Черепахи – и нет им конца - Грин Джон (лучшие книги читать онлайн txt) 📗
По лбу покатился пот, а если уж я начну потеть, то надолго. Я потею часами. Намокают не только лоб и подмышки. Потеет шея. Потеет грудь. Потеют икры. Может, у меня и в самом деле жар?
Под столом я сунула в карман старый пластырь, достала новый и налепила его на палец. Я стала вдыхать через нос и медленно выдыхать ртом, как учила доктор Карен Сингх: «Представь, что дышишь на свечу, Аза. Пламя подрагивает, но горит. Горит всегда». Я старалась, однако спираль моих мыслей, несмотря ни на что, продолжала сжиматься. Я прямо-таки слышала, как доктор Сингх запрещает мне браться за телефон и читать одно и то же, но я все равно вытащила его и снова уткнулась в статью о микрофлоре.
Спираль такая штука – если двигаться по ней внутрь, она никогда не кончится. Будет сжиматься бесконечно.
Я положила остатки сэндвича в пластиковый пакет на молнии, встала и бросила его в переполненную мусорку. За спиной послышался голос Дейзи.
– Мне сильно волноваться, что ты за день всего два слова произнесла?
– Спираль, – пробормотала я в ответ.
Она понимает – мы дружим с шести лет.
– Ясно. Прости. Давай сегодня зависнем?
Одна девчонка, Молли, подошла к нам, улыбаясь, и сказала:
– Дейзи, к твоему сведению, эта ядовитая газировка тебе рубашку покрасила.
Моя подруга оглядела себя: и в самом деле, на полосатой ткани появились розовые пятна. Дейзи поморщилась, но тут же распрямила спину.
– Так и задумано, Молли. В Париже сейчас все так ходят. – Потом она повернулась ко мне: – Ну вот. Поехали к тебе, будем смотреть «Повстанцев».
Дейзи увлекалась «Звездными войнами». Ее интересовало все: фильмы, книги, анимационные сериалы, детская передача, где герои сделаны из «Лего». Она даже написала рассказ о любовной жизни Чубакки.
– Будем тебя веселить, пока не скажешь три, а то и четыре слова подряд. Как тебе предложение?
– Неплохо.
– А потом отвезешь меня на работу. Извини, сегодня я без машины.
– Ладно.
Я хотела добавить что-нибудь еще, однако непрошеные, нежеланные мысли продолжали лезть в голову. Будь я автором, перестала бы думать о своей микрофлоре. Сказала бы Дейзи, как мне понравилась ее идея насчет арт-проекта и что я действительно не забыла Дэвиса Пикета. Помню, как в одиннадцать лет меня мучил смутный, но постоянный страх. Как однажды в лагере мы с Дэвисом лежали на краю пристани на грубо отесанных досках и болтали ногами, глядя в безоблачное летнее небо. Мы почти не разговаривали и редко смотрели друг на друга, но это была ерунда, потому что мы оба видели одно и то же небо, а тут, наверное, больше интимности, чем в обмене взглядами. Смотреть на тебя может любой. Но очень редко встречаешь человека, который видит тот же мир, что и ты.
Глава 2
Страх почти вышел из меня вместе с потом, но по дороге на урок истории я не удержалась, достала телефон и снова принялась изучать ужасы о микрофлоре человека. Я читала на ходу, и тут из кабинета меня окликнула мама. Она сидела за металлическим столом, склонившись над книгой. Мама преподавала математику, но ее страстью была литература.
– Никаких телефонов в коридоре, Аза!
Я спрятала мобильник и зашла в класс. До урока оставалось четыре минуты, для разговора с мамой – самое то. Она, должно быть, заметила что-то в моих глазах.
– Как себя чувствуешь?
– Нормально.
– Ты же не волнуешься?
Доктор Сингх запретила спрашивать, волнуюсь ли я, и мама старалась не задавать прямых вопросов.
– Все хорошо.
– Ты ведь принимаешь лекарство.
Утверждение вместо прямого вопроса.
– Да, – ответила я и, по большому счету, не соврала.
В девятом классе у меня был нервный срыв, и мне прописали круглые белые таблетки, по одной в день. Я пила их в среднем раза три в неделю.
– Ты вся…
Мокрая. Вот что она хотела сказать.
