Я, мои друзья и героин - Ф. Кристиане (книги бесплатно без онлайн TXT) 📗
Наступление продолжалось по всем фронтам. Очень красивыми были поля-пустыри. Деревья там были уже давно вырублены, оставалась только рожь и васильки, крапива и мак, и сорняки, в зарослях которых человек утопал с головой.
Пустыри выкупил город, чтобы выстроить там настоящий развлекательный центр.
Кусочек за кусочком они были озаборены. По одной стороне пустырей расширялся ипподром, на другой построили теннисный корт, и всё – мест, куда мы могли бы бежать из наших коробок, больше не оставалось.
Нам с сестрой ещё повезло, мы ведь немного подрабатывали и катались на ипподроме. Вначале ещё можно было выезжать с него и кататься где угодно по окрестностям, но потом на всех дорожках езда была запрещена. Взамен, впрочем, были организованы специальные дорожки для верховой езды, красиво посыпанные песочком – всё как полагается! Денег-то они не жалели! Но дорожки эти почему-то были проложены строго параллельно железнодорожным путям. Между забором и рельсами было оставлено пространство шириной ровно в две лошади, и вот там-то теперь и можно было раскатывать в свое удовольствие! Товарняки, груженные углем, на всех парах грохотали мимо. Ну нет таких лошадей, которые бы сохраняли присутствие духа при виде товарного состава, пролетающего в двух метрах! И наши лошади при виде поезда, как правило, просто удирали со всех четырёх ног. Можно было только молиться, что кобыла не полетит прямо под поезд!
А всё-таки, мне было лучше всех – у меня ведь были свои животные! Иногда я брала и выносила своих мышек погулять в песочнице на площадке. Табличка с правилами пользования песочницей ничего против мышей не имела, по крайней мере там не стояло, мол, «мыши категорически запрещены»! Мы строили мышкам ходы и норки в песке, и они у нас там бегали.
Как-то раз одна мышка убежала в траву, на которую нам не разрешалось ступать.
Мы её так больше и не нашли. Я очень расстроилась и только утешала себя мыслью, что на природе ей должно быть всё-таки намного лучше, чем в клетке.
Как назло, вечером этого же дня папа зашёл в детскую, посмотрел в мышиную клетку, и тихо спросил: «Так, а почему там только две? Где третья мышь?» Я не предчувствовала ничего дурного, никаких там несчастий, когда он так странно спросил. Отец ведь никогда не любил мышей, и всё время говорил мне, что я должна их отдать. Ну я и сказала ему сдуру, что одна мышка убежала у меня на площадке!
Отец глянул на меня, как на сумасшедшую. Я поняла, что сейчас как раз доживаю свои последние минуты. Он заорал, как резаный, и пошёл лупить меня. Я съежилась на кровати, просто не могла никуда с неё сунуться, а он бил меня и бил, не переставая. Он ещё никогда так не избивал меня, я думала, что всё – не жилец я на этом свете, он снимет с меня всю кожу! Когда он внезапно переключился на мою сестру, я подышала две секунды и инстинктивно подобралась поближе к окну.
Думаю, я бы выпрыгнула вниз с одиннадцатого этажа, но отец схватил меня и швырнул обратно в кровать.
Все это время мама, – я-то не видела, – плача, стояла в дверях. Я увидела её, только когда она вдруг оказалась между мной и отцом и бросилась на него с кулаками. Тут он обезумел совершенно! Он ударил её, она упала на пол, а он продолжал избивать ее ногами. Вдруг я испугалась за мать больше, чем за себя. Мама бросилась в ванную и попыталась закрыть за собой дверь, но он крепко схватил её за волосы и влетел в ванную вслед ней. В ванной, как обычно каждый вечер, замачивалось белье, – тогда нам не хватало на стиральную машину. Я видела, как отец окунул её с головой в полную ванну. Как-то она освободилась. Я не знаю, он её выпустил или она сама вырвалась, не знаю…
Отец, бледный как смерть, исчез в гостиной. Мама подошла к гардеробу, надела пальто… И, не слова не говоря, ушла.
Это был, пожалуй, самый страшный момент во всей моей жизни, когда мама вот так просто, молча, взяла и ушла, бросив нас с сестрой одних. Я только подумала, что вот отец сейчас вернется и пойдет бить нас по новой. Но в гостиной всё было тихо.
