Жить! (сборник) - - (лучшие книги .txt) 📗
– Палладиевая мельница?
Иван снова оглядел всех по очереди. Брезгливая жалость. Последний раз на меня так смотрели на семинаре по политэкономии.
За его спиной упирался в потолок царь Петр, портрет маслом. Работы знаменитого Шмазунова – это наш меценат Трящев заказывал, у него еще прибаутка на этот счет: «На искусство и… – денег не жалей!» Так и действует, юрист, не жалеет.
Царь дико пучил глаза на ветчинном лице. «Я глаза всегда на десерт оставляю», – гордо выпячивался Шмазунов в своей мастерской. Я тогда еще чуть не ляпнул: «Может, поэтому они вдвое больше, чем надо, получаются». Усы котовьими хвостами стреляли в верхние углы рамы, а сама рама лоснилась золотыми бубонами плодово-ягодных наворотов и кренделей. Цыганщина, разнузданная цыганщина!
Мне почему-то вдруг сделалось стыдно, неловко. Словно я просидел весь вечер с расстегнутой ширинкой, а заметил, лишь уходя, в гардеробе. Я вдруг взглянул на все вокруг глазами Ивана.
Какая дилетанщина! Стыд!
Больше всего это походило на дрянной драмкружковый спектакль – дешевая бутафория. Гнусность! Все эти зеркала, фальшивые пальмы, мореного дуба паркет, золотая лепнина по потолку, слоновьи кресла из Англии – какой китч, господи! А лица! Какие персонажи!
Эти откляченные мизинцы мясистых рук!
Ненароком выскользнувшие из-под манжет швейцарские хронометры.
Золотые зажигалки, никак не желающие сидеть в темноте кармана.
Пошлятина!
И эта хваткая невеста, на своем шведском протезе ухитрившаяся проскакать – прыг-скок – по всем кроватям здесь присутствующих, и подлец-полковник со своим белоснежным оскалом, и недоучки братья Гольдберги – наши бензиновые герцоги, и красномордый хам и мерзавец мэр, и слюнявый меценат Трящев со своей вульгарной дурой женой, и судья – изнывающий педофил и страстный рыболов-охотник, грубый Рафик Муюмов с огрызенными до мяса ногтями – сеть супермаркетов «Наяда».
Да и я сам.
Я!
Сливки общества, одним словом. Честь, ум и совесть, короче говоря.
Стряхнул наваждение, залпом допил коньяк. Повернулся к нему:
– Иван Александрыч, не томите… Какие мельницы, какой палладий?
– Палладий девятнадцать, – Иван строго глянул на меня, – девятнадцать… – И продолжил: – Это топливо будущего. До недавнего времени было всего лишь одно месторождение – в Кашмире.
– В Кашире? – Это Ольга Трящева.
– В Кашмире, Индия. Штат на границе с Пакистаном. Особого интереса палладий девятнадцать не представлял. Так, ученые экспериментировали. В основном в термоядерном синтезе, чистая теория, никакого практического применения. Пока…
Иван критически оценил сигару, которая явно мешала ему, тлея в руке, прицелился и ловко метнул ее в камин.
Диана зааплодировала, тут же стухнув под строгим жениховым взглядом.
– Пока… – наконец освободившаяся рука подняла указательный палец, – пока профессор Маннерстрем не изобрел свою мельницу, Палладиеву мельницу.
Иван снова обвел всех взглядом.
– Палладиева мельница – это фактически «перпетуум мобиле»…
– Вечный двигатель, – невольно влез я.
– Да, вечный двигатель! – гордо провозгласил Иван. Будто он и есть тот самый Маннерстрем.
– Палладий девятнадцать заменит все формы энергии в самом ближайшем будущем…
– И бензин? – озабоченно спросил младший Гольдберг, Сема.
– И бензин, и солярка, и уголь, и газ – все это скоро станет не более актуально, чем паровой котел. Для Палладиевой мельницы достаточно незначительное количество вещества. Происходит банальная ядерная реакция – деление ядра на две части, с одновременным выделением двух-трех нейтронов. Те, в свою очередь, вызывают деление следующих ядер. Такое деление происходит при попадании нейтрона в ядро атома палладия девятнадцать. Ну это элементарно, да?
