Женщина, у которой выросли крылья (сборник) - Ахерн Сесилия (книги полностью бесплатно txt) 📗
И пусть не сами матери корпят над законами, что призваны осложнить жизнь ей и ее семье, но такие, как они. Их мужья и любовники. После партии в теннис, прохладного душа и чашечки кофе они идут в кабинеты, чтобы принять решения, запрещающие беженцам и иммигрантам приезжать в их страну. Этакие добряки, любители капучино и тенниса, завсегдатаи благотворительных завтраков, которым больше дела до книжных ярмарок и распродаж выпечки, чем до человеческой порядочности. Они настолько хорошо начитанны, что при виде иммигранта вторжение пришельцев из фантастического романа начинает казаться им реальностью и внутри зажигается красный сигнал тревоги.
Она чувствует на себе взгляд сына. Ее мальчик – дитя войны, как зовут его в семье. Он родился в военное время, когда вся жизнь пошла прахом: рухнуло материальное благополучие, мораль, общественные связи. Он живет в постоянном страхе, напряженно ожидая чего-то ужасного, подвоха от судьбы на каждом углу, подлости со стороны любого встречного. Он всегда настороже, он не умеет расслабляться и по-детски радоваться жизни. Она улыбается, чтобы ее тревога не передалась ему через их соприкасающиеся руки.
Это повторяется изо дня в день – утром и еще раз, когда она приходит забрать детей после уроков. Ее трясет от волнения, и сын не может не чувствовать это. И когда ее оскорбляют в супермаркете или когда ее муж – высококвалифицированный инженер – пытается вежливо убеждать, что он способен на большее, чем подметание полов и другая черная работа, за которую он берется, чтобы они могли выжить. Однажды до нее доходит слух, что мечети в Канаде неправильно построены относительно Мекки, что они смещены на несколько градусов. Она, мягко говоря, потрясена. Но у нее есть теория, что земная ось смещена тоже. Если бы она могла, она бы полетела в космос исправить угол ее наклона, чтобы Земля вращалась правильно.
Ее бесит, что муж благодарен за все, что они получают. Почему они должны быть признательны за то, что они зарабатывают тяжелым трудом? Будто они голуби, клюющие крошки, которые бросают им прохожие.
Они с детьми поворачивают за угол – и вот она, школа. Она сосредоточивается, пытаясь не обращать внимания на пульсирующую боль в спине. Спину ломило всю ночь, и даже массаж, который делал ей муж, не помог. Когда он уснул, она легла на пол, чтобы не тревожить его. В спине тянет и стреляет постоянно, но особенно когда она злится, когда от злости ей хочется схватить мир за шкирку и как следует его встряхнуть.
Однажды муж заставил ее пойти к врачу насчет спины. Она напрасно выбросила кучу денег за первое посещение и решила больше не ходить. Нужно беречь каждый цент – вдруг случится что-то серьезное. Кроме того, пульсирующая боль и ломота напоминают ощущения во время беременности. Это не болезнь, а жизнь, растущая внутри. Только в этот раз новая жизнь в ее теле – ее собственная.
Она пробует распрямить плечи, но тяжесть в спине заставляет ее снова согнуться. Они уже у самых ворот. Вокруг кучки мамаш – чешут языками. Две или три поворачиваются, здороваются. Есть такие, кто просто пробегает мимо, не обращая на нее внимания, занятые своими мыслями, – у них плотный график, планы, им надо успеть догнать самих себя. Они безобидные. В отличие от тех, кто сбивается в кучу. Вот группка теннисисток. Эти хуже всего. На них белые короткие юбки поверх спортивных легинсов, на плечах спортивные сумки. Ткань трещит по швам на пышных задах – сжатая плоть пытается найти выход.
Одна, посмотрев на нее, беззвучно шевелит губами, как страдающая ксенофобией чревовещательница. За ней другая, третья. Шепот, взгляды. Такова реальность ее опрокинутой жизни. За ней постоянно подсматривают. Она издалека, она чужая и этому уже не помочь. Она подозрительна, потому что не хочет быть похожей на них, быть одной из них.
