Истории жизни (сборник) - Гавальда Анна (бесплатная библиотека электронных книг .txt) 📗
– Ты понимаешь, что все это значило для меня? Для маленького мальчика, которому не хватало духу подняться на седьмой этаж?
Вся моя жизнь была заключена в пространстве между двумя округами Парижа и маленьким загородным домиком. Я никогда не видел родителей счастливыми, мой единственный брат умер, задохнувшись, я женился на первой же своей девушке – сестре одного из приятелей, – потому что не сумел вовремя «смыться»…
Вот такой была моя жизнь. Такой…
Понимаешь, о чем я? Мне казалось, что я заново родился. У меня было чувство, что все начинается сегодня, в ее объятиях, у темной воды, плещущейся рядом с домом, в сырой каморке мадемуазель Ли…
Он замолчал.
– Вы поженились из-за Кристин?
– Нет, это было до нее… А тогда случился выкидыш.
– Я не знала.
– Никто не знал. Да и зачем было кому-то сообщать? Я женился на девушке, которую любил, – как любят юных девушек. Романтическая и чистая любовь. Первые волнения и тревоги… Свадьба вышла грустная. Мне все казалось, что я снова прохожу первое причастие.
Сюзанна тоже вряд ли предполагала, что все пройдет по, так сказать, укороченному сценарию… Она разом утратила и молодость, и иллюзии. Мы все это потеряли, а мой тесть приобрел идеального зятя. Я закончил Высшее горное училище – он и мечтать не мог о лучшей партии для дочери, сыновья-то его были… гуманитариями. Он всегда произносил это слово сквозь зубы.
Мы с Сюзанной не испытывали безумной любви, но покорились судьбе. В те времена одно вполне замещало другое.
Вот я рассказываю тебе все это, хотя не уверен, что ты способна понять… Жизнь так изменилась… Кажется, будто миновали два столетия, а не сорок лет. В те годы девушки выходили замуж, если у них случалась задержка. Для вас это доисторические времена.
Он потер лицо руками.
– Так на чем я остановился? Ах да…
Я говорил, что оказался на другом конце Земли с женщиной, которая зарабатывала на жизнь, порхая с континента на континент, и, кажется, любила меня таким, каким я в действительности был, любила за то, что было у меня внутри. Эта женщина любила меня, не побоюсь этого слова… да – нежно. Все это было так ново. Экзотично. Великолепная женщина, которая, затаив дыхание смотрела, как я ем суп из кобры с хризантемами.
– Вкусный был суп?
– По мне, так чуточку слишком «слизистый»…
Он улыбался.
– И когда я снова сел в самолет, впервые в жизни я не боялся. Я говорил себе: пусть хоть взорвется, хоть рухнет на землю и разобьется – плевать!
– Почему?
– Почему?
– Ну да, непонятно… Я бы чувствовала прямо противоположное… Твердила бы про себя: «Теперь я знаю, почему испытываю страх, и этот чертов самолет просто не имеет права упасть!»
– Ты права. Так было бы правильнее… Тут-то собака и зарыта – я этих слов не произносил. Может, я даже почти надеялся, что он рухнет… Всё так упростилось бы…
– Вы встретили женщину своей жизни и думали о смерти?
– Я не говорил тебе, что хотел умереть!
– Конечно, конечно. Я тоже этого не говорила. Но вы об этом думали…
– Я думаю об этом каждый день. Ты нет?
– Нет.
– Полагаешь, твоя жизнь чего-нибудь стоит?
– Ну… Да… Чего-то стоит… И потом, у меня есть девочки…
– Да это веская причина.
Он поглубже устроился в кресле, и я больше не видела его лицо.
– Да. Согласен – это выглядело абсурдно. Но я только что был так счастлив… Бесконечно счастлив… Я был озадачен и слегка напуган. Неужели это нормально – быть таким счастливым? Это справедливо? Какую цену я должен буду за это заплатить?
Потому что… Не знаю, в чем тут дело – в моем воспитании или в том, что внушали мне святые отцы. А может, все дело в моем характере? Вряд ли я сумею все это объяснить, но одно не подлежит сомнению: я всегда сравнивал себя с рабочей лошадкой. Мундштук, повод, шоры, оглобли, лемех, ярмо, тележка, борозда… И так далее, и тому подобное… С детских лет я хожу по улицам, уставясь носом в землю, как будто это сухая корка, которую необходимо пробить.
