Гребаный саксаул (СИ) - Герман Сергей Эдуардович (читаем книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
- Съехол бы уж он от меня, что ли. Храпит как боров.
Капитан Бочкарёв отвечал отдуваясь.
- Не могу. Совсем сопьёшься. А нас потом под трибунал отдадут. Так что, терпи.
Моим взводом командовал старший лейтенант Помников. Ему было уже лет под сорок. Военного образования у него не было. В армию пришёл после техникума. Службу начал с младшего лейтенанта и так и застрял в старлеях. Но это был настоящий офицер, службу он знал, в моторах разбирался и за подчинённых стоял горой.
Заместители командиров взводов-прапорщики. Наш по фамилии Никольский. Он с тонкой девичьей талией, голубоглаз и румянощёк, в отличие от нас, грязных и загорелых. Мы тут же и не сговариваясь стали называть его, Николенька. Он напоминает барчука. Машину не водил, в моторах не разбирался. Но советский прапорщик должен уметь всё, в том числе убирать урожай для закромов Родины.
Из нашего батальона на должность техника взвода прибыл прапорщик Куанышбаев. Он был из рода Алим-улы младшего казахского жуза и только что закончил школу прапорщиков.
Водку пил исключительно из пиалы, нажирался, как свинья. В пьяном состоянии забывал русский язык и команды отдавал на казахском. Наверное, прапорщик представлял себя Есет-батыром, знатнейшим старшиной младшего жуза рода тама.
Вообще, пьяный казах - это нечто. Хуже пьяного казаха может быть только пьяный узбек.
У меня во взводе девять дедов, часть из них узбеки. Самые опасные из них Быхадыров - здоровенный, мрачный и Юлдашев, - хитрый и коварный как хорь.
Эдик Шарангия - грузин. Он был похож на Сталина. Юра Денисов, самый смешной человек-комик. Комик, потому что призывался из Коми. Дед русской авиации. И несколько молодых: Ваня Юдин, Рома Гизатулин, Юра Петелин.
Николенька откровенно побаивался узбеков, все приказы отдавал исключительно через меня.
Дедов заставить работать можно было только личным примером, так что сам я впахивал как лошадь.
Главный у узбеков конечно же Юлдашев. Он мозг. Быхадыров при нём вроде тарана.
Сегодня в роту прибыло пополнение из Алма-Аты. Один из солдат, чернявый, носатый попал в наш взвод.
Николенька построил роту. Вечернюю поверку решил провести сам.
- Мамажнонов!
-Я!
-Бахадуров!
-Я!
-Рахмонов
-Я!
-Каримов!
- Я!
Ну мля и типажи у меня во взводе! Банда «чёрная кошка». Золотая рота! Фурманюги - гангстеры! Смертники грёбаные!
У Никольского было хорошее настроение. Он дурачился.
Картаво кричал:
-Гельр-р-ман!
Я напрягаюсь.
Откликнулся тот самый чернявый крепыш с нахальными и весёлыми глазами из новоприбывших.
- Я!
- Что за фамилия? Немец что ли?
- Француз!
Несколько месяцев я доверчиво считал Шурку Гельмана французом, пока Дениска не вылупил глаза:
- Сдурел что ли? Шурка ташкентский еврей!
Я расстроился. Дениска утешил:
- Ну что с того, что не француз? Зато не казах!
Я согласился. Резон в Денискиных рассуждениях, конечно, был.
Но это открытие никак не повлияло на наши отношения.
В выжженной солнцем степи стояли палатки. Рота изнывала в строю. Курили в кулак. Громко матерились. Ждали ротного. Жара. Сушь.
Старшина Толик задумчиво смотрел куда-то вдаль. Ему было всё по барабану. Ротный так и не появился. Зато неспешной походкой подошёл незнакомый старший лейтенант. На нём офицерская полевая форма, портупея и сапоги.
Практичные командиры взводов давно уже носили солдатское х/б и офицерские полевые фуражки, чтобы личный состав не посылал их на фуй.
Толик встрепенулся, молодцевато отдал честь и скороговоркой доложил:
- Товарищ стрлейтнант! Первая рота построена!
У офицера восточное лицо, красные губы и широкие плечи. Он был красив и похож на гроссмейстера Каспарова.
- Зверюга, - подумал я.
Старший лейтенант сказал, что он замполит нашей роты. Его фамилия была Мамедов.
