Гений - Драйзер Теодор (е книги .txt) 📗
- Знаете, - сказал Юджин, отрываясь от "Касиды" Бертона и глядя в карие глаза Мириэм, - у меня от Нью-Йорка голова идет кругом. Это такой замечательный город.
- Что вы имеете в виду? - спросила она.
- А то, что в нем столько всевозможных чудес. Я на днях видел лавку, где полным-полно всяких старинных украшений, драгоценностей, невиданных камней и одеяний. И, бог ты мой, чего там только нет! Такого количества вещей я не видел за всю свою жизнь. Да взять хотя бы этот непритязательный с виду дом в тихом переулке - и вдруг такая комната! Снаружи как будто ничего особенного, а внутри - прямо дух захватывает, столько роскоши, такие произведения искусства!
- Вы говорите об этой комнате? - спросила она.
- Ну, конечно, - ответил он.
- Прошу вас заметить, мистер Уилер, - сказала Мириэм, обращаясь к своему молодому другу-редактору, - в первый раз в жизни меня обвиняют в том, что я купаюсь в роскоши. Поэтому, когда будете писать обо мне, не забудьте упомянуть об окружающей меня роскоши. Мне это нравится!
- Непременно, я так и сделаю.
- Обязательно. И о произведениях искусства тоже.
- Разумеется, и о произведениях искусства тоже, - сказал Уилер.
Юджин улыбнулся. Ему нравилась живость Мириэм.
- Я знаю, что вы хотите сказать, - заметила она. - Я испытывала то же в Париже. Заходишь в маленький домишко, самый обыкновенный с виду, и наталкиваешься на изумительные вещи - груды прелестных нарядов, всякая старина, драгоценности. Где это я читала такую статью?
- Надеюсь, не в "Крэфт?" - сказал Уилер.
- Нет, не думаю. Кажется, в "Харперс базар".
- Какая гадость! - воскликнул Уилер. - "Харперс базар", - нашли что читать!
- Но ведь это как раз ваша тема. Почему бы вам не написать об этом в своем журнале?
- Обязательно напишу, - пообещал он.
Юджин подошел к роялю, стал перебирать кипу нот. И опять наткнулся на незнакомые ему и, очевидно, выдающиеся вещи - "Арабский танец" Грига, "Es war ein Traum"* Лассена, "Элегия" Массне, "Нимфы и пастушки" Перселя, вещи, самые названия которых говорили о чем-то ярком и красивом. Глюк, Сгамбатти, Россини, Чайковский, итальянец Скарлатти... Юджину стало ясно, как мало он знает музыку.
______________
* "То был сон" (нем.).
- Сыграйте что-нибудь, - попросил он, и Мириэм с улыбкой подошла к роялю.
- Вы знаете романс "Es war ein Traum"? - спросила она.
- Нет, - сказал он.
- Очаровательная вещь, - сказал Уилер. - Спойте!
Юджин и раньше предполагал, что Мириэм поет, но это богатство красок в ее голосе было для него неожиданностью. Голос был не сильный, но приятный и теплый, и его вполне хватило для тех вещей, которые она бралась петь. Она подбирала для себя музыку так же, как туалеты, - сообразуясь со своей индивидуальностью. Лирические, исполненные поэзии интонации спетого ею романса произвели на Юджина огромное впечатление. Он был в восторге.
- Вы прекрасно поете! - воскликнул он, придвигая свой стул к самому роялю и глядя ей в глаза.
Она поблагодарила его быстрой улыбкой.
- Если вы будете и дальше говорить мне комплименты, я готова петь для вас, сколько хотите.
- Я ужасно люблю музыку, - сказал он. - Ничего в ней не понимаю, но вот такие вещи мне особенно нравятся.
- Вам нравится то, что действительно хорошо. Мне это понятно. Я и сама все это люблю.
Он был польщен и благодарен ей. Она спела "Соловья", "Элегию", "Последнюю весну" - все незнакомые Юджину вещи, но он понимал, что это музыка, которая свидетельствует об изощренном понимании, изысканном вкусе и подлинно артистическом темпераменте. И Руби играла на рояле, и Анджела последняя даже очень недурно, но он был убежден, что ни та, ни другая понятия не имели об этих вещах. Руби наигрывала популярные песенки, Анджела же предпочитала избитые мелодии, красивые, но слишком уж приевшиеся. А этой женщине не было дела до вкусов широкой публики - она далеко опередила их. Юджину захотелось доставить удовольствие своей новой знакомой, обворожить ее. Он придвинулся поближе и, улыбаясь, смотрел на нее, а она отвечала на его улыбку. Как и многим другим, ей нравились его лицо, рот, глаза, волосы.
"Какой он милый", - подумала она, проводив Юджина. А он ушел от нее с ощущением, что это выдающаяся, исключительная женщина.
ГЛАВА XXI
Хотя Мириэм, по-видимому, нисколько не считалась со своей семьей, последняя оказала на ее жизнь немалое влияние. Родители ее были типичными представителями Среднего Запада, у которых права и требования такой изысканной натуры, как их дочь, не находили ни сочувствия, ни понимания. С тех пор как Мириэм еще шестнадцатилетней девочкой обнаружила склонность к искусству, родители стали ревниво оберегать ее от тлетворного, как они считали, влияния артистической среды. Когда из Огайо она переехала в Нью-Йорк, мать последовала за нею и, пока девушка училась в художественной школе, была при ней неотлучно и повсюду сопровождала ее. Затем, решив, что для Мириэм полезно побывать за границей, она отправилась туда вместе с нею. Вся жизнь молодой художницы протекала под самым пристальным наблюдением. Мать была с нею, когда она жила в Париже в Латинском квартале, мать не отходила от нее, когда она осматривала художественные галереи и дворцы Рима. И на развалинах Помпеи и Геркуланума, и в Лондоне, и в Берлине повсюду ее сопровождала мать, маленькая сорокапятилетняя женщина с железной волей. Она была убеждена, будто знает точно, что именно необходимо для ее дочери, и ей до некоторой степени удавалось внушить это и Мириэм, пока у той постепенно не появились собственные взгляды и вкусы. И тогда между матерью и дочерью начались трения.
В душе девушки родилась смутная догадка, сменившаяся затем ясным сознанием, что ее жизнь зажата в тиски. Ее постоянно предостерегали от общения с тем или иным человеком, ей рисовали опасности, какие сулит молодому, неопытному существу жизнь беспечной богемы. О браке с каким-либо заурядным художником ей нельзя было даже и думать. Лепка с натуры, особенно с обнаженных натурщиков, первое время приводила ее мать в ужас. Она настояла на том, чтобы присутствовать на этих сеансах, и дочь считала, что иначе и быть не может. Но, наконец, вечный контроль матери, ее взгляды, ее интеллектуальное давление стали раздражать дочь, и тогда между ними произошел открытый разрыв. Это была одна из тех размолвок между отцами и детьми, которые могут стать настоящей трагедией для консервативных родителей. И сердце миссис Финч было разбито.