Все зачарованно глядят на Ивана. Рафик сладострастно обкусывает пальцы. Диана в почти что религиозном экстазе, как монашки, которым являлись ангелы.
– Гениальность изобретения Маннерстрема в том, что в его устройстве, в этой самой мельнице, палладий девятнадцать регенерирует сам себя. Как бы самовоспроизводит. И реакция протекает непрерывно и сколь угодно долго. Палладий девятнадцать, как и уран, состоит из трех изотопов, но, в отличие от урана, его конструкционные материалы и замедлитель не поглощают нейтроны столь интенсивно. По крайней мере, так утверждает Маннерстрем, исследования которого мы финансируем. И контролируем.
– Кто это «мы»? – Полковник, подозрительно.
– Все в свое время, Селезнев! Не егозите! – Иван даже не взглянул на него.
– Второе месторождение палладия девятнадцать обнаружилось в районе Бахрейна. Пожиже кашмирского, но тоже ничего.
Он сделал паузу.
– Это была, так сказать, преамбула. И у вас еще есть возможность выйти из игры. А вот все, что я скажу после… – он сурово сжал рот, – может стоить каждому из вас головы. Или сделать вас богатыми. Немыслимо богатыми.
Часы зашипели, словно вдохнув, и пробили одиннадцать.
Иван дождался, пока медный отзвук не умер, сказал:
– Итак?
Никто не встал.
Из игры выходить никто не хотел.
– Это двухходовая операция. Фаза номер один: ликвидация кашмирского рудника. Моя группа уже на исходной позиции; я сам все проверил неделю назад – ребята что надо, не подведут. Используем термоядерный заряд, так называемую грязную бомбу. Цель – долгосрочное радиационное заражение месторождения. И, как следствие, невозможность дальнейшей разработки и добычи палладия девятнадцать.
Фаза номер два: скупка акций бахрейнского рудника. Это недешево. И непросто. Земли принадлежат эмиру. Он не в курсе. Мы работаем с принцем бин Даудом. Получить контрольный пакет он нам не даст, надо постараться выжать из него максимум. Главный козырь – мы контролируем Маннерстрема. Как только мы переводим деньги и получаем нашу долю акций месторождения, я выпускаю профессора к журналистам, пресс-конференция. Демонстрация Палладиевой мельницы.
Иван замолчал.
– А о каком доходе, ну, в процентном смысле, мы говорим?.. Ну так, общий порядок цифр хотя бы… – осторожно поинтересовался старший Гольдберг, Роман.
– Я боюсь, дорогой Роман Абрамович, вы таких цифирей и не видывали. Вы ведь астрономией не увлекаетесь, нет?
Роман покрутил мясистой головой.
– К примеру, остров Манхэттен, там, где сейчас город Нью-Йорк, был приобретен у индейцев племени канарси за несколько стеклянных ожерелий и связку бус. Общей ценой в семь долларов. Каков процент дохода в данном случае, а?
Расходились все заполночь, торжественно-серьезные. Как после церковного отпевания.
Я догнал Ивана в вестибюле:
– Иван Александрыч, позвольте вас украсть на часок у вашей милой невесты?
Иван чуть удивился, клюнул носом Дианину щеку, сказал «да, конечно, разумеется».
– Дианочка, машину не присылай, мой Толик его отвезет. Клянусь, не дольше часа! – сказал я приторным тоном, от которого меня самого затошнило.
Приобнял Ивана за плечо, продекламировал:
– Пора, мой друг, пора! Покоя сердце просит…
И мы вышли в колючую от мороза и звонкую от тишины ночь.
На самом деле, наша прогулка (беседовать дома, в офисе или джипе я не хотел из-за нашего любопытного полковника) заняла не более получаса.
Иван оказался не только сообразительным (в чем я не сомневался ни секунды), но и на редкость широким, я бы даже сказал, щедрым человеком.
Когда я его усаживал в машину, он пожал мне руку, засмеялся и сказал:
– Мне это видится как начало хорошей дружбы. А, Александр Иваныч?
Похоже, это из какого-то фильма, не могу вспомнить…
«Солнце на экваторе садится быстро, словно тает, плавится, стекает в океан расплавленным маслом…»
Иван перегнулся через мое плечо, глянул на экран компьютера, накапав на клавиатуру:
– Не, не годится. Ну что это за стиль? Ты что, Набоков? Проще надо, без декадентщины.
