Американский психопат - Эллис Брет Истон (мир бесплатных книг .txt) 📗

— Ты уверен? — спрашивает он.

— Слушай, мистер Оуэн сказал, что я могу взять его машину на ночь, так что… — я делаю паузу, — так что давай не рассусоливать.

— Я думаю, что мне нужно переговорить с мистером Оуэном, — играя со мной, говорит довольный шофер.

— Нет, погоди, — говорю я, но потом успокаиваюсь. — Слушай, я… все нормально. — Я начинаю чертыхаться про себя. — Но у мистера Оуэна очень плохое настроение.

— Мне не разрешается делать этого, — не глядя на меня, произносит водитель. — Это абсолютно незаконно. Никоим образом. Так что и не надейся.

— Послушай, командир, — говорю я.

— Это противоречит правилам компании, — заявляет он.

— Да хуй с этими правилами компании, — рявкаю я.

— Хуй с этими правилами компании? — с улыбкой переспрашивает он.

— Мистер Оуэн сказал, что ничего страшного. Ты что, не слышал?

— Это невозможно, — качает он головой.

Я умолкаю, выпрямляюсь, провожу рукой по лицу, делаю вдох.

— Послушай меня… — я снова набираю полную грудь воздуха. — У них там карлики, — я показываю назад, в сторону особняка, — и они вот-вот собираются запеть «О Танненбаум…» — я смотрю на него умоляюще, с надеждой на сострадание и в то же время довольно испуганно. — Ты представляешь, как это ужасно? Эльфы, — сглатываю я, — поют хором… — и после короткой паузы говорю,. — ты только представь.

— Послушайте, мистер…

— Маркус, — напоминаю я ему.

— Ну пусть Маркус. Я не могу нарушать правила . Ничего не могу сделать. Таковы правила. Я не собираюсь их нарушать.

Мы оба погружаемся в молчание. Я вздыхаю, смотрю вокруг, размышляя, стоит ли тащить Эвелин к третьему лимузину, или лучше обратно к машине Баркера — он настоящий кретин, — но, черт возьми, я хочу лимузин Оуэна… Тем временем водитель тоже вздыхает:

— А если карликам охота петь, так пусть поют.

— Проклятье, — чертыхаюсь я, вынимая бумажник из газелевой кожи. — Здесь сто. — Я протягиваю ему два полтинника.

— Двести, — говорит он.

— Дерьмовый город, — бормочу я, передавая ему деньги.

— Куда хотите ехать? — со вздохом принимает он купюры, одновременно заводя машину.

— Клуб «Чернобыль», — говорю я, быстро открывая дверь и усаживаясь в машину.

— Слушаюсь, сэр, — кричит он.

Как только я захлопываю дверь, машина направляется в сторону Риверсайд Драйв. Я восстанавливаю дыхание и вытираю холодный пот со лба носовым платком от Armani, Эвелин сидит рядом. Повернувшись к ней, я вижу, что она вот-вот расплачется: губы у нее дрожат, она молчит.

— Не пугай меня. В чем дело? — Я испуган. — Что, ну что я сделал? Вальдорфсский салат был изумителен. Ну что с тобой?

— О Патрик, — вздыхает она. — Это… прекрасно. Я не знаю, что сказать.

— Ну… — осторожно произношу я. — Я тоже… не знаю.

— Вот, — говорит она, показывая бриллиантовое ожерелье от Tiffany, это подарок Оуэна Мередит. — Помоги мне надеть его, дорогой. Ты не Гринч, милый.

— Но Эвелин, — мямлю я, потом чертыхаюсь про себя, а Эвелин поворачивается ко мне спиной, чтобы я застегнул ожерелье. Лимузин рванул вперед, и Эвелин со смехом падает на меня, целуя в щеку.

— Какая красота, как мне нравится… Ой, от меня, наверное, пахнет, конфетами. Извини, милый. Налей мне шампанского, оно должно быть где-то здесь.

— Но… — я беспомощно смотрю на сверкающее ожерелье, — это не то.

— Что? — озираясь, спрашивает Эвелин. — Здесь есть стаканы? Что не то, милый?

— Это не то, — монотонно отвечаю я.

— Милый, — улыбается она. — У тебя есть еще что-то для меня?

— Нет, я имею в виду…

— Ну же, чертенок, — она шаловливо ощупывает карман моего пальто. — Что это?

— Что что это? — холодно, с раздражением спрашиваю я.

— Ты хочешь подарить мне что-то еще. Я сейчас угадаю. Кольцо, такое же, как ожерелье? — гадает она. — Браслет? Брошь? Вот оно что! — Она хлопает в ладоши. — Брошь к ожерелью!