– А кто решает, когда зазвонит звонок? – спросила я.
– Знаешь, даже понятия не имею. Наверное, кто-то из администраторов.
– Интересно, почему большая перемена длится тридцать семь минут, а не пятьдесят? Или не двадцать две? Или сколько бы там ни было?
– Я смотрю, голова у тебя работает вовсю.
– Просто странно. Решает кто-то, кого я не знаю, а я должна жить по его правилам. По чужому расписанию. А ведь я этого человека даже не видела.
– Да. С такой точки зрения, как и с многих других, американские школы похожи на тюрьмы.
Я широко раскрыла глаза.
– Боже, мама, как ты права! Металлодетекторы, серые стены.
– И точно так же переполнены, и недостаточно финансируются, – добавила она. – И тут, и там все делаешь по звонку.
– Не можешь сам решить, когда тебе обедать, – продолжила я. – И в тюрьмах есть властные, продажные охранники, совсем как учителя в школе.
Она быстро взглянула на меня, но тут же рассмеялась.
– Ты сразу домой после уроков?
– Да. А потом отвезу Дейзи на работу.
Мама кивнула.
– Иногда мне так хочется, чтобы ты снова стала маленькой, но потом я вспоминаю о пиццерии «Чак-и-Чиз».
– Она просто копит деньги на колледж.
Мама бросила взгляд на свою книгу.
– А вот если бы мы жили в Европе, за учебу не пришлось бы много платить. – Я приготовилась выслушать монолог о ценах на образование. – В Бразилии, в большинстве стран Европы, в Китае есть бесплатные университеты. А здесь они хотят двадцать пять тысяч в год, и это за обучение в родном штате. Я только выплатила кредиты, а скоро брать новые для тебя.
– Но я же только в одиннадцатом классе. У меня полно времени, могу выиграть в лотерею. А если не получится, буду продавать наркотики.
Мама грустно улыбнулась. Ее очень тревожило, где взять деньги на учебу.
– С тобой точно все в порядке? – спросила она.
Я кивнула, и тут раздался сигнал, приказывающий отправиться на историю.
Уроки закончились. Когда я подошла к машине, моя подруга уже сидела внутри. Испачканную рубашку она успела сменить на красную тенниску с логотипом «Чак-и-Чиз» и теперь пила школьное молоко, поставив рюкзак на колени. Ключ от Гарольда я доверяла только Дейзи, даже у мамы не было своего.
– Пожалуйста, не пей в машине непрозрачные жидкости, – попросила я.
– Молоко прозрачное.
– Неправда, – ответила я, подъехала к главному входу и подождала, пока она выбросит коробку.
Возможно, вы кого-то любили. По-настоящему, как описывала моя бабушка, когда цитировала Первое послание к коринфянам апостола Павла – любовью, которая милосердна и терпелива, не завидует и не гордится, все покрывает, всему верит и все переносит. Я не разбрасываюсь этим словом – слишком редкое и дорогое чувство, чтобы обесценивать его частым упоминанием. Можно отлично жить, не зная, что такое истинная любовь, какой описали ее коринфянам, однако мне повезло – я нашла ее с Гарольдом.
Он был «Тойотой-Короллой» шестнадцати лет, а цвет его краски назывался «таинственная морская волна». Его двигатель стучал размеренно, словно чистое металлическое сердце. Раньше на этой машине ездил папа – он-то и выбрал для нее такое имя. Мама решила не продавать Гарольда, и он стоял в гараже восемь лет, пока мне не исполнилось шестнадцать.
Чтобы двигатель после стольких лет заработал, мне пришлось отдать четыреста долларов, то есть все свои сбережения – и карманные, и сдачу, которую удавалось утаить, когда мама посылала в магазин, и плату за летнюю подработку в закусочной, и деньги, подаренные бабушкой и дедом на Рождество. Так что, в каком-то смысле, Гарольд был кульминацией моего существа – по крайней мере, с точки зрения финансов. Я его любила. Я мечтала о нем довольно долго. У него имелся исключительно вместительный багажник, огромный белый руль, сделанный на заказ, и заднее сиденье из бежевой, точно светлая галька, кожи. Он ускорялся плавно и невозмутимо, как буддийский мастер, знающий, что спешить никогда не стоит, а его тормоза повизгивали металлической музыкой. И я любила его.
