Душа Николаса Снайдерса, или Скряга из Зандама - Джером Клапка Джером (первая книга .TXT) 📗
Кристина все еще спала, когда Николас снова вошел в кухню. Он развел огонь, приготовил завтрак, а затем нежно разбудил ее. Теперь уже не было сомнения в том, что это Кристина. Как только ее взгляд упал на старого Николаса, к ней вернулось выражение испуганного кролика, которое всегда раздражало его. Оно рассердило его и сейчас, но теперь он злился на самого себя.
- Вы так крепко спали вчера вечером, когда я вошла в... - начала Кристина.
- Что ты побоялась разбудить меня, - перебил ее Николас. - Ты думала, что старый скряга рассердится на тебя. Послушай, Кристина, вчера был выплачен последний долг твоего отца. Это был долг одному старому моряку, которого я раньше не мог найти. Теперь ты больше никому не должна ни цента, и от твоего жалованья еще осталось сто флоринов. Это твои деньги, можешь получить их, когда хочешь.
Кристина ничего не могла понять, и последующие дни тоже были непостижимой загадкой для нее. Николас ничего ей не объяснял. Душа Яна перешла к очень мудрому старику, который знал, что хорошее настоящее заставляет забыть плохое прошлое. Для Кристины было бесспорным только одно: прежний Николас Снайдерс таинственно исчез и на его месте появился новый Николас, который смотрел на нее добрыми глазами, искренними и честными, внушающими доверие. Кристине казалось, что она сама, своей безответностью, своей мягкой обходительностью, добилась столь разительной перемены. И это объяснение не казалось Кристине фантастическим, оно было ей приятно.
Вид заваленного бумагами стола стал ненавистен Николасу. Вскакивая рано утром, он исчезал на целый день и возвращался уже вечером, утомленный, но в отличном настроении. Он приносил с собой цветы, а Кристина смеялась и говорила, что это сорная трава. Но разве дело в названии? Для Николаса они были прекрасны.
В Зандаме дети убегали от него, собаки при виде его поднимали лай. Поэтому Николас, пробираясь окольными тропинками, уходил далеко за город. Дети в окрестных деревнях скоро привыкли к добродушному старику, который любил стоять, опираясь на палку, и наблюдать за их играми, прислушиваться к их смеху. Обширные карманы старика были неистощимыми складами всяких вкусных вещей. Взрослые, проходя мимо него, перешептывались о том, как похож он с виду на старого злого Ника, Зандамского скрягу, и недоумевали откуда он взялся. Но не только лица детей научили его улыбаться. Он впервые узнал, что такое волнение в крови, увидел, что мир полон сказочно красивыми девушками и красивыми женщинами, и все они, правда в разной степени, внушают к себе любовь. Это смутило его покой. Но потом он убедился, что Кристина по-прежнему для него остается красивее и желаннее всех. Тогда каждое красивое лицо стало радовать его: оно напоминало ему Кристину.
Когда на другой день вечером он вернулся домой, Кристина встретила его с заплаканными глазами. Фермер Бирстраатер, старый друг ее отца, приходил повидаться с Николасом и, не застав его дома, говорил с Кристиной. Какой-то жестокосердный кредитор хочет присвоить его ферму и выбросить его на улицу. Кристина притворилась, будто не знает, что этот кредитор - сам Николас, и высказала удивление, что бывают такие жестокие люди. Николас ничего не ответил, но на следующий день фермер Бирстраатер пришел снова, сияя широкой улыбкой, глубокой благодарностью и безграничным удивлением.
- Но что, что могло случиться с ним? - без конца повторял фермер Бирстраатер.
Кристина улыбнулась и ответила: "Может быть, милосердный господь коснулся его сердца", но про себя подумала, что он делает это просто под влиянием хорошего человека. Весть об этом случае разнеслась повсюду. Кристину стали осаждать со всех сторон, и, видя, что ее посредничество неизменно приводит к успеху, она становилась с каждым днем все лучшего мнения о себе и, конечно, о Николасе Снайдерсе. Новый Николас был большим хитрецом. Душа Яна, жившая в нем, наслаждалась, уничтожая зло, созданное душой Николаса. Но ум Николаса, оставшийся у него, шептал: "Пусть девочка тешится, пусть думает, что все это - дело ее рук".
Все эти новости дошли однажды до ушей госпожи Тоуласт, и в тот же вечер она уже сидела в уголку у камина, напротив Николаса Снайдерса, который курил и, казалось, скучал.
- Вы строите из себя дурака, Николас Снайдерс, - сказала госпожа Тоуласт. - Над вами все смеются.
- Пусть лучше смеются, чем проклинают, - проворчал Николас.
- Можно подумать, что вы забыли обо всем, что происходило между нами, да? - спросила госпожа Тоуласт.
- Хотел бы забыть, - вздохнул Николас.
- В вашем возрасте... - начала она.
- Я чувствую себя моложе, чем когда бы то ни было, - перебил ее Николас.
- По вас этого не видно, - язвительно сообщила ему гостья.
- Какое значение имеет внешность? - воскликнул Николас. - Душа - вот что определяет человека.
- Нет уж, в нашем мире внешность имеет немалое значение, - возразила госпожа Тоуласт. - Да если бы я захотела последовать вашему примеру и сделать из себя посмешище, - сколько есть кругом молодых людей, отличных молодых людей, красивых молодых людей...
- С какой стати я буду стоять у вас поперек дороги, - поспешно перебил ее Николас. - Вы правы, я стар, и у меня черт знает что за характер. На свете действительно много мужчин, которые гораздо лучше меня и более достойны вас.
- Не спорю, есть более достойные, - заявила госпожа Тоуласт, - но нет более подходящего. Я вам уже сказала свое мнение. Девушки - для юношей, а для стариков - старухи. Я в здравом уме, Николас Снайдерс, чего не могу сказать о вас. Когда вы снова станете самим собой...
Николас Снайдерс вскочил с места.
- Я никогда не переставал быть самим собой, - вскричал он, - и всегда буду жить своим умом! Кто смеет говорить, что я это не я?
- Я смею, - с раздражающим хладнокровием отчеканила вдова. - Николас Снайдерс перестал быть самим собой, если по просьбе смазливой куклы обеими руками швыряет за окно свои деньги. Его кто-то околдовал, и мне жаль его. Она будет вас дурачить ради своих дружков, пока у вас не останется ни одного цента, а потом досыта посмеется над вами. Когда вы придете в себя; Николас Снайдерс, вы сойдете с ума от того, что вы сейчас делаете, помяните мое слово!