Американский психопат - Эллис Брет Истон (мир бесплатных книг .txt) 📗

Беспокойство, промелькнувшее при этих словах на лице Эвелин, мгновенно сменяется добродушной улыбкой, похожей на маску. Она говорит:

— Ах, Сташ, ты же знаешь, что у меня нет шоколадных чипсов, хотя, признаюсь, это было бы оригинальное наполнение для шербета. Я же сказала, у меня есть черимойя, кактусовая груша, карамбола, то есть, плод кактуса…

— Я слышу, слышу, — отмахивается Сташ. — Тогда сделай мне сюрприз.

— Ладно, — говорит Эвелин. — Кортни? Ты мне не поможешь?

— Конечно.

Кортни поднимается из-за стола. Я наблюдаю, как она, стуча каблуками, уходит на кухню.

— Никаких сигар, мальчики, — кричит Эвелин.

— Даже не думал, — говорит Прайс, убирая сигару обратно в карман.

Сташ по-прежнему смотрит на суши так напряженно, что это меня раздражает. Надеясь, что до него дойдет моя ирония, я интересуюсь:

— Опять шевелится?

Вэнден соорудила у себя на тарелке улыбающуюся рожицу из калифорнийских роллов. Она показывает тарелку Сташу:

— Ну как?

— Круто, — бормочет Сташ.

Эвелин возвращается с шербетом в розеточках Odeon и непочатой бутылкой виски Glenfiddich, которая так и остается неоткрытой, пока мы едим шербет.

Кортни должна уйти рано, они с Луисом встречаются на корпоративной вечеринке в «Бедламе», — это новый клуб в центре. Вскоре уходят и Сташ с Вэнден — «зацепить» что-нибудь в Сохо. Я единственыйединственный видел, как Сташ взял с тарелки суши и сунул его в карман своей светло-зеленой кожаной куртки. Когда я сообщаю об этом Эвелин, которая ставит посуду в посудомоечную машину, она смотрит на меня с такой ненавистью, что перспектива вечернего секса становится более чем сомнительной. Но я все равно остаюсь. И Прайс тоже. Он лежит в спальне Эвелин, на ковре Aubusson конца восемнадцатого века, и пьет эспрессо из чашечки Ceraline. Я лежу на кровати Эвелин, обхватив гобеленовую подушку от Jenny B. Goode, и потягиваю «Абсолют» с клюквенным соком. Эвелин сидит за туалетным столиком и расчесывает волосы; ее великолепное тело упаковано в шелковый зелено-белый полосатый халат от Ralph Lauren; она рассматривает свое отражение в маленьком зеркале.

— А что, никто, кроме меня, не заметил, что Сташ решил, будто его суши, — я откашливаюсь и продолжаю, — зверек?

— Пожалуйста, не приглашай больше своих «богемных» друзей, — устало говорит Прайс. — Мне надоело, что за ужином я — единственный, кто не разговаривает с инопланетянами.

— Я пригласила их в первый раз, — говорит Эвелин, поглощенная своей безмятежной красотой. Она сосредоточенно рассматривает свои губы.

— А тогда, в «Одеоне»? — бормочет Прайс.

Интересно, а почему меня тогда не пригласили в «Одеон» на ужин с художниками? Неужели Эвелин сама оплатила счет? Наверное. Внезапно я представляю себе, как Эвелин улыбается, сидя за столом, где собрались одни друзья Сташа: все они сооружают у себя на тарелках маленькие домики из ломтиков жареного картофеля; делают вид, что копченый лосось — живой; двигают по столу куски рыбы; рыба беседует с каждым о «художественной жизни» и новых галереях; может быть, они даже пытаются загнать рыбу в домики, сложенные из кусочков жареного картофеля…

— Не знаю, в курсе ли ты, но я тоже с инопланетянами не общалась, — говорит Эвелин.

— Ага, но ты встречаешься с Бэйтменом, что равносильно общению с инопланетянами, — гогочет Прайс. Я швыряю в него подушкой. Он ловит ее на лету и кидает обратно в меня.

— Оставь Патрика в покое. Он — милый соседский мальчик, — говорит Эвелин, намазывая лицо кремом. — Ты ведь не инопланетянин, правда, милый?

— Должен ли я удостоить этот вопрос ответом? — вздыхаю я.

— Милый, — глядя на мое отражение, она надувает губки. — Я знаю, что ты не пришелец.

— Какая радость, — бормочу я себе под нос.

— Сташ в тот вечер был в «Одеоне», — продолжает Прайс и испытующе смотрит на меня. — В «Одеоне». Ты слушаешь, Бэйтмен?

