Я, мои друзья и героин - Ф. Кристиане (книги бесплатно без онлайн TXT) 📗
В общем и целом, у нас на ранчо было достаточно весело – ведь нас тут было аж четверо, – но сомнения меня всё не оставляли, со временем превратившись в настоящую панику. Я так и не получила от врачей осмысленного ответа – когда же я пойду на терапию. Они только говорили: «Ну, посмотрим, посмотрим…» У них там была масса изречений, которыми они обычно заколачивали дуриков.
Договор моей мамы с молодёжной управой был в том, что четыре дня я буду на «ранчо», пока не выйду, а потом я должна была получить место в клинике. Но я ведь и так откололась и пришла туда уже почти совсем чистой! О клинике почему-то уже никто не вспоминал…
Наоборот, мощный удар обрушился на меня спустя пару дней. Мне принесли бумагу, подписав которую, я «добровольно» оставалась бы на «ранчо» так месяца на три. Я, конечно, отказалась и сказала, что ухожу сейчас же – пришла добровольно и могу уйти, когда мне захочется! Пришёл главный и сказал, что, если я сейчас же не подпишу на три месяца, то буду принудительно оставлена на шесть!
Я чувствовала себя просто обманутой. Ужас! Ясно, теперь я целиком и полностью завишу от этих идиотских врачей… Хотела бы я знать, что за диагноз они мне приготовили… Они легко могли повесить мне тяжелый невроз или шизофрению или ещё бог знает что! У меня, как у пациентки сумасшедшего дома, не было ни малейших прав. Ну всё – будешь второй Пуппи, поздравь же себя!
Самым ужасным было то, что я и сама теперь не знала, насколько спятила. Ну, невроз то у меня был точно! Потому что, насколько я знала из разговоров в консультациях, наркомания это и есть невроз – поступки, вызванные навязчивой идеей. Ну что ж, для невроза этого я сделала всё! Это множество выходов, а потом сразу же опять всё заново, – хотя я ведь знала, что убиваю себя… Сколько говна я уже сделала в своей маленькой жизни, как я обращалась с мамой, с другими людьми… Нет, нормальным это не назовёшь! Определенно – крыша у меня давно уже ехала! И теперь я думала только о том, как бы скрыть от врачей и сестёр, что я действительно ненормальная.
А эти сёстры обращались со мной, как с полной и официальной идиоткой.
Приходилось напрягаться, чтобы не ответить им грубо. Когда приходили врачи и задавали вопросы, я, стараясь перехитрить их, давала совершенно дикие ответы, которых в жизни от меня никто бы не услышал. И когда они уходили, я думала, что опять сказала что-то не то. Точно – теперь они меня держат за совсем поехавшую!
В качестве терапии мне предложили вязание. Вязание! Нет, вряд ли мне это поможет!
Все окна на «ранчо» были забраны решётками. Но не настоящими, как в тюрьме, – потому что всё-таки это была не тюрьма, – а такими вычурными решёточками. Можно было просунуть голову сквозь прутья и смотреть из окна. Я стояла там часами, решётка у горла, и пялилась на улицу. Была осень, листья становились желтыми и красными, солнце стояло низко и по вечерам заглядывало прямо в камеру. Я привязывала металлическую кружку к верёвке, свешивала её из окна, и она билась о стену дома. Или пыталась подтянуть ветку дерева, чтобы сорвать листик. Вечерами я думала: «Ну, если ты и не была ещё сумасшедшей, то тут гарантировано станешь!» Гулять с бабушками по кругу в садике мне не позволялось. У любого террориста есть право на прогулку… У меня не было! Что делать – существует опасность побега!
Они, правы – существует… В шкафу я нашла старый футбольный мяч. Им я била по стеклянной двери в надежде, что та сломается. Они отняли мяч. Тогда я стала с разбегу бить головой по стёклам, но стёкла были как из танкового стекла. Я чувствовала себя, как хищный зверёк в тесной клетке. Часами бродила вдоль стен. Я не вынесу этого! Мне просто надо бежать. И я побежала! По коридору до двери и обратно. Упала на пол и забилась в истерике.
По ночам мы с Лине ножиком выцарапывали замазку в раме одного запертого, но не зарешёченного окна. Стекло не поддавалось ни на миллиметр. На следующую ночь мы поставили одну кровать на другую и попытались выломать решётку. Бабушек в комнате мы так запугали, что они не смели и пикнуть – некоторые действительно держали нас за террористок. Ну, да и это не удалось – решётка не поддалась, а на грохот сбежалась охрана.
