Прощание с телом - Коровин Сергей Иванович (книги бесплатно полные версии TXT) 📗

— Тебе не понравилось название: «Лесбийский материализм»?

— Мне не понравилось название фирмы-спонсора — что-то подозрительно оно напоминает ту контору, с кем мы заключали договор на ликвидацию. И я вдруг, ей-богу, ощутила, что тот ублюдок, который прирезал Веньку, теперь приехал сюда и ждет удобного случая, — не знаю каким местом, но почуяла, наверно, из-за тебя — то есть он принял заказы уже здесь, видишь, вчера кто-то заходил на страницу Николая Васильевича, видишь? И на твою — тоже. Понимаешь, они тут всех разом накрыли.

— И тебя, ангел мой? — дрогнувшим голосом спросил я. — Давай всё посмотрим.

Моя птичка быстренько вышла из этого сайта.

— Ну, про меня еще рано думать, — сказала она. — Веня же обещал, что я у него буду в ногах валяться, когда укокошат всех вас, не раньше, а вы пока живы.

— Ну, тогда пошли обедать, — сказал я. — А потом к Аньке. Посмотрим, не подкрадывается ли к ее ненаглядному мыслителю какой-нибудь испанец с ледорубом.

— С ножом, — поправила меня моя птичка. — Если это тот, то с ножом. Знаешь, — сказала она, — мне не нужно показываться Аньке. Иди один, а я попробую что-нибудь сделать с этим, — она кивнула на монитор, — попробую поставить Веню на место. С призраками можно успешно воевать в виртуальном пространстве, они же нематериальны. А ты — старый рыбак, ты хитер, ты поймаешь этого ублюдка, извини, но не мне давать тебе советы, где и как. Словом, иди, сделай так, чтобы мы к этой теме больше не возвращались, и помни: ты мне обещал машину с сушкой, я с тебя не слезу, пока мы ее не подключим. — Она обняла меня, поцеловала, прижалась вся маленьким сладким телом и даже потерлась лобочком о мою ногу. — Давай, двигай, а я тебя буду ждать.

И я пошел, но не как люди, через дверь, а выскочил через окно, чтобы меня не видели в холле, чтобы все думали, что мы по-прежнему вместе, что мы занимаемся любовью, а потому и кричать нам, и стучать — совершенно бесполезно, мы не откроем, мы теперь будем вечно заняты, потому что у нас теперь есть одна главная работа — мы хотим выковать Геркулеса.

Куст шиповника встретил меня неласково, тем более что я был в одних шортах. На стоянке никого не было, на дюне тоже. Я прошмыгнул до живой изгороди и выглянул из-за угла. Наверно, со стороны мои действия выглядели несколько необычно, но я надеялся, что меня никто не увидит. Улица была совершенно пустынной, и немудрено: жуткое жаркое солнце показывало около шести, камни пышели жаром, плавящийся асфальт издавал гудроновое зловоние, горячие сосны сочились раскаленной смолой, как растопленным салом. В их тени было душно, как в кочегарке. Пригнувшись за изгородью, я пробежал по улице до перекрестка. Напротив был жилой корпус санатория, но не думаю, что кому-нибудь из отдыхающих пришло в голову выглядывать в окна на солнечной стороне. Мысленно я уже проложил маршрут, то есть бежать нужно было по тем местам, где водятся только местные и дачники, куда никому из заезжих приезжих и в голову не придет зайти — им там просто нечего делать, там нет ни баров, ни магазинов, ни достопримечательностей, кроме какой-нибудь престарелой певички или артистки, плавящихся на своих дачах, но кому они могут понадобиться в такую жару. Короче, обогнул курзал с той стороны. В лесу я срезал пучок папоротника и, связав стебли, нахлобучил себе на голову шляпу Робинзона, чтобы хоть как-то закрыться от солнца. Меня почему-то больше всего пугали машины: я был твердо уверен, что киллеры не ходят пешком, — ей-богу, смешно даже думать об убийце, который таскается с огромным ножом по жаре на своих двоих.

А почему обязательно нож? — подумал я. Черт побери, ведь гораздо проще взять какое-нибудь бесшумное ружье и перещелкать всю компанию с того же балкона, когда мы вынесем самовар в беседку. Не знаю, может, поэтому я не шмыгнул через дырку на нашу лужайку, а заскочил к Сильве в огород. Нет, к ней мне идти не хотелось: что я могу ей объяснить про спонсоров семинара «Лесбийский материализм»? Как? Показывать сайты, рассказывать ей всю историю от Адама, до сегодняшнего обеда? И про мою птичку — тоже? Обойдется! Я, честное слово, еще даже не догадывался, что мне делