Парадоксия: дневник хищницы - Ланч Лидия (прочитать книгу .txt) 📗
Очень скоро по институту поползли странные слухи. Разумеется, я это поощряла. Я даже просила своих студентов распространять обо мне всякие небылицы. Типа что мы затеяли колдовской ковен и вовсю занимаемся черной магией, поклоняемся Дьяволу и приносим ритуальные жертвы. И устраиваем жуткие оргии, разумеется. Смехотворные выдумки или глубокое проникновение во внутреннюю работу извращенной Владычицы Умов, которая совершенно сознательно культивировала злоупотребление властью? Граница была очень тонкой, на самом деле.
Я закрутила роман с одним из моих студентов. Итальянец с вечно измученным лицом, художник-граффитист с тэгом ПСИХ. Он ходил на занятия в плаще и спортивной вязаной шапочке. С отверткой в правом кармане. Как-то спросил меня, я это или не я учиняю ночные психические набеги к нему на чердак к Окленде, побуждая его к умопомрачительной мастурбации. Моя тонкая аура висит над его постелью. И толкает его ко мне.
Я призналась, что приехала в Сан-Франциско не просто так. Меня кто-то позвал. Я знала, что кто-то здесь ждет меня. Еще до того, как сюда приехать, я в течение многих недель бродила мыслью по астральным пространствам — по железнодорожным путям, глухим переулкам, аллеям, спальням. В слепых поисках человека, который меня зовет. Теперь я знаю, что это был он.
Меня поселили в квартире за счет института. Самое странное — всего в паре кварталов от того места, где мы впервые занимались любовью с испанским нацистом. Который по-прежнему мне досаждал. Я пригласила Барта к себе — под предлогом «прогнать» постановку, которую он приготовил для семинара. Монолог о том, как человек изо всех сил пытается распрограммировать свое сознание после четырехлетней «промывки мозгов» со стороны официальной церкви.
Мне показалась занятной его концепция изложения догматов культа Божественной Любви в мирских терминах. Когда любовь к Богу превращается в любовь к Богине. Со мной в главной роли. Меня сводила с ума его бескорыстная самоотверженность — готовность пожертвовать всем, даже собственной жизнью. Притягательное видение: как он ходит по домам, проповедуя евангелие. Он действительно был проповедником-миссионером. Целых два года. И до сих пор до конца не избавился от «мертвой хватки» религии — хотя и старался, очень старался.
Я сказала, что могу его исцелить. Алхимический ритуал с использованием положительной энергии, которая очистит отрицательные ионы его силового поля. Десятифутовый щит, изрешеченный суевериями, паранойей, сомнениями, которые никак не дают ему вырваться на свободу.
«Медиум» просит «реципиента» расслабиться. Дышите глубже, старайтесь не думать ни о чем конкретном — пусть мысли свободно текут. Утекают вовне. Мыслей нет. В голове пусто. Серия определенных пассов — с целью освободить заблокированную энергию, очистить каналы и открыть чакры. Если все сделать правильно, начинается полная эйфория. Но результат всегда непредсказуем. В лучшем случае. В последний раз, когда я сама подвергалась такому воздействию, меня отбросило в предыдущую инкарнацию — изуверский кошмар. Мне пришлось наблюдать за своей собственной вивисекцией. Которую проводил совершенно безумный маньяк, в чем-то похожий на моего испанского нациста. Цветное кино про кровавую баню — ничуть не менее реальное, чем тогда, сотни лет назад.
Барт сидел на краю постели. Я начала манипуляции с атмосферой. Распределяя энергию по четырем углам. Стимулируя воздушные токи. Комната начала расширяться, увеличиваться в размерах. Вдвое, втрое. В четыре раза. Мы пробили дыру сквозь дверной проем — в соседнее измерение. Стены превратились в болезненно серые облака, населенные некими неуловимыми сущностями; их темные образы лишь на мгновение проступали в клубящейся мгле, рябили, дразнили. В меня как будто вселились измученные духи бесплотных тварей, одновременно живых и мертвых — им был нужен посредник, чтобы выразить через него свою бесконечную, безбожную боль.
Изо рта Барта потекла эктоплазма. Она выходила кусками, похожими на толстых личинок, которые разбегались по всем четырем углам. Увеличиваясь числом и размером. Зрелище отвратительное — но при этом оно завораживало. Испорченная смесь вуду, черной магии и экзорцизма. Комнату погрузилась в клубящийся сумрак. Молочный туман. Мы повалились на пол, ошеломленные, в полном оцепенении. Прижимаясь друг к другу. В отчаянии. В страхе, что нас засосет в этот вихрь, в эту сточную трубу для потерянных, неприкаянных душ, которые сами, наверное, уже не помнят, кем они были раньше. Перед нами раскинулся бесконечный лимб.