Надежды легально выбраться из дурки у меня не было. Тело, между тем, восстанавливалось без наркотиков. У меня появились толстенное брюхо. Лицо было жёлтое и при этом такое раздутое, как будто я уже оттрубила лет пятнадцать на «ранчо». Я с трудом засыпала. Почти каждую ночь что-то происходило на станции. И мне всё время казалось, что я упускаю случай бежать. Нет, совсем безнадёжно! Но каждое утро я принаряжалась, будто сейчас отправлюсь на точку. Я упорно причёсывалась и красилась.
Пришёл кто-то из чиновников. Сказал: «Ну, посмотрим, посмотрим…» От него я, по крайней мере, узнала, в какой тюрьме Детлеф, и какая у него статья. Тотчас села за стол и накатала ему огромное письмо. Отправила его, и сразу начала второе. Я хотела выговориться, но писать всё, как есть, я не могла. Потому что письма, конечно, читали. Читали, вероятно, ещё здесь на «ранчо», и уж точно в тюрьме. Приходилось лгать и в письмах. Писала, что счастлива, что мне вообще не требуются наркотики, и так далее…
От Детлефа я тоже получила целую стопку писем, и почему-то все в один раз. Он писал, что плохо поступил с этим фраером и чеками. Что он сделал это, только чтобы отколоться в Париже. Он хотел меня удивить… Вдвоём мы бы никогда не сделали этого… Детлеф писал, что скоро выйдет и ляжет в клинику. Я писала, что тоже скоро лягу в клинику. И мы оба писали, что после этого мы вдвоём переедем на новую квартиру. Мы снова и снова выдумывали себе этот рай в письмах… При этом я была уверена, что вообще никогда не выйду с «ранчо»…
У меня, правда, был ещё один настоящий шанс. У меня снова появился грибок, и я каждый день говорила врачу, что мне надо в больницу на операцию, а то, мол, схожу с ума от боли. И действительно: одним утром меня под строгим конвоем вывезли в больницу. После обследования я стала настаивать на лечении. Я уже знала, как вырваться из больницы. Обеспечила себе пропуск в больничный парк. Конечно, наркоманам его так просто не давали, но там был фокус. Я подошла к одной очень милой и косой сестре, сказала ей, что хочу покатать в парке старую бедную бабушку, которая уже не может ходить. Она ничего плохого не заподозрила, и сказала, что это очень мило с моей стороны.
Я срочно надыбала себе какую-то бабушку, которая нашла меня очень симпатичным ребёнком. Я выкатила её в парк и сказала: «Бабушка, один момент подождите, я сейчас вернусь». Через две секунды я была уже за забором.
Я долетела до метро и поехала к Цоо. Свобода! – я чувствовала её! Старая точка у столовки Технического университета… Я побродила там немного и подсела к трём молодым. Сказала, что только что с «ранчо». Это их впечатлило.
Мне страшно хотелось, а один из этих парней торговал. Сказал, что если я буду посредничать для него, он даст мне чего-нибудь. Я сказала, давай. Он дал, и я вмазалась ко всем чертям прямо в туалете столовки…
Я вколола едва ли с полчетверти… Порошок был не супер. Всё равно – неплохо.
Меня потащило, но я была полностью в сознании. Должна же и я была попробовать, чем мы торгуем-то! Этот дилер был ещё совсем молодой, и я немного знала его по гашишной точке на Хазенхайде… Ходил ещё в школу. Лет так где-то шестнадцать. Я сразу поняла, что опыта у него не много. Иначе он подождал бы результатов, а уж потом платил…
Вдруг я почувствовала, что пятачок перед столовой просто кишит душманами, а мой дилер и ухом не ведёт. Пришлось подойти к нему и шепнуть «полиция», прежде чем он догадался собрать манатки. Я медленно шла в направлении Цоо, он – сзади.
Навстречу мне попался нарк с вокзала, и я сказала ему: «Стой, старик: облава у столовки, но я могу тебе достать отличный порошок». Молодой подбежал к нам, вытащил весь свой товар из кармана и сказал, что можно пробовать. Я подумала, что кончу сейчас! В трёхстах метрах облава, а этот идиот светит героином…