Пока я пытаюсь оттолкнуть ее, завернув одну ее руку ей за спину, другая ее рука шарит за моей спиной и выхватывает что-то из моего кармана: это — еще одно печенье с предсказанием, которое я подобрал у мертвого китайчонка. Она озадаченно смотрит на меня и говорит:

— Патрик, ты такой… романтичный, — а потом, рассмотрев печенье, уже с меньшим энтузиазмом добавляет: — Такой… оригинальный.

Я тоже смотрю на это печенье. Оно все в крови, я пожимаю плечами и как можно беззаботнее отвечаю:

— Ну, ты знаешь меня.

— Но в чем это оно? — она подносит кусочек поближе к глазам — что это за… красный налет?

— Это… — я тоже рассматриваю печенье, как будто эти пятна и меня заинтересовали, потом делаю гримасу: — Это кисло-сладкий соус.

Она с воодушевлением разламывает печенье и недоуменно читает предсказание.

— Что там? — вздыхаю я, пытаясь настроить радио, потом ищу взглядом портфель Оуэна, соображаю, где же может быть шампанское, как вдруг вижу безнадежно пустую коробку из-под шампанского Tiffany на полу, и резко падаю духом.

— Тут написано… — она замолкает, потом, прищурившись, перечитывает записку, — …тут написано: «Свежеобжаренная фуа гра в „Le Cirque“ превосходна, а вот крабовый салат — так себе».

— Это мило, — бормочу я, продолжая искать фужеры для шампанского, кассеты, хоть что-нибудь.

— Здесь действительно так написано, Патрик, — она передает мне записку, на ее лице проскальзывает легкая улыбка, которую можно различить даже в темноте. — Что бы это значило? — робко спрашивает она.

Я читаю записку, смотрю на Эвелин, потом снова на записку, потом в тонированное окно, в свете фонарей кружатся снежинки, люди на улицах ждут автобусов, по тротуарам бесцельно ковыляют нищие. Вслух я говорю:

— Все могло быть гораздо хуже. Гораздо.

— Милый, — она обнимает меня, гладит меня по голове, — обед в «Le Cirque»? Ты — самый лучший. Ты не Гринч. Беру свои слова обратно. Четверг? Четверг тебя устраивает? Ой, нет, . я не могу в четверг. у меня травяные обертывания. А как насчет пятницы? И мы действительно хотим в «Le Cirque»? Может быть…

Я отталкиваю Эвелин и стучу в разделительную перегородку, колочу по ней костяшками пальцев до тех пор, пока водитель не опускает ее.

— Сид, то есть Ерл, как там тебя, в «Чернобыль» — не сюда.

— Нет, мы правильно едем, мистер Бэйтмен.

— Эй!

— Я имею в виду, мистер Холберстам. Авеню С, верно? — он вежливо кашляет.

— Может быть, — говорю я, вглядываясь в окно. — Я не понимаю, где мы.

— Авеню С? — Эвелин поднимает взгляд от ожерелья, которое Оуэн купил для Мередит. — Что за Авеню С? С как в… Cartier, да?

— Там клево, — заверяю я ее. — Там очень клево.

— Ты там был? — спрашивает она.

— Тысячу раз, — бормочу я.

— «Чернобыль»? Нет, только не «Чернобыль», — ноет она. — Милый, сегодня же Рождество!

— Ну и что, черт возьми? — спрашиваю я.

— Водитель, а водитель, — Эвелин тянется вперед, балансируя на моих коленях. — Водитель, мы едем в «Rainbow Room». Водитель, в «Rainbow Room», пожалуйста.

Я усаживаю ее на место.

— Не обращай на нее внимания. «Чернобыль». И как можно скорее.

Я нажимаю на кнопку и перегородка поднимается.

— Ну Патрик! Сегодня же Рождество!

— Ты повторяешь это, как будто это что-то значит, — говорю я, не сводя с нее глаз.

— Но сегодня Рождество, — опять ноет она.

— Не выношу «Rainbow Room», — твердо говорю я.

— Но почему, Патрик? Там самый лучший вальдорфсский салат. Тебе понравился мой салат? Тебе понравился мой вальдорфсский салат, милый?

— О боже, — шепчу я, закрывая лицо обеими руками.

— Только честно. Понравился? — спрашивает она. — Это единственное, что меня волнует и еще фарш из каштанов… — она замолкает. — Потому что фарш был… густой, понимаешь…

— Я не хочу ехать в «Rainbow Room», — перебиваю я ее, все еще закрывая лицо руками, — потому что там я не смогу купить наркотиков.

— Вот как, — она неодобрительно смотрит на меня. — Так, так, так. Наркотики, Патрик? О каких это наркотиках идет речь?