Потом включился телевизор…
Я взяла сестру ко мне в постель, и мы лежали, обнявшись и затаив дыхание. Ей нужно было в туалет, но она боялась выйти из комнаты и только дрожала. Наконец, я взяла её за руку и отвела в туалет. Отец буркнул нам из гостиной «спокойной ночи».
На следующее утро нас никто не будил. В школу мы не пошли. Мама вернулась ещё до полудня. Не объясняя ничего, она упаковала кое-какие вещи, засунула Петера, нашего кота, в сумку и сказала мне, чтобы я взяла Аякса на поводок. И мы пошли к метро. Несколько следующих дней прожили у маминой подруги по работе в её маленькой квартире. Мама сказала нам только, что хочет развестись.
Эта подружкина квартира была слишком мала для меня, мамы, моей сестры, кота и собаки. Через неделю подруга начала заметно напрягаться. Мама вновь собрала наши шмотки, мы взяли животных, ну и да, – таки поехали обратно в Гропиусштадт, а что делать!
Отец вернулся домой, как раз когда мы с сестрой сидели в ванной. Он зашел к нам и таким нормальным тоном, как будто ничего и не произошло, сказал: «А чего вы-то ушли тогда, а? Вам-то не надо было уходить куда-то, спать у чужих – бред какой-то! Мы и втроем поладили бы отлично!»
Мы с сестрой только тупо переглянулись между собой. Вечером отец вёл себя так, как будто никакой мамы, не то что в квартире, – на целом свете не существовало! Потом он вообще стал смотреть сквозь нас, совершенно нас не замечая, разве что аккуратно обходил нас в коридоре. Всё, – больше он не сказал ни слова! И это было даже хуже всех побоев, вместе взятых…
Да, больше отец никогда не бил меня. Но то, что он вёл себя с нами, как посторонний, было ужасно. Только теперь я ощутила, как дорог он был мне. Он же был моим отцом! Я никогда его не ненавидела, только боялась. Я же всегда гордилась им, гордилась, потому что он любил животных, потому что у него была такая мощная машина – «Порше 62». А теперь он уже не был мне отцом и продолжал жить с нами в одной маленькой квартире. Ну а потом случилось страшное: Аякс заболел грыжей и умер, и в целом мире не нашлось никого, кто меня утешил. Мама была слишком занята собой и разводом. Она много плакала, не смеялась теперь вообще, а я чувствовала себя совершенно одинокой.
Как-то вечером в дверь постучали. Я пошла открывать. На пороге стоял Клаус, друг моего отца. Он как раз хотел вытащить его в очередной поход по барам, но папы не было дома.
Мама пригласила его войти. Клаус был намного младше моего отца, – так, лет двадцать с чем-то. Они разговаривали, и этот Клаус вдруг неожиданно спросил, не прочь ли она пойти с ним поесть куда-нибудь. Мама ответила сразу же, не раздумывая: «Ну да, конечно, почему бы и нет!» Быстро оделась и ушла с этим типом, оставив нас с сестрой дома.
Не знаю почему, но я сильно расстроилась. Как это так, взять и уйти с каким-то незнакомым человеком? Наверное, любой ребенок на моем месте испугался бы за свою мать. Но уже через пять минут я забыла свои страхи, и только искренне радовалась за неё. Уходя, она выглядела такой счастливой, хотя старалась и не показывать этого. Моя сестра тоже это почувствовала и сказала: «Ну, по-моему, мамочка реально обрадовалась!» Клаус стал часто заходить к нам, когда отца не было дома. Было воскресенье, это я помню точно, я вышла вниз выбросить мусор и вернулась очень тихо; может быть, я даже намеренно так тихо закрыла дверь. Заглянув в гостиную, я увидела, что этот дурацкий Клаус целует маму!
Мне было очень смешно. Они не заметили меня. Я тихонько пробралась в свою комнату, так ничего никому и не сказав, даже сестре, от которой у меня раньше секретов не было.
Этот мужчина, который теперь приходил постоянно, казался мне каким-то жутким. Но он был очень ласков с нами и, прежде всего, он был ласков с мамой. Она снова смеялась и совершенно перестала плакать. Мама снова начала мечтать! Без умолку она болтала о новой квартире, в которой мы будем жить, когда переедем вместе с Клаусом. Но никакой квартиры не было и в помине, а папа всё никак не отселялся от нас, хотя они с мамой уже были разведены. Родители спали в одной кровати и ненавидели друг друга. У нас не было денег…