— Нет, его не было, — говорит Эвелин.

— Нет, он был, только тогда его звали не Сташ. Его звали Подковка, или Магнит, или Лего или еще как-то, столь же солидно, — усмехается Тим. — Не помню.

— Тимоти, о чем ты? — устало спрашивает Эвелин. — Я тебя даже не слушаю. — Она протирает ваткой лоб.

— Нет, мы же были тогда в «Одеоне», — с некоторым усилием Прайс принимает сидячее положение. — Не спрашивай, почему, но я отчетливо помню, как он заказал тунца каппуччино.

— Карпаччо, — поправляет Эвелин.

— Нет, Эвелин, любовь моя. Я отчетливо помню, как он заказал тунца каппуччино, — говорит Прайс, разглядывая потолок.

— Он заказывал карпаччо, — не сдается она, протирая ваткой веки.

— Каппуччино, — настаивает Прайс. — Пока ты его не поправила.

— Сегодня ты его даже не узнал, — говорит она.

— Да, но я его помню, — Прайс оборачивается ко мне. — Эвелин назвала его «добродушным культуристом». Так она мне его и представила. Клянусь.

— Заткнись, — с раздражением говорит Эвелин, но все же кокетливо улыбается, глядя на Тимоти в зеркало.

— Что-то я сомневаюсь, что Сташ появляется в светской хронике в журнале W, а я-то всегда думал, что ты этим руководствуешься, выбирая друзей, — говорит Прайс, бросив на нее ответный похотливо-волчий взгляд, . Я сосредоточен на своем «Абсолюте» с клюквенным соком, который похож на жидкую, водянистую кровь со льдом и лимоном.

— А что там у Кортни с Луисом? — говорю я, в надежде прервать их обмен взглядами.

— Господи, — стонет Эвелин, вновь повернувшись к зеркалу. — Самое ужасное — даже не то, что Кортни больше не нравится Луис. Самое ужасное…

— Ей закрыли кредит в Bergdorf's? — предполагает Прайс. Я смеюсь. Мы бьем друг друга по рукам.

— Нет, — продолжает Эвелин, тоже развеселившись. — Самое страшное то, что на самом деле она влюбилась в какого-то торговца недвижимостью. Чурбан из деревни.

— У каждого свои трудности, — глубокомысленно замечает Прайс, рассматривая свои ногти. — Но, господи, эта… как ее там… Вэнден?

— Только не начинай, — морщится Эвелин и принимается расчесывать волосы.

— Вэнден — нечто среднее между… The Limited и… ношеным Benetton, — говорит Прайс, закрыв глаза и сжав руки.

— Нет, — улыбаюсь я, пытаясь поучаствовать в разговоре. — Ношеным Fiorucci.

— Да, — говорит Тим, — наверное. — Он открывает глаза и снова таращится на Эвелин.

— Тимоти, отстань, — говорит Эвелин. — Что ты хочешь, она из Кэмдена.

— Господи, — стонет Тимоти. — Меня тошнит от проблем девочек из Кэмдена. Мой любимый, я его так люблю, а он любит другую, я так тоскую, а он меня не замечает, бла-бла-бла, ля-ля-ля. Господи, как это скучно. Студенты. И они этим живут. Печально это, да, Бэйтмен?

— Да, — говорю я. — Печально.

— Видишь, Бэйтмен со мной согласен, — самодовольно ухмыляется Прайс.

— Он не согласен. — Бумажной салфеткой Kleenex Эвелин вытирает то, что она только что намазала. — Тимоти, Патрик не циник. Он соседский мальчик, правда, милый?

— Неправда, — шепчу я себе под нос, — я злоебучий психопат.

— Но даже если и так, то что? — вздыхает Эвелин. — Она не самая умная девушка в мире.

— Ха, не самая умная! Тоже мне, открытие века! — кричит Прайс. -Сташ тоже не самый смышленый парень. Отличная пара. Они где познакомились, на «Любви с первого взгляда»?

— Оставь их в покое, — говорит Эвелин. — У Сташа есть талант, и я уверена, что мы недооцениваем Вэнден.

— Эта девушка… — Прайс поворачивается ко мне. — Слушай, Бэйтмен, эта девушка… мне Эвелин рассказывала… она взяла в прокате «High Noon», потому что думала, что это фильм про людей, — он глотает слюну, — которые выращивают марихуану.

— Я тут подумал, — говорю я. — Мы ведь так и не выяснили, чем занимается Сташ… как я понимаю, у него есть фамилия, но не говори мне, Эвелин, я не хочу ее знать… так вот, мы так и не выяснили, чем он зарабатывает на жизнь?