Андрокл и лев - Шоу Бернард Джордж (книги .TXT) 📗
голову кидаться на новое; надо использовать наивыгоднейшим образом
заветы и того и другого. Капитан. А что вы, Лавиния, скажете на это? Вы будете благоразумны? Лавиния (на лестнице). Нет, я буду бороться за приход бога, которого еще
нет. Капитан. Вы разрешите мне время от времени вас навещать и вести с вами
споры? Лавиния. Да, красавчик капитан.
Он целует ей руку.
Император. Друзья мои, хотя я, как вы видите, и не боюсь этого льва, его
присутствие держит нас в напряжении, ведь никто не может с уверенностью
сказать, что ему вздумается сделать в следующую минуту. Смотритель зверинца. Кесарь, отдайте колдуна-грека нам в зверинец. У него
есть подход к диким зверям. Андрокл (в расстроенных чувствах). Только если они не в клетках. Их нельзя
держать в клетках. Их надо всех выпустить на волю. Император. Я отдаю этого человека в рабы первому, кто дотронется до него.
Смотритель зверинца и гладиаторы кидаются к Андроклу.
Лев вскакивает и смотрит на них. Они отбегают назад.
Император. Ты видишь, Андрокл, как мы, римляне, великодушны. Мы отпускаем
тебя с миром. Андрокл. Благодарю, ваша милость. Благодарю вас всех, леди и джентльмены.
Томми, Томми. Пока мы вместе, тебе не грозит клетка, а мне - рабство.
Уходит вместе со львом, все пятятся от них в стороны,
оставляя широкий проход.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
В этой пьесе я показал один из случаев преследования ранних христиан не как конфликт между истинной теологической доктриной и ложной, а как пример того, чем по своей сути являются такие преследования: попыткой пресечь пропаганду учения, угрожающего установленному "законному" порядку вещей, операцией, подготовленной и проверенной во имя бога и справедливости политиканами, которые являются типичными соглашателями-собственниками. Все те, в ком горит свет, кто своим внутренним взором провидит в будущем лучший мир, чей дух стремится к более возвышенной и полной жизни для всех, а не для себя за счет других, естественно, внушают страх, а потому и ненависть соглашателям-собственникам, у которых всегда есть наготове против них два верных оружия. Первое - это остракизм, травля, гонения, порожденные тем стадным инстинктом, который заставляет людей с отвращением и ненавистью смотреть на любой отход от общепринятых норм и путем самым жестоких наказаний и самой дикой клеветы принуждать всех, кто отклоняется с проторенного пути, не только вести себя так же, как все остальные, т и во всеуслышание заявлять об этом; надо лишь спровоцировать толпу на эти гонения, организовать ее и вооружить. Второе - повести стадо на войну. Захлестнутые волной собственной воинственности, слепые и глухие ко всему, кроме собственного страха, они немедленно и неминуемо забывают обо всем, даже о завоеванных тяжким трудом и столь дорогих для них гражданских свободах, даже о своих личных интересах.
Нет никаких оснований полагать, что в гонениях на христиан в Риме было заложено нечто большее. Римский император и личный состав его приближенных смотрели на вероотступников почти так же, как министр внутренних дел современной нам Великобритании смотрит на выходцев из мелкой буржуазии, которых какой-нибудь благочестивый полисмен обвиняет в приверженности к Дурному Тону, обозначаемому у нас термином "богохульство". Дурной Тон в данном случае является нарушением Хорошего Тона, другими словами, фарисейства. Министр внутренних дел и судьи, ведущие процесс, обычно куда больше скептики и богохулы, чем бедняги, сидящие на скамье подсудимых, и тот напускной ужас, с которым они слушают собственные мысли, откровенно высказанные вслух, мерзок всем, кто знает им истинную цену и кто сохранил хоть искру настоящего религиозного чувства. Однако правящие классы одобряют и санкционируют такие провесы, - разумеется, если закон против богохульства не затрагивает их самих, поскольку это позволяет им выдавать свои привилегии за непреложные заповеди религии.
