Ссудный день - Паланик Чак (электронные книги без регистрации TXT) 📗
– Очень скоро, сын, – сказал он Фрэнки, – я тебя сильно порадую.
Фрэнки особых поводов для радости не видел. Его мучители по-прежнему ходили в школу, как нормальные люди, никого из них на домашнее обучение не отправили. Хотя ему была приятна мысль, что теперь-то именно в эту школу ходить уже никто не будет.
– Один раз они застали нас врасплох, – продолжал отец, – но мы с ними еще поквитаемся.
Фрэнки пошел за ним в уборную и подождал, пока отец вымоет руки.
– Никто больше не посмеет гадить нашей семье.
Прежде чем выходить из здания, отец достал телефон и набрал номер.
– Алло. Соедините меня с новостным директором. – Одной рукой прижимая телефон к уху, другой он рылся в кармане штанов. – Говорит пожарный маршал Бенджамин Хьюз. Поступило сообщение о крупном возгорании в начальной школе «Голден-Парк».
Нашарив в кармане спички, отец набрал другой номер.
– Алло, будьте добры, отдел городских новостей.
Он передал спички Фрэнки. Ожидая, пока вызов переведут, он прикрыл микрофон рукой и произнес:
– Сегодня это у нас пробный шар. Посмотрим, сколько их явится.
Тут его соединили, и он заговорил в трубку:
– Нам сообщили об очередном поджоге здания школы. На этот раз «Голден-Парк».
Фрэнки стоял рядом, держа наготове спички – так же как было в средней школе Мэдисон, и в школе Пренепорочного сердца Девы Марии, и в трех предыдущих. Наверное, эта будет последней, ведь все остальные отец сжег, просто чтобы истинная цель среди них затерялась. Фрэнки уже знал, как они поступят, когда отец закончит со звонками. В глубине души он понимал, что дурные части мира необходимо сжечь, чтобы спасти хорошие.
– Фрэнки, ты… – Отец присел перед ним на одно колено и взял обе его маленькие ладошки своими большими руками. – Сын, эти говнюки будут до конца жизни тебе кланяться! – Он отпустил одну руку и погладил Фрэнки по невинному, доверчивому лицу, по щеке, изуродованной шрамом. – Мальчик мой, ты вырастешь королем! А сыновья твои станут принцами!
Он предоставил Фрэнки честь зажечь первую спичку.
Потом они вышли и заняли наблюдательный пост, чтобы пересчитать репортеров. В первый раз явились всего с пары каналов, зато потом приезжали все, даже из других городов. Серийные поджоги – сюжет жареный. Сейчас от газеты даже вертолет прислали. С радиостанций тоже подоспели. Отец Фрэнки всех отмечал и на ходу продумывал наиболее выгодные позиции. День еще не настал, но оценить сложность задачи и подготовиться следовало заранее.
И лишь произведя все подсчеты, отец Фрэнки набрал 911.
Прежде того, о чем вы уже прочли в этой книге… прежде чем эта книга стала книгой… была мечта Уолтера Бэйнса.
Еще в знакомом вам Прежнем Мире Уолтер продумал свою мечту во всех подробностях.
На двадцать пятый день рожденья Шасты он предложит ей прокатиться на автобусе – на том самом, что едет в горку и почти каждый день везет на работу ее маму и других уборщиц. Поздно вечером они с Шастой сядут на последний автобус и поедут мимо особняка. Не того, в котором убирается миссис Шаста, а того, который как с картинки из книжки про Скарлетт О’Хара – парадный вход с колоннадой, громоотводы, печные трубы из красного кирпича и все в окружении вековых дубов. Проезжая мимо, Шаста всегда таращилась, разинув рот, словно собака, не спускающая глаз с белки. Увитая плющом груда кирпича была ей как порнуха. В этот раз они тоже проедут мимо, а на следующей остановке Уолтер предложит Шасте сойти с автобуса и поведет ее назад. Особняк будет смотреть на них темными окнами. Шаста отшатнется в испуге, а Уолтер очень крепко возьмет ее за руку и очень нежно потянет за собой. Скажет: «Не бойся, это сюрприз». Они пройдут под статуей, которую Уолтер всегда считал жутко стремной. Маленькая обезьянка на постаменте отлита из такого металла, что, если тронешь его на морозе, примерзнешь намертво, и всякий, кто тронет тебя, тоже примерзнет, и так до тех пор, пока все на свете люди не смерзнутся вместе – получится типа как лед-девять у Воннегута. Обезьянка одета в клоунский костюм – может, чтобы скакать на лошади по арене, только морда у нее закрашена белым, словно выступать она будет не в цирке, а в театре Кабуки.