Женитьба, семья, работа, отношения с людьми… Через все это я продирался, не поднимая глаз и сжав зубы. С опаской, с недоверием. Кстати, я хорошо играл в сквош – и не случайно: мне нравилось ощущение тесного замкнутого пространства, я любил лупить изо всех сил по мячу, чтобы он летел назад со скоростью пушечного ядра. Я это просто обожал.
– Ты любишь сквош, я – йокари, этим все сказано… – подвела как-то вечером итог Матильда, массируя мое разболевшееся плечо. Помолчав минуту, она добавила: – Подумай над моими словами, в этом что-то есть. Люди суровые в душе, жесткие, непримиримые кидаются на эту жизнь и все время причиняют себе боль, тот же, кто мягок… нет, не то слово… кто гибок, податлив, меньше страдает от ударов судьбы… Думаю, тебе стоит переключиться на йокари, эта игра гораздо забавней. Ударяешь по мячику, который держишь на веревочке, и не знаешь, куда именно он вернется, но точно знаешь, что вернется, обязательно – в этом-то весь кайф. Мне иногда кажется, что я… Что я – твой шарик-йокари…
Я не ответил, и она продолжила молча массировать мне плечо.
– Вы никогда не думали начать все сначала – с ней?
– Да, конечно, думал. Тысячи раз. Тысячу раз хотел, и тысячу раз отступал… Подходил к краю пропасти, наклонялся и в ужасе отбегал. Я чувствовал ответственность за Сюзанну, за детей.
Ответственность за что? Еще один тяжелый вопрос… Я взял на себя обязательства. Подписался, наобещал и должен выполнять. Адриану было шестнадцать, и ничего с ним не ладилось. Он переходил из одного лицея в другой, писал на стенках лифта No future [15] и мечтал об одном: отправиться в Лондон и вернуться оттуда с ручной крысой на плече. Сюзанна была в отчаянии. Она не могла овладеть ситуацией. Кто подменил ее маленького мальчика? Впервые в жизни у нее из-под ног уходила почва, она сидела вечера напролет, не произнося ни слова. Я был не в состоянии окончательно ее добить. И потом, я говорил себе… Говорил, что…
– Что вы себе говорили?
– Не торопи меня, все это так нелепо… Дай вспомнить, что именно я говорил себе тогда. Что-то в этом роде: «Я – пример для своих детей. Их жизнь только начинается, они в том возрасте, когда им надо учиться брать на себя обязательства, какой жалкий пример я им подам, если сейчас брошу их мать…» Ты представляешь, какой бы скандал разразился? Как бы я перевернул всю их жизнь? Смогли бы они потом оправиться? Это было бы смертельным оскорблением. Я не был идеальным отцом, совсем нет, но я для них – пример для подражания, наглядный, самый очевидный, значит… гм-гм… нужно держаться.
Он скрежетал зубами.
– Красиво у меня получилось, правда? И благородно, согласись?
Я молчала.
– Больше всего я думал об Адриане… О том, что должен продемонстрировать моему сыну Адриану, что такое долг. Ты можешь теперь посмеяться вместе со мной, не стесняйся. Не так часто приходится слышать по-настоящему смешную историю.
Я качала головой.
– И все же… Да нет, черт… к чему это все теперь? Все это так далеко… Так далеко…
– Что – и все же?
– Ну… в какой-то момент я все-таки приблизился к пропасти вплотную… Был на грани… Начал подыскивать квартиру, думал уехать на выходные с Матильдой, подбирал слова, репетировал, представлял себе, как все будет. Даже назначил встречу с нотариусом, а потом однажды утром – жизнь все-таки коварная штука! – ко мне в кабинет явилась заплаканная Франсуаза…
– Франсуаза? Ваша секретарша?
– Да.
– Ее бросил муж… Я ее просто не узнавал. Эта властная, бойкая, уверенная в себе женщина, всегда правившая балом, начала чахнуть прямо на глазах. Она плакала, худела, еле держалась на ногах и страдала. Так страдала. Глотала таблетки, еще больше худела и впервые в жизни взяла больничный. Она плакала. Плакала даже в моем присутствии. И тут я проявил себя как настоящий мужчина – собрал все свое мужество и возопил изо всех сил: «Какой негодяй, ну какой негодяй! Как можно поступать так с женой? Как можно быть таким эгоистом? Захлопнуть за собой дверь, потирая руки? Уйти так, как будто отправляешься на прогулку. Как же для него все просто! Слишком просто!»
