Моя любовь когда-нибудь очнется - Мартин Чарльз (мир книг TXT) 📗
Сам Брайс вряд ли помнил, о чем мы с ним говорили, но у меня разбросанные по всему трейлеру конверты не шли из головы. На полу Брайсова жилища валялось как минимум четверть миллиона долларов в банковских чеках. Тот чек, который он предлагал мне взять, я, разумеется, оставил вместе с остальными. Его деньги были мне не нужны, да и рассказывать кому-то о наследстве, которое досталось Брайсу от отца, я не собирался – настоящие друзья должны хранить чужие секреты. Вместе с тем мне не хотелось, чтобы кто-то попытался обвести Брайса вокруг пальца, пользуясь тем, что он, мягко говоря, не всегда бывал достаточно трезв. Диггер, конечно, совсем небольшой городок, но и в нем нашлось бы немало охотников до чужого, готовых без колебаний ободрать Брайса как липку.
Несколько недель спустя, выехав на тракторе боронить дальнее поле, я снова задумался о своем друге. Мне казалось совершенно неправильным, что один из самых богатых людей Южной Каролины живет в трейлере рядом с давно закрытым кинотеатром для автомобилистов, расхаживает нагишом и хлещет дешевое пиво. Если никто о нем не позаботится, сказал я себе, это может кончиться плохо.
На следующий день я отправился к Брайсу и собрал все конверты, какие только смог найти. Мой приятель мылся раз в неделю, и я позаботился о том, чтобы мой визит пришелся как раз на такой день. Когда от Брайса стало пахнуть чуточку меньше, мы втроем – он, я и Блу – погрузились в мой грузовичок и поехали в Чарльстон, к человеку, который, по словам Брайса, заправлял его наследственным траст-фондом.
Человека этого звали Джон Кэглсток, и он был худым коротышкой с розовыми щечками и носом картошкой, на кончике которого чудом удерживались круглые очки. Формально Кэглсток не мог распоряжаться средствами фонда, однако он все же позаботился о том, чтобы денежки не лежали без дела. Основанная им фирма собирала лицензионные платежи, выполняла распоряжения Брайса и занималась другими делами по обслуживанию капитала, получая за это неплохие комиссионные. Кстати, то, что Брайс вообще отдавал какие-то распоряжения, стало для меня неожиданностью, однако он делал это достаточно регулярно, проявляя при этом завидную твердость и решительность. Во всяком случае, все его приказы мистер Кэглсток выполнял точно и в срок.
После нашей встречи-совещания – главным образом, благодаря всем тем лестным вещам, которые наговорил обо мне Брайс, – мистер Кэглсток стал столь же беспрекословно выполнять мои распоряжения. Кроме того, приятель представил меня своим троюродным братом, и мистер Кэглсток тут же притащил целый ворох документов, которые я должен был подписать. Я пытался отказываться, говоря, что на самом деле мы вовсе не родственники, но Брайс велел мне не возникать и подписывать. Тогда, сказал он, ему больше не придется таскаться за тридевять земель в этот, как он выразился, «паршивый городишко».
В общем, я внимательно прочитал документы, уловил суть и поставил свою подпись. Начиная с этого дня фирма Кэглстока не могла совершать ни одной сделки без моего одобрения. Так распорядился Брайс. Тратить деньги Брайса на свои личные нужды я не мог, зато получал право контролировать деятельность Кэглстока и следить за тем, куда его фирма намерена инвестировать средства фонда. Брайс считал такой порядок оптимальным.
С тех пор мистер Кэглсток звонил мне примерно раз в месяц. Мы подробно обсуждали все новые проекты, и я – очень вежливо – разрешал или запрещал ему совершать те или иные сделки с деньгами фонда.
Здесь нужно сказать, что чем больше я общался с Брайсом, тем отчетливее понимал, что под маской эксцентричного пьянчужки скрывается человек с живым и острым умом, который – во всяком случае, в периоды, так сказать, «просветления» – хорошо знает, чего хочет. Думаю, тот день, когда мы ездили в Чарльстон, как раз совпал с одним из таких периодов.
