Искажение. Пятая глава (МАКАМ XIV. Существо) - Панов Вадим (читаем книги txt) 📗
– Звучит немного пафосно, но мне нравится.
– Какими ты видишь свои лучшие работы? – вдруг спросила девушка.
– Они заставляют молчать.
– Почему это важно?
– Потому что сильные чувства переживают молча. Люди впитывают картину и не видят ничего вокруг – им становится не с кем говорить.
– Может быть… – Марси вновь повернулась к работам Редьки. К парусникам в Море и Небе, котам, гуляющим где вздумается, и удивительным подводным городам. К работам, в которых прошлое сплеталось с невозможным, создавая будущее. Повернулась, посмотрела примерно с минуту, молча впитывая в себя холсты, а затем негромко сказала: – Кажется, я поняла, зачем мы встретились.
– Зачем?
– Ты должен написать Пророчество.
– Я ничего о нём не знаю.
– Я тоже, – пожала плечами девушка. – Но оно должно быть связано с морем и небом, которые отражаются друг в друге, наполняя мир светом и силой. Где-то в их смешении скрыто зерно древних слов, но его нельзя пощупать – только почувствовать. И я думаю, Редька, тебе нужно почувствовать это зерно и вырастить из него новое отражение. Ты должен написать Пророчество.
Растерянный художник поднялся, тут же вернулся на табурет, погладил бёдра, встал, потоптался рядом с Марси, разглядывая собственные картины так, словно впервые увидел, и неожиданно для самого себя ответил:
– Я постараюсь.
– Почему? – тут же спросила девушка, незаметно подмигнув рыжему коту. – Я сделала очень странное предложение.
– Ты и сама странная, – хмыкнул Редька. – Но ты права: мне давно пора написать что-нибудь новое.
– Не новое, – покачала головой девушка. – Ты должен написать то, что видишь только ты.
– В любом случае, я согласен.
– Договорились, – кивнула Марси. И добавила: – Ты дал слово.
– Но не назвал сроки.
– Ты напишешь быстро, – уверенно ответила девушка. – Я чувствую.
Они помолчали.
К картинам подошли люди, пара туристов в панамах, легчайших одеждах и солнечных очках, которые они не сняли, разглядывая выставленные работы. Что они могли увидеть в очках? «Просто рисунки»?
– Смотри, какая киса! – засмеялась женщина, устав от созерцания картин.
В ответ поднявшийся рыжий выгнул спину и зашипел.
– Наверное, дикий.
Туристы направились дальше, к памятнику Кораблям, а Редька спросил:
– Что ты делаешь в путешествиях? Любуешься миром?
– Вспоминаю его.
– Ты слишком молода, чтобы ничего не помнить.
– Я умею видеть отражённое.
– Это талант?
– Это жизнь.
– И каким ты видишь мой город?
– Сильным.
Несколько секунд художник обдумывал ответ, а затем кивнул:
– Да, он такой.
– Такой, – подтвердила Марси. – Твой город очень сильный.
И она не лгала.
Севастополь встретил девушку солнцем, но в прищуре старых домов прятались тени. Севастополь казался по-южному сонным, расслабленным, но каждый его камень знал кровь, много раз отразился в алых каплях, впитал её, горячую, спрятал под пылью минувших дней и запомнил навсегда. Каждый камень знал подвиг, но не кричал о том хвастливо, потому что подвиг – это кровь, а кровь делает молчаливым. Каждый камень отразился в небе моря, и море отступило, признав Севастополь твердью.
Поэтому Марси видела его сильным.
И даже трипалы, низшие грешники, захватившие крепость после смерти предыдущего принципала, не смогли унизить город и превратить в грязное место. Трипалы ушли, оставив после себя лишь резкую вонь, брезгливо рассеянную развеселившимся ветром. Трипалы ушли, но демоны, их пославшие, не собирались мириться с поражением, и Марси знала, что они обязательно вернутся.
«И один из них поблизости, – неожиданно подумала девушка, ощутив ауру высшего Первородного. – Где-то совсем рядом…»
Рыжий кот зевнул и повернул толстую башку в сторону Тридцатой батареи.
«Проклятый Виссарион! Обманул! Специально подстроил! Задурил голову!»