- Жидяра, - сказал Гельман, - стопроцентный тат.
Шурка знал, что говорил. Он происходил из профессорской семьи. Его папа был доктором медицины. При этом сам Шурка совершенно не был похож на ботаника – никчемного, хилого, застенчивого. Гельман был хитёр, храбр, остроумен и в меру нагл. До сих пор не могу понять, как он оказался в армии.
Душное пекло летнего дня. Сонно-голодная одурь. Дымила походная кухня.
Замполит перечислил главные достижения советской власти. Вспомнил о победе над Германией. Осветил текущий политический момент. Бегло остановился на проблеме развернутого строительства коммунизма.
На крики: «Жрать хотим! Когда в столовую!?»– Замполит спросил:
- Кто это там жрать захотел?
Не услышав ответа, сказал огорчённо:
- Ну что вы за народ? Партия вам доверила Родину защищать, а вам бы всё жрать и жрать. Помните, товарищи солдаты, международная обстановка сложная, враг, не дремлет!
Минут через сорок замполит наконец распорядился вести роту в столовую. Дул пыльный «афганец». Он всегда начинался когда мы шли в столовую. Мелкая пыль забивала глаза, скрипела на зубах. Обед с песком...
Место, где мы принимали пищу, трудно было назвать столовой. Это название было довольно условно. А реально, возле автомашин походной кухни, сколоченные из досок столы. Над ними и на них стая мух величиной с колибри.
На первое – суп из пшёнки с добавлением кильки в томате, на второе – перловая каша. Когда каша остывала, она принимала синий оттенок.
На третье давали чай, заваренный из верблюжьей колючки – это против дизентерии. Мерзость!
Через три или четыре дня рота пополнилась полупьяными, лохматыми, переодетыми в солдатскую форму взрослыми мужиками резервистами, призванными из Семипалатинска. Их называли партизанами. Партизаны были отчаянные и нетрезвые, но дело знали. За несколько дней они привели в порядок всю технику. Попутно разгромили соседний магазин, где по приказу майора Калиты им отказались продавать вино.
Наконец однажды утром роту подняли по тревоге. В тупике нас ждал железнодорожный состав с платформами, общим вагоном и теплушками.
Что такое погрузить даже небольшую воинскую часть? Это зрелище напоминало переправу или эвакуацию во время боевых действий. Ревели моторы, раздавался звон металла вперемешку с глухими ударами по резине и слышался приглушенный мат.
Грузили машины, потом имущество, дрова, продукты, палатки, матрацы и личный состав.
Техника была поставлена и закреплена на платформах. Офицеры, прапорщики и партизаны до отказа затарились водкой. Кое- кто из резервистов уже шатался вокруг вагонов в расстегнутых гимнастерках.
Личный состав стоял в строю на перроне. Мы с завистью принюхивались к запаху винных паров, исходящих от партизан.
Невысокого роста майор Калита, в фуражке аэродроме, как две капли воды похожий на генерала Пиночета сообщил, что ко всем ебеням расстреляет, четвертует, изнасилует и после этого отдаст под трибунал любого, кто без разрешения покинет вагон на станции, употребит алкоголь, или захочет плотской любви с местным женским населением.
Зампотех красноречиво постучал перед его носом по циферблату своих часов.
- По вагонам!.. К ебеням! Бегом! Марш! - Отдал команду ротный. Тут же его команду продублировал услужливый Николенька.
- По вагона-аааам!
Я забрался в теплушку. Вдоль стенок вагона прибиты двухъярусные нары. Скинул сапоги и залез наверх.
Офицеры, прапорщики и партизаны ехали в плацкартном вагоне. Мы в теплушках, оборудованных без особых удобств. Вернее совсем без удобств. Без умывальника. Без туалета. В проеме двери вагона прибит продольный брус, держась за который можно на ходу поезда, под свист ветра, справить на перегонах между станциями малую и большую нужду.
Наш маршрут лежал в Узбекистан. Место разгрузки эшелона - станция Джизак. Южнее мне кажется только Афганистан. Или Пакистан. Туда шла однопутка и мы подолгу парились, изнемогая от жары, в вагонах на полустанках, ожидая встречного поезда.
Кругом тянулись глиняные узбекские дувалы, крепкие, словно бетон, пробиваемые кажется только из танковых орудий. Журчала вода в арыке. Качали кронами старые чинары, помнящие ещё будённовцев в пыльных шлемах.