Поэтому мои мученики - это мученики всех времен, мои гонители - это гонители всех времен. Мой император, который неспособен понять, что жизнь обыкновенных людей имеет свою ценность, и развлекается, столь же бездумно милуя, сколь и убивая, - чудовище, но мы можем превратить в такое чудовище любого не слишком глупого и не слишком умного джентльмена, если сделаем из него кумира. Мы до сих пор так легко поддаемся обману и поклоняемся кумирам, что один из столпов нонконформистской церкви в Лондоне осудил эту пьесу на том основании, что император, подвергающий христиан гонениям, славный малый, а гонимые им христиане смешны. Из чего я делаю вывод, что кафедра популярного проповедника может быть не менее губительна для души человека нежели императорский трон.
Все мои христиане (не статисты), как заметит читатель, черпают свой религиозный экстаз из различных источников и считают его единой религией лишь потому, что их объединяет общий протест против официальной религии и, следовательно, ждет общая судьба. Андрокл - натуралист-гуманист взгляды которого равно удивляют всех остальных. Лавиния, умная и бесстрашная вольнодумна, шокирует последователя святого Павла Ферровия, человека сравнительно недалекого и терзаемого муками совести. Спинто, распутник и пьяница, являет собой типичного христианина того периода, если верить святому Августину, который, по-видимому, на каком-то из этапов своего жизненного пути пришел к заключению, что большинство христиан, как мы теперь говорим, "темные личности". Без сомнения, он в какой-то степени прав: я уже неоднократно указывал, что всякое революционное движение привлекает к себе не только тех, кто слишком хорош для общепринятых установлений, но и тех, кто для них недостаточно хорош.
Однако сейчас самой интересной чертой пьесы является злободневность, привнесенная настоящей войной. У нас был мир, когда, избрав в глашатаи Ферровия, я указал дорогу честным людям, которые, услышав зов трубы, обнаруживают, что они не могут идти по стопам Христа. За много лет до того в "Ученике дьявола" я затронул эту тему еще более определенно и показал священника, который навсегда сбросил с себя черную рясу, когда увидел на поле брани, что он прирожденный воитель. За последнее время многие англиканские священнослужители оказались в положении Ферровия и Энтони Андерсона. Они обнаружили, что ненавидят не только наших врагов, но и всех тех, кто не разделяет их ненависти, что им хочется сражаться самим и заставлять сражаться других. Они превратили церкви в приемные пункты для новобранцев, а ризницы - в мастерские по изготовлению боеприпасов. Но им и в голову не приходит снять черные рясы и честно сказать: "Я постиг в час испытания, что нагорная проповедь - ерунда и что я не христианин. Я прошу прощения за ту непатриотическую ересь, которую я проповедовал все эти годы. Будьте добры, дайте мне револьвер и назначение в полк, где капеллан должен быть служителем бога Марса, моего бога". Ничуть не бывало. Они прилипли к своим приходам и служат Марсу во имя Христа на позор всему религиозному человечеству. Когда архиепископ Йорка поступил как джентльмен и ректор Итона произнес истинно христианскую проповедь, а подонки осыпали их бранью, эти служители Марса подстрекали подонков. Они не привели тому хоть каких-либо объяснений или оправданий. Они просто дали волю своим страстям, точно так же, как они всегда давали волю своим классовым предрассудкам и блюли свои коммерческие интересы, ни на минуту не задумываясь, по-христиански это или нет. Они не протестовали даже тогда, когда общество, называющее себя "Антигерманская Лига" (очевидно, не заметив, что его уже опередили Британская империя. Французская республика и королевства Италии, Японии и Сербии), добилось закрытия церкви на Форест-Хилл, где богу молились на немецком языке. Можно было бы предположить, что это нелепое надругательство над нормами приличия, принятыми среди всех верующих, вызовет протест даже у наименее богобоязненных из членов епископата. Но нет: по-видимому, епископам казалось столь же естественным разгромить церковь, раз бог допустил, чтобы в ней говорили по-немецки, как ограбить булочную, на вывеске которой значится немецкое имя. Фактически их приговор был таков: "Так богу и надо, раз он создал немцев". Это было бы невозможно, если бы рядом с церковью, столь могущественной, как англиканская, в стране существовал хоть проблеск католицизма, противостояние по "племенной" религии. Но, так как этого нет, случай такой произошел, и, насколько мне известно, единственные, кто пришел в ужас, - это атеисты.
