Дилетантское прощание - Тайлер Энн (чтение книг txt) 📗
Меня разбудила хлопнувшая входная дверь. Пегги ушла, подумал я, но услышал, как звякнули ключи, брошенные в фарфоровое блюдо в прихожей.
– Дороти? – окликнул я.
– М-м-м? – На ходу читая открытку, найденную в корреспонденции под почтовой щелью, сквозь арочный проем жена вошла в гостиную: – Ох! Ты заболел?
– Чуток рассопливился. – Я с трудом сел и посмотрел на часы: – Сейчас пять!
Дороти не поняла:
– У меня пациент не явился.
– Я проспал весь день!
– На работу не пошел? – спросила Дороти.
– Пошел, но Айрин отправила меня домой. Жена фыркнула: она знала характер Айрин. – А потом пришла Пегги, принесла суп. Опять фырканье: она знала и Пегги. Дороти бросила почту на журнальный столик и скинула сумку с плеча. Дамские сумочки она не признавала и вечно ходила с битком набитой потертой сумкой коричневой кожи – в старых черно-белых фильмах такие носили шпионы. На белой врачебной куртке виднелся диагональный след от ремня. Дороти часто принимали за повара, только не главного. Порой меня это смешило, но не всегда.
Дороти прошла в кухню, чтобы перекусить крекерами. Она всегда завершала свой рабочий день ровно шестью крекерами – «рекомендованной порцией», указанной на упаковке. Жена моя рабски следовала подобным рекомендациям, даже если это касалось половинки кекса (но дело далеко не всегда ограничивалось питанием).
Да вот беда, в тот день крекеров на месте не оказалось.
– Ты не видел мои крекеры? – из кухни крикнула Дороти.
– Что? Нет. – Я спустил ноги на пол и закутался в «плед».
– Не могу найти. На столе их нет.
Я промолчал, поскольку сказать было нечего. Через секунду Дороти возникла в дверном проеме:
– Ты убирался в кухне, что ли?
– Кто, я?
– Столешницы пустые. Ничего не могу найти.
Я поморщился:
– Наверное, Пегги постаралась.
– Лучше не лезла бы. Куда она подевала крекеры?
– Понятия не имею.
– Я посмотрела в шкафах, в кладовке…
– Позже найдутся, – сказал я.
– А сейчас что мне есть?
– Может, сухарики?
– Я не люблю сухарики, я хочу крекеры. Я примостил голову на диванную спинку.
Если честно, тема уже слегка притомила.
К несчастью, Дороти это заметила:
– Может, тебе все равно, но я весь день ничего не ела. Только кофе выпила! Я оголодала.
– А кто виноват-то? – возразил я. (Мы уже не раз это обсуждали.)
– У меня столько дел, что некогда поесть.
– Дороти, с раннего утра до позднего вечера ты живешь на кофе с сахаром и сливками. В основном на сахаре и сливках. А еще врач!
– Да, я врач. И очень усердный врач. У меня ни минуты свободного времени.
– Другие тоже очень заняты, но как-то исхитряются подкрепиться.
– Возможно, у других совести меньше.
Дороти подбоченилась. Сейчас она слегка смахивала на бульдога. Раньше я этого не замечал.
Ну почему, почему, почему надо было это заметить именно в тот день? Почему я не сказал: «Милая, ты, конечно, проголодалась и поэтому злишься. Давай-ка пойдем на кухню и чем-нибудь тебя покормим»?
А вот почему. Из-за ее следующей реплики:
– Кто бы говорил! К тебе-то вон няньки бегают с домашним супчиком.
– Вовсе не домашним, а консервированным. И я не просил. Я и есть-то не хотел. Так и сказал Пегги: есть не хочу.
– А тогда зачем она поперлась в кухню?
– Приготовила мне чай.
– Чай! – Дороти скривилась, как будто я сказал «опий». – Она сделала тебе чай?
– А что такого?
– Ты же не любишь чай!
– Это лечебный чай, для горла.
– Ах, для твоего горлышка! – с притворным сочувствием проговорила Дороти.
– У меня ангина.
– Заурядная ангина, но все всполошились. Почему оно так всегда? Толпы преданных сиделок наперегонки бегут о тебе позаботиться.
– Ну к-к-кому-то надо этим заняться, – сказал я. – Ты-то не очень обо мне заботишься.
Дороти промолчала. Затем развернулась, взяла свою сумку и вышла на веранду. Было слышно, как она шваркнула сумку на стол и села в скрипнувшее вращающееся кресло.
