Бабочка и Орфей (СИ) - Аспера Лина Р. "rakuen" (читать лучшие читаемые книги TXT) 📗

— Договорились, — Ольга с серьёзным видом протягивает мне ладонь. Наше рукопожатие торжественно, как при встрече важных политиков, однако добрых чувств за ним стоит неизмеримо больше.

Расставшись с Ольгой, мы с Белкой тоже направляемся к дому и во дворе встречаем Таню, грустно бредущую из школы. Однако эта грусть длится ровно до тех пор, пока к девочке не подлетает её четвероногая подруга. Похоже, нести людям радость — главное призвание Белки в текущем рождении.

— Привет, — здороваюсь я, подойдя к обнимающей щенка школьнице.

— Здрасьте, — Таня поднимается с корточек, держа на руках Белку. Та всё пытается лизнуть девочку в щёку, но никак не может дотянуться. — Извините, что я вчера не зашла — мне мама гулять запретила.

— Почему?

— Ну, — Таня отводит глаза. — Я тройку за диктант получила. Сегодня весь урок на русском хотела правило рассказать, чтобы её пятёркой закрыть, а меня так и не спросили. Поэтому я, наверное, снова на улицу не выйду.

Девочка по-настоящему огорчена, и я, подумав, предлагаю: — А ты подойди завтра перед уроком к учительнице и попроси тебя вызвать. Только подготовься как следует, чтобы не сесть в лужу.

— Думаете, она согласится? — морщит лоб Таня.

— Если скажешь, что хочешь исправить оценку за диктант, то согласится. Ей ведь не жалко пятёрку за дело поставить.

— Ну, попробую, — неуверенно кивает девочка. Тут из открытого окна доносится хрестоматийное «Таня, домой!», подводя черту под коротким временем свободы. Мы вдвоём послушно идём к подъезду, а Белка по-королевски едет у подруги на руках. Таня спускает щенка на пол только на втором этаже, в последний раз гладит шёлковую шёрстку и с похоронным «До свиданья» скрывается за дверью своей квартиры.

— Может быть, когда-нибудь, — вполголоса говорю я Белке, — когда она станет взрослой, то вспомнит этот день, плюнет на опасливый голос благоразумия и заведёт себе собаку. Потому что есть мечты, которые обязаны сбываться.

После обеда Белка притаскивает свою подстилку в зал и засыпает на ней крепким сном набегавшегося ребёнка. Я же сажусь за ноутбук, намереваясь воплотить нагулянные идеи в код. Работа затягивает меня с головой, так что когда я обращаю внимание на время, то не понимаю куда делись четыре с половиной часа. По-хорошему, пора заниматься ужином, однако я трачу ещё пятнадцать минут на логическое завершение написанного. Потом ставлю код на тестирование и, наконец, иду на кухню. Ещё вчера я задумал плов, но уже не уверен, что успею приготовить что-то на него похожее. Однако меню срочно нуждается в разнообразии: это я могу неделями питаться одними пельменями и в ус не дуть, а Дрейк такого рациона ничем не заслужил. Вдохновившись последним соображением, я принимаюсь за готовку.

Моя кулинарная задумка осуществляется исключительно благодаря тому, что Дрейк задерживается на работе. Причём явно не по своей инициативе: приходит он злым как чёрт. Мы с Белкой задумчиво оцениваем то, насколько сердито наш гость скидывает кроссовки, и я озвучиваю общий вывод: — Девяносто пять процентов населения — мудаки.

— Воистину мудаки, — выплёвывает Дрейк. — Кто ещё сначала читает лекцию о том, какие мы лентяи и дармоеды, а потом весь день таскает меня по идиотским совещаниям?

Я отлично понимаю и его эмоции, и то, насколько здесь мало толка от слов сочувствия. Поэтому просто говорю: — Приходи ужинать, — и возвращаюсь на кухню раскладывать плов.

Мысли о бесконечном человеческом идиотизме не оставляют Дрейка даже за едой, отчего он закидывает в себя пищу, как уголь в топку. Я какое-то время смотрю на всё это и, наконец, не выдерживаю. Перехватываю сотрапезника за запястье и веско замечаю: — Люди, конечно, мудаки, никто не спорит. Но давай в ближайшие десять минут ты будешь думать не об этом, а о вкусе того, что ешь.

Мы играем в гляделки до тех пор, пока Дрейк не заставляет себя выдохнуть и согласиться: — Хорошо.