Сегодня они припозднились, и она злится на себя. Не оттого, что дети пропустят начало урока, а потому, что они пришли в самое опасное время – родительницы как раз развели детей по классам и столпились у ворот. Обсуждают что-то, планируют детские праздники, вечеринки, куда ее детей не пригласят. Они стоят на дороге, и, чтобы пройти стороной, придется пробираться по узкой тропке гуськом вдоль стены, отирая другим боком грязные машины, стоящие на парковке. Конечно, можно пройти напрямик через их толпу, что означает привлечь внимание, здороваться, разговаривать.
Она злится на себя за нерешительность, за свой страх перед кучкой этих глупых куриц. Не для этого она бежала от войны, не успев ничего взять с собой, бросив дома все и всех, кто был ей дорог. Они прыгнули ночью в забитую людьми лодку в чем были. Всю дорогу она прижимала к себе дрожащих от ужаса детей, не зная, доберутся ли они до берега. Вокруг было темно и тихо, только морская вода бурлила у ног.
Но это еще не все. Потом они долго томились в душном транспортном контейнере, где толком не было ни света, ни еды, но было зловонное отхожее место в углу. Сердце ее изнывало от тоски. Она боялась, что она разрушила жизнь своих детей, собственными руками вырыла им могилу. Словом, не для того она прошла через весь этот кошмар, чтобы останавливаться на полпути.
Пульсация в спине усиливается. Боль поднимается от копчика до самых плеч. Мощные волны боли, как родовые схватки, – каждый приступ все сильнее, но чередуется со странным облегчением.
Когда она подходит, женщины умолкают и поворачиваются к ней. Они стоят у нее на пути, придется просить их посторониться. Ее затруднение хоть и по-детски глупое, но реальное, тем паче что от боли она не может говорить. Кровь бросается ей в голову, сердце бешено стучит в ушах. Кожа на спине туго натягивается. У нее чувство, что ее порвет как при родах. И поэтому она знает, что грядет новая жизнь. Она поднимает голову, выпрямляется и бесстрашно смотрит им в глаза. Она чувствует в себе гигантскую силу, огромную внутреннюю свободу, чего этим женщинам не понять. Ведь никто не грозил отнять у них свободу, они не знают войны и как легко война превращает людей в зомби, а их разум в тюремную камеру, так что свобода становится дразнящей фантазией.
Теперь она чувствует, что не только кожа, но и ее черная абайя на спине туго натянулась. Потом раздается треск ткани, и воздух холодит ее голую кожу.
– Мама! – Сын смотрит на нее круглыми глазами. – Что происходит?
Вечно боится: что-то будет дальше? Она добыла для него свободу, но он все еще в заключении. Она видит это каждый день. Дочке проще – она младше и быстро привыкает к новому, хотя оба навсегда получили от жизни прививку правды.
Абайя рвется полностью, и она вдруг ощущает мощный толчок снизу вверх, так что ее вместе с детьми поднимает над землей и снова опускает. Дочка хихикает, а сын, кажется, испуган. Теннисистки смотрят на нее в шоке.
– Мама! – шепчет дочка, вырывая у нее руку, чтобы забежать со спины. – У тебя крылья! Большие и красивые!
Она оглядывается. Вот они: множество фарфорово-прекрасных перьев и размах два метра. С удивлением она понимает, что может управлять своими крыльями, напрягая и расслабляя мышцы спины. Выходит, все это время ее тело готовилось к полету. Дочка визжит от восторга, а сын крепко вцепился в нее, ища защиты от пристальных взглядов женщин.
Расслабив мышцы, она опускает крылья и укрывает ими детей, потом и сама прячет голову в белое пушистое облако своих перьев. Дочь веселится, а сын робко улыбается, капитулируя перед этим волшебством. Чувство безопасности обманчиво.
Она снова расправляет крылья и гордо поднимает голову – как свободный дикий орел на самой высокой из вершин.
Женщины все стоят у нее на пути, остолбенев от потрясения.
Она улыбается. Ее мать однажды сказала ей: единственный способ пережить – это пройти через все до конца. Нет, она ошиблась, ведь можно подняться вверх.
– Держитесь крепче, детки.
Они послушно хватают ее за руки – крепко, не оторвать.
Размах ее крыльев огромен. Эти маленькие руки – ее лучший стимул. Другого ей не надо. Все всегда для них. Всегда было и будет. Лучшая жизнь. Счастливая жизнь. Спокойная жизнь. Жизнь, которой они достойны.