Бегу к окну. Распахиваю его настежь. Впустить свежий воздух — разогнать атмосферную тину. Размагнитить электрические поля. Прохладное дуновение соленого ветра прошивает воздух, вязкий, как гной. Сгущенная энергия вытекает наружу. На улице пусто и тихо. Слышится только единственный выстрел — отражается эхом от мокрой дороге. Мы пригибаемся. На всякий случай. Через пару секунд раздается сирена. Снаружи все черно-белое. И лишь карусель света — красная. Наша болезнь заразна.
Выходные прошли в сексуальной нирване. Вокруг не было ничего, только горячечное сладострастие, только порывы свободной плоти, не ограниченной никакими условностями. Потустороннее единение, открывавшее перед нами божественные порталы, проходя сквозь которые, мы исчезали из этого мира. Исчезали на несколько дней. Было никак не возможно вернуться к отсчету времени — из этого запредельного света, исцелявшего нас после приема слабительного для души.
Семестр закончился. Я возвращалась в Новый Орлеан. Мне не хотелось уезжать от Барта. Но я все еще жила с Эдди. Придется сказать ему, чтобы он уходил. Пора двигаться дальше.
Барт позвонил мне через неделю. Он ушел из института, бросил работу. Сосед по квартире не пускает его домой. Грузный скульптор-латинос, перманентно укуренный дурью. По его глубокому убеждению, если ты занимаешься магией, пусть даже и подсознательно, ты рискуешь свихнуться. Что и случилось с Бартом. То есть, это сосед так решил. Он даже не сомневался, что Барт кончит в дурке. В отделении для буйно помешанных. Он боялся его, за него. Боялся того колдовства, которое мы учиняли. Так что он вышвырнул Барта из дома. Сам же Барт убедил себя с маниакальным упорством, что состояние у него приближается к критическому: химический дисбаланс, гипогликемия, пограничная шизофрения. Нейрохимические передатчики зашкаливает от электричества в атмосфере. Сан-Франциско вибрирует от электрических возмущений. Еще один город, географическая специфика которого взвинчивает атмосферу. Нарушение равновесия плохо действует на чувствительную душу.
В общем, теперь Барт жил на улице. Самозваный мученик с комплексом Христа превратился в городского шамана. Там, где он раньше ходил, проповедуя людям, как отыскать путь к богам у себя внутри, сейчас он ходил просто так — среди безбожия и вездесущего зла, что таится на каждом углу. От которого не укрыться. Его единственная защита — отвертка в кармане плаща. Я послала ему билет до Нового Орлеана. Изнывая от предвкушения.
Едва он вошел ко мне в дом, порталы открылись вновь. Наша объединенная химия осветила всю комнату мягким светом, по углам заплясали янтарные радуги. Мы отметили наше воссоединение восхитительным сексом, продлившимся не один час. Его приговор на безбрачие, которое он соблюдал целых четыре года под бдительным оком церкви, отменился уже навсегда. Он был безумным любовником, необузданным, бешеным. Развращенный священник, благоговейный адепт, опытный завоеватель. Заключенный в юном и хрупком теле чокнутого художника, отравленного парами аэрозоли. Опьяняющее сочетание.
Время исчезло. Дни сливались в один долгий день. Алхимия бесконечного новоорлеанского лета, колдовской восторг. Броски вперед и назад во времени. Пейзажи духа — как поле битвы, где уже отгремевшие войны когда-нибудь грянут снова. Возвращение в прошлые жизни, к радостям и печалям, победам и поражениям, которые мы переживали вновь. Божественная пытка.
Наш психоз обострился. Неодушевленные вещи светились внутренним светом. История упорно стремилась себя повторить. Видения текли непрерывным потоком. Мы оба теряли себя. Теряли последнюю связь с реальностью. Барт обвинял меня в том, что я что-то подмешиваю в еду. Украдкой травлю его кислотой, мескалином, грибами, цианидом. Я призналась, что часто приправляю еду соками своего тела. Кровь, моча, слизь, секреции. Старый каджунский рецепт. Если кормить собаку собственным потом, то ее очень легко приручить. То же самое — и с людьми. Практикуется многими соблазнительницами. Но я сомневаюсь, что это вызывает галлюцинации.