Умом Фокалор понимал, что ругается напрасно: Обуза сдержал слово и отдал ему подлинную Тетрадь, но ругаться не прекращал, потому что кого-то нужно было назначить виноватым за неудачу.
За то, что ничего не получалось.
В Севастопольской тетради Кородоб отобразил весь подземный мир старой русской крепости, скрупулёзно указав входы и выходы, основные помещения и даже даты постройки. Некоторые участки открывались легко, попасть в них можно было через поверхность, проходы в другие скрывались в подвалах военных объектов и жилых домов; но та подземная зона, на которую нацелился Фокалор, в которой, он это знал, Древние прятали главную тайну, – оказалась закрыта и запечатана.
Сначала Фокалор собирался проникнуть в неё через Тридцатую батарею, прошёл до самого нижнего уровня, заваленного ещё во время Вторжения, и с тех пор не тронутого, пробил дорогу через твердь, но споткнулся о зачарованный люк, вскрыть который не смог даже с помощью герметических таблиц «Наложение силы» – самого современного сборника грешных заклинаний. Фокалор пытался сокрушить старинный заслон целых шесть часов, но в конце концов сдался, убедившись, что чары Древних ему не по зубам, отправился в Константиновский равелин, промучился два часа, но тоже ничего не добился. Поднялся на поверхность злой как собака, вернулся к машине, возле которой его дожидались взятые для подсобных работ трипалы, и угрюмо оглядел помощников.
Словно выбирая, кого убить.
И удивляясь, как этим низшим удавалось два с лишним десятилетия удерживать власть над городом.
Смерть старого московского принципала заставила оживиться его врагов. Империя зашаталась, на чудесный полуостров предъявили права и азиаты, и европейцы, назревала война, но всех переиграл Молох: предложил Элизабет на время «заморозить» вопрос полуострова, отдав его тем, кто гарантированно не сможет владеть жемчужиной вечно.
Власть перешла к трипалам, над которыми Молох принялся устанавливать власть, однако Фокалор всё равно не смог добраться до подземелий: Шаб прямо запретил копаться в севастопольских секретах, и Элизабет подтвердила распоряжение. И только после смерти Древних Фокалор обрёл возможность заняться городом по-настоящему. К сожалению, к этому времени москвичи выкинули с полуострова низших, слово Молоха потеряло власть, и работать приходилось в партизанских условиях.
Но и отказываться от затеи Фокалор не собирался – он ждал этой возможности двести с лишним лет.
«У меня получится, – сказал себе баал. – Тетрадь у меня. Если не сумею войти через обозначенные ворота – пробьюсь в какой-нибудь тоннель из соседнего подземного хода. Я сумею!»
Но это потом, если не получится пройти через последние ворота.
Фокалор подозвал к себе главаря трипалов – мрачного здоровяка по прозвищу Грiцо, и сообщил:
– Отправляемся на Корабельную сторону.
Если Москва – это семь холмов, то Севастополь – три стороны: гордая Северная, парадная Южная и рабочая Корабельная, с морским заводом и грандиозными Лазаревскими казармами. Завод Марси не увлёк, а вот казармы заинтересовали настолько, что она специально поднялась к ним, пробралась за ограду и медленно обошла задремавшие в тёплой крымской ночи дома, помнящие и великих адмиралов, и великие войны, прокатившиеся по камням южного оплота Империи. Помнящие взрывы и кровь, наступающих чужаков и убегающих прочь, помнящие силу и упрямство наших.
Старые казармы…
Внутрь зданий девушка не пошла, побродила вокруг, по залитому лунным светом плацу, отошла к ограде, полюбоваться с высоты холма на бухту, как вдруг услышала за спиной ехидный голос:
– Не спится?
Улыбнулась и, не оборачиваясь, ответила:
– Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на сон. Или сериалы. Или глупые споры…
– На что нужно тратить жизнь?
– На эмоции и чувства. На то, что недоступно мёртвым.
Следующий вопрос прошелестел чуточку обиженно:
– Откуда ты знаешь, что я мёртвый?
Похоже, кое-кто хотел устроить ночной гостье сюрприз и теперь расстроился.
