили, кто в туалет, кто в погреб, кто куда. Чистая случайность, что до сих пор никто не заглянул в столовую.
- Что с тобой, собственно, происходит? - спросил меня Конни. Выкладывай все как есть, или мне придется тебя задержать.
Он сказал это так грустно, что я ему даже посочувствовал. Ну, в том смысле, что ему придется прибегнуть к таким мерам. Я поставил его в трудное положение. А Амелию теперь ищи-свищи, и руку на прощание не подала, и драгоценности бросила. Не сможет начать жизнь сначала-там, где она теперь.
- Это все она тебе оставила? спросил Конни. Он уже сообразил, что к чему.
Я промолчал. Да и что было говорить?
В этой обстановке ему ничего другого не оставалось, как кивнуть мне: мол, следуй за мной.
И тут - как уже не раз случалось в моей жизни - сзади, от дверей, раздался знакомый голос:
- Ни с места! Это мои вещи!
Амелия стояла на пороге с карабином в руках: направив его на Конни, она тихонько прикрыла за собой дверь.
Какое у нее было лицо! То ли она решила не отступаться, то ли вообще обезумела.
Карабин я сразу узнал. Наверняка тот самый. В тот день, когда меня посылали "на фронт", она взяла его и поставила в кладовку. Конни поторопился. Здесь.
в комнатах, он организовал курсы-стулья сдвинули рядами, впереди поставили длинный стол и стали петь новые песни: а там, в подвале, среди щеток и метел, все еще стоял мой карабин. И к нему двадцать патронов, если мне не изменила память.
Амелия, наверное, просто вошла через главный вход. А потом из прихожей спустилась в подвал, что для нее никаких трудностей не представляло как-никак ее дом.
И тем не менее-надо же было додуматься, что внизу так и валяется мой карабин.
И вот она стоит у двери, чуть наклонясь, и, неловко прижимая приклад к плечу, приказывает :
- Сложить все обратно в мешок!
Честно говоря, я в ту минуту не совсем понял, всерьез она или шутит. Мне показалось, что ее, может, - как тогда, в конторе у Доната, - опять потянуло на игру: ну что вы, шуток не понимаете? Сделайте, что я прошу! В общем, я даже развеселился и, наверное, посмотрел на Конни с таким видом, как будто мы с Амелией играем в эту игру с детства.
Но тут она щелкнула затвором. Да так умело, что сразу стало ясно; не в первый раз держит в руках оружие. Умеет с ним обращаться. Именно эта ее сноровка и поразила меня больше всего. Значит, Амелия нс спятила. Она вполне отдавала себе отчет в том, что делает. Мне лично никогда это не удавалось.
И вот я стою и вопросительно гляжу на Конни. Поскорее бы покончить с этим делом. То есть обратно, так обратно, главное.
побыстрее! Ведь в любую минуту могли войти. И я уже нагнулся над мешком.
Погоди! - мягко остановил меня Конни.
Он наконец все понял. И спросил Амелию: Всерьез надеетесь, что удастся уйти?
Она стояла бледная, решительная, ни намека на игру.
- От вас зависит, ответила она. рывком откинув прядь, упавшую на глаза.
Тут Конни, к моему величайшему удивлению, вдруг опустился на стул: подперев рукой подбородок и не сводя с меня глаз, он погрузился в раздумье. Он искал во мне ответ или же пытался уяснить мою вину. может. и так. А я не знал, что сказать в свое оправдание. Почему я только что был на танцах, а теперь оказался здесь. Они уже приняли меня в свою среду, привлекли меня к себе, чтобы я подышал их воздухом и воодушевился. Но я принес с собой и то, другое, что все время было со мной, - то ощущение счастья, которое не осознаешь, пока жена балаганщика не выразит его словами.
Я зачем-то ощупал рукой то злосчастное место на штанах и взглянул на Амелию, ища в ней поддержки. Но она по-прежнему сжимала в руках карабин и все так же неотрывно смотрела на чужака, сидевшею на стуле и не обращавшего на нее внимания.
Словно подробно все со мной обсудив, Конни вдруг махнул рукой и спокойно сказал:
- Забирайте и уходите.
Но она еще крепче вцепилась в карабин и бросила:
- Чтобы вы тут же послали своих вдогонку.
Бог ты мой, каким тоном это было сказано! Амелия вмиг превратилась во властную даму, настоящую госпожу. Не оставалось ни тени сомнения: она всерьез, любой ценой хотела начать жизнь сначала. Я сделал вид, будто ничего не понял, и принялся демонстративно запихивать ценности обратно в мешок...
- И не подумаю, - заверил ее Конни таким голосом, словно командовал бандой головорезов.
Но она сухо возразила:
- С чего бы мне вам доверять?
И Конни ответил, тяжело вздохнув и кивнув в мою сторону:
- Пусть он скажет. Он желает вам добра.
Для него лучше вас никого на свете нет. Ради вас он даже пошел на кражу. Так как, можно мне доверять?
Я кивнул.
- Вполне.
Завязывая горловину мешка, я взглянул на нее.
Теперь она смотрела на меня-злобно, как на врага: ведь я любил ее, но вот уже и заколебался. С таким далеко не уедешь.
И когда я хотел подать ей "залог новой жизни" - назовем это так, - она перевела карабин на меня и крикнула:
- Стой!
Мол, не подходи!
Потом меня часто спрашивали, неужели я в тот миг не понял, что к чему. Но понять было не так-то просто. От обиды кровь бросилась в голову-это да. Но я не знал, что безумная решимость всегда сопутствует боязни проявить слабость. Зато Конни об этом кое-что знал. Потому и стал вдруг рассказывать о прошлом. О том, как он попал сюда, в Хоенгёрзе, из тюрьмы. И Амелия опустила карабин-то ли руки устали, то ли спокойный голос рассказчика настроил ее на мирный лад. Теперь она как бы стояла у дверей на часах и внимательно слушала. Он провел в тюрьме в общей сложности девять лет. Сперва семь и потом еще два. Под конец сидел в Дрездене, в тюрьме на Мюнхенерплац, "может, знаете-недалеко от Политехнического института". Там был приговорен к смертной казни за то, что сообщал новости с фронтов пленным полякам и русским. Может, таким, как украинец-кочегар на паровозе или как поляки-сапожники в курятнике. И приведение приговора в исполнение было назначено на восемнадцатое февраля.