Дурацкая ссора. Временами размолвки у нас случались. А у кого их не бывает? Мы же не в сказке живем. Однако именно эта ссора выглядела особенно глупой. По правде, я терпеть не могу, когда обо мне пекутся, и нарочно выбрал себе не заботливую жену. А Дороти вовсе не против, чтобы кто-нибудь сделал мне чай. Она даже, наверное, рада. И вот идиотская перепалка из-за ничего, но теперь каждый забился в свой угол и не знает, как из него выбраться.
Закряхтев, я встал с дивана и через прихожую прошел в спальню. Беззвучно притворил дверь, сел на кровать, скинул ботинки и снял фиксатор. (Я ношу полипропиленовый фиксатор голеностопа.) Липучки затрещали, и я сморщился: Дороти догадается, что я укладываюсь в постель, а хотелось, чтобы она маленько помучилась – чем я там занят?
Я затих и прислушался, но уловил только легкий скрип. Нет, это не кресло и не кожаная сумка. До веранды слишком далеко. Наверное, скрипнула половица в прихожей.
Я растянулся на сбитых простынях и уставился в потолок. Сна ни в одном глазу. Ясное дело. Я же проспал весь день. Пожалуй, стоит пойти в кухню и начать готовить какую-нибудь вкуснятину, аромат которой выманит Дороти с веранды. Как насчет гамбургеров? У нас вроде был фунт…
Опять скрип. Уже громче. Даже не скрип, а протяжный треск, завершившийся ударом, после которого что-то мелко задребезжало, зазвякало и застучало. Мелькнула мысль (я понимаю всю ее нелепость), что Дороти, видать, разозлилась не на шутку. Но я тотчас сообразил, что она не тот человек, который в гневе все крушит. Я сел, сердце мое колотилось.
– Дороти! – окликнул я и неуклюже слез с кровати. – Дороти! Что там такое?
В одних носках я шагнул к двери и лишь тогда вспомнил о фиксаторе. Я могу ходить и без него, только очень медленно. Вернуться и надеть? Нет, некогда. А куда я задевал свою трость? Поди знай. Я распахнул дверь спальни.
И будто очутился на краю леса.
Вся прихожая была завалена сучьями, листьями и кусками коры, чешуйки которой плавали в пыльном мареве. Невесть откуда что-то выпорхнуло – то ли пичуга, то ли крупный жук. Слышался разрозненный грохот – вывалилась оконная рама, что-то деревянное ухнуло на пол. Я ухватился за сломанную ветку и, опираясь на нее, протиснулся вперед. Я еще не понимал, что произошло. Я был ошеломлен, нет, даже скорее в шоке, сознание мое сбоило. Я только понимал, что в гостиной лес этот еще гуще, а Дороти осталась на веранде, которую не разглядеть за листьями и ветвями с меня толщиной.
– Дороти!
Тишина.
Я стоял возле журнального столика. Я видел его край с окантовкой иониками. Не странно ли, что слово «ионики» легко пришло на ум? Я снова посмотрел вперед и понял, что сквозь эти джунгли на веранду не пробьешься. Тогда я двинулся обратно, рассчитывая выбраться из дома через парадную дверь и попасть на веранду с улицы. На пути в прихожую я миновал диван (сейчас неразличимый) и тумбочку, на которой лежал радиотелефон, усыпанный ошметками коры. Я его схватил и нажал кнопку вызова. О чудо, телефон откликнулся гудком. Я старался натыкать 911, но руки у меня так тряслись, что палец попадал на «решетку» вместо девятки. Наконец с очередной попытки я набрал номер и поднес трубку к уху.
– Пожалуйста, охарактеризуйте происшествие, – сказал женский голос.
– Что?
– Происшествие охарактеризуйте, пожалуйста, – повторил голос.
– Что?
– Требуется полиция? – утомленно спросил голос. – Пожарная служба? Скорая помощь?
– Да, п-п-пол… не знаю… Пожарные! Нет, «скорая»! «Скорая»!
– Что случилось, сэр?
– Д-д-дерево упало! – сказал я и только сейчас сам понял, что произошло. – На мой дом упало дерево!
Оператор ужасно медленно зарегистрировала мой вызов, словно подавая пример, как надо себя вести. Но я должен действовать! Я не могу стоять столбом! Где-то я читал, что специальное оборудование службы 911 само определяет адрес абонента, и теперь не понимал, зачем все эти вопросы, ответ на которые должен быть известен.