Как бы там ни было, за три года моего ежемесячного общения с мистером Кэглстоком Брайс заработал огромные средства, практически удвоив свой наследственный фонд. Оглядываясь назад, я понимаю, что это произошло скорее благодаря удачно сложившейся рыночной конъюнктуре и предпринятым мистером Кэглстоком исследованиям, а не благодаря моим усилиям. Должен сказать прямо, этот парень отлично знал свое дело, и я сумел многому у него научиться.
Как-то Мэгги спросила меня, есть ли у Брайса завещание, и я ответил, что не знаю. Впоследствии я навел справки и выяснил, что никакого завещания в природе не существует. У Брайса просто не было никого, кому он мог бы оставить свое состояние. Нам с Мэгги это показалось неправильным, и я отправился в трейлер к Брайсу, чтобы обсудить с ним эту проблему.
– Скажи, – начал я, – если вдруг ты завтра умрешь, кого бы ты хотел видеть на своих похоронах?
Не моргнув глазом, он ответил:
– Горниста [21].
Нам с Мэгги это, естественно, ничего не дало. Между тем оставшийся нерешенным вопрос был далеко не праздным – особенно для меня, поскольку я добровольно взвалил на себя непростую обязанность заботиться о Брайсовых деньгах. Таким образом, и завещание – хотя бы отчасти – тоже было на мне, а я решительно не знал, что делать. В самом деле, кому можно завещать сорок или пятьдесят миллионов, если парень, который ими владеет, молчит, словно воды в рот набрав? У меня, разумеется, не было никакого желания разыгрывать из себя всемогущего Бога, однако нам с Мэгги все же казалось, что мы сумеем распорядиться деньгами Брайса лучше, чем государство. В конце концов, мы призвали на помощь мистера Кэглстока и составили документ, согласно которому все имущество и активы Брайса должны были достаться детям погибших солдат, которые служили с ним во Вьетнаме в одном подразделении. Большинство из этих детей – сейчас уже давно взрослых – не знали и даже никогда не видели своих отцов, зато Брайс хорошо их знал и помнил. Их личные «собачьи жетоны» – штук пятнадцать или больше – хранились в его трейлере в патронном цинке вместе с наградами.
Кто-то, возможно, спросит, почему я всем этим занимался, если мне не нужны были Брайсовы деньги. Наверное, потому, что сам Брайс то ли не мог этого сделать, то ли просто не сделал, а мне очень не хотелось, чтобы шайка чарльстонских юристов признала его неспособным управлять собственными делами и обобрала до нитки. Теперь же, когда средства фонда удвоились, никто не мог бы обвинить в некомпетентности ни его, ни меня. Больше того, благодаря мне и Кэглстоку вся эта братия тоже неплохо заработала.
Кстати, не уверен, что Брайс знает, какую роль я в действительности сыграл в управлении его деньгами. Странно, но факт. Обычно Кэглсток звонил мне, мы советовались, а потом помещали два-три миллиона в те или иные акции, чтобы заработать для Брайса еще несколько сот тысяч. При всем при этом лично я по-прежнему не знаю, где взять деньги, чтобы заплатить налог на нашу с Мэгги собственность. А ведь благодаря мне Брайс еженедельно, а иногда и ежедневно, зарабатывает в виде процентов на вложенный капитал куда больше, чем я способен заработать за год.
Прошлой ночью над Диггером пронесся торнадо. Он поднял в воздух пару коттеджей, разломал их на куски и разбросал в радиусе нескольких миль. Сам я ничего не слышал, но очевидцы рассказывали – шум стоял, словно от мчащегося на огромной скорости товарного поезда. Сделанный мною телефонный звонок убедил меня, что больница не пострадала, и, успокоенный, я решил взглянуть на разрушения. Сев в машину, я покатил в город.
Моим глазам открылась странная картина. С одной стороны дороги Диггер оставался точно таким же, как и накануне, – во всяком случае, никаких разрушений я не заметил. С другой стороны город имел такой вид, словно Бог прошелся по лицу Земли опасной бритвой шириной в пару миль. Как мне рассказали, одного мужчину разбудил звонок соседа, сообщившего, что его трактор валяется вверх колесами в соседском огороде, то есть примерно в миле от того места, где владелец припарковал его накануне. Несколько человек проснуться и вовсе не успели. По предварительным оценкам, таковых было трое.