Тогда я, кивнув, отпускаю его руку и насыпаю заждавшейся Белке её порцию ужина.

Атмосфера за столом становится менее нервной, и концу тарелки Дрейк удивлённо замечает: — Слушай, а ведь сработало. Это что, какая-то секретная дзенская техника?

— Вообще, это экспромт. Немного медитации, немного физиологии. Ты медленнее и тщательнее ешь, пищеварение работает лучше, в кровь быстрее поступает глюкоза, мозг реагирует сигналом к выбросу эндорфинов — и жизнь видится в более светлых тонах.

— Просто и гениально, — разводит руками Дрейк. — Но сам бы я до такого фиг догадался.

Естественно, он преувеличивает, однако мне всё равно приятна его похвала. И, полагаю, степень этой приятности написана у меня на лице чересчур явно.

— Добавку будешь? — кашлянув, спрашиваю я.

— Буду. Спасибо, Бабочка.

Я спасаюсь необходимостью отвернуться к казану на плите и спешу увести разговор в сторону от моих кулинарных способностей.

— Кстати, о Бабочке. Расскажешь мне, как он выглядит?

— В смысле, «расскажешь»? Ты разве сам себя не видел?

— В лимбе? Нет, зеркал мне там не попадалось, а посмотреться в Лету как-то и мысли не возникло.

Я ставлю перед Дрейком тарелку с добавкой, однако он не торопится приступать к еде, обдумывая ответ на мой вопрос.

— Я в описаниях не силён, предупреждаю сразу. То, что Бабочка похож на тебя, думаю, и так понятно. Веснушки у него, правда, поярче, и глаза зелёные, как трава. И ещё волосы — натуральный лён, никогда бы не поверил, что такой оттенок может быть естественным. Но главное различие между вами это, наверное, то, что Бабочка весь как-то мягче, тоньше — и в чертах, и в телосложении. Может, даже ростом пониже.

— Он красивее, чем я?

— Нет, что за странный вопрос? Как кто-то из вас, в принципе, может быть красивее, если ты — это он?

— Логично. Дрейк, скажи, я ведь внешне изменился за последнее время? В сторону Бабочки?

— Ну да, сейчас вы похожи больше, чем, допустим, полгода назад. Ты, вообще, почему этим заинтересовался?

— Да вот. Полез в альбомы с фотографиями и заметил, что я уже не совсем я. Плюс Ольга сегодня меня не сразу узнала.

— Так-с, с этого места поподробнее, — Дрейк подаётся вперёд. — Где это вы с ней успели пересечься?

— В парке столкнулись, причём буквально. Ты про плов не забывай, хорошо? Остынет ведь.

— Хорошо, а ты рассказывай.

Я подробно излагаю события первой половины дня, и за время рассказа Дрейк успевает закончить с ужином.

— Думаешь, нашлась для Белки новая хозяйка? — проницательно спрашивает он в конце истории.

— Я бы очень этого хотел.

— Ради Ольги или ради Белки?

— Ради обеих.

— Зачем, Бабочка?

За мягкими интонациями вопроса кроется желание получить ответ на давнюю загадку, только проблема в том, что я сам до конца не понимаю всех причин.

— Может, потому что мы чем-то похожи, а у меня никогда не было сестёр или братьев, — наконец подбираю я относительно сносную формулировку.

— Опасные игры.

— Да, я понимаю, — Но всё равно плохо держу дистанцию, надеясь на пресловутый «авось».

Мы потихоньку убираем со стола: Дрейк моет посуду, а я расставляю всё по местам. Уютная рутина, в процессе которой Дрейк по-светски невзначай спрашивает: — Слушай, а просветление контактным путём не передаётся?

— Ну, вообще, считается будто настоящий гуру может подтолкнуть ученика к выходу в самадхи всего одной мыслью. А что?

— Да так. Заметил за собой необычные размышления и подумал, уж не от тебя ли подхватил?

— Не от меня, это точно. Мне до гуру как до Проксимы Центавра пешком. А что конкретно ты заметил?

— М-м, ну вот сейчас, например. С одной стороны, я тебя ревную. А с другой, наблюдаю за тем, как я тебя ревную. К слову сказать, весьма познавательное зрелище.

— Ревнуешь? — Может, я неправильно его расслышал? — Меня? К ко… к Ольге?

— Я же не говорю, что это умное чувство. Просто оно есть, как факт.