Оставив позади обезьянку и желтый предупреждающий знак охранной компании, Уолтер поведет Шасту по влажной траве. В честь торжественного случая он набьет свою счастливую трубочку сортом «гиндукуш» и как истинный джентльмен первую затяжку предложит даме. Еще раз тронет карман штанов, проверяя, не выронил ли? Но все на месте, сквозь ткань штанов проступает круглая выпуклость. Примерно как полдоллара с головой Кеннеди, или как пиратский дублон, или как шоколадная монетка. Конечно, никакая там не монета, хоть и блестит – это презерватив в золотистой обертке, мать Уолтера такие продает оптовыми партиями. А кроме презерватива в кармане еще кое-что, также свернутое в колечко, только побольше и засунуто подальше.
Шаста будет дрожать от страха и холода и, едва дойдя до ступеней парадного входа, юркнет за колонну, прячась в тени от чужих глаз. В любой момент готовая кинуться наутек, она все-таки будет слушаться Уолтера. А он скажет: «Жди здесь, я за подарком» – и скроется за углом особняка.
Перепуганная Шаста останется одна в темноте: слушать треск сверчков и шипение струек воды из газонных разбрызгивателей, вдыхать всякие запахи в ночном воздухе. От бассейна будет тянуть хлоркой, из вентиляции у кого-нибудь из соседей – горячим паром и ванильным кондиционером для белья. Мимо неспешно проедет патрульная машина частной охранной компании, скользя лучами фар по живым изгородям. Шаста еще пешком под стол ходила, а этот особняк уже стоял здесь, неизменный, незыблемый, полный дыхания истории. Она всегда смотрела на него и думала, что в таком доме ей было бы ничего не страшно – и вот, пожалуйста, теперь она, съежившись за колонной, стучит зубами и щурится на экран телефона, выясняя, через сколько может подъехать ближайшее такси и не заявил ли кто о двух нарушителях на местных страничках соседского дозора.
И тут вдруг открывается дверь. Парадная белая дверь с медными петлями берет и распахивается сама по себе. Медленно, как в кошмаре. Шаста не успевает прийти в себя и кинуться бежать. Из темных недр дома она слышит шепот. Это голос Уолтера, он говорит ей: «С днем рожденья, Шаста».
Уолтер высунет голову наружу, совсем чуть-чуть, чтобы только свет фонарей успел залить белым его лицо, и поманит Шасту внутрь. «Не бойся».
Она застынет на пороге, разрываясь между страхом и своим самым большим желанием – чтобы не было больше никакого страха.
«Скорее», – поторопит ее Уолтер.
Она в последний раз оглянется на пустую темную улицу и сделает шаг.
Уолтер захлопнет дверь. Они с Шастой будут целоваться до тех пор, пока ее глаза не привыкнут к полумраку. Затем она поднимет голову, увидит под потолком медную люстру с целым лесом ненастоящих свечей, уходящую во тьму широкую винтовую лестницу. Повсюду будут резное дерево и кожаная обивка. В тишине тиканье настенных часов покажется очень громким, блики серебристого маятника будут играть в синих глубинах зеркала над каминной полкой.
Самое лучшее в Шасте то, каков ее рот на вкус. Уолтер может сказать по опыту: будь девчонка хоть трижды красивой, со всеми буферами и булками, с длинными ногами и милым маленьким носиком, но если рот у нее поганый на вкус, она не лучше порнухи. А у Шасты рот внутри как высокофруктозный кукурузный сироп, каким пропитаны коктейльные вишенки, вымоченные в желатине с красным пищевым красителем. Как яблочный штрудель, весь слоящийся сахарными корочками. Язык у нее – будто маленькая змея, выползающая из чешуек сброшенной кожи. Струящаяся, полурасплавленная, облитая сиропом гибкая змейка, то ли садовый уж, то ли мини-версия удава скользит по языку Уолтера, подбираясь к горлу изнутри, так что во рту у него получается не то серпентарий, не то венская кондитерская, и на вкус это просто восхитительно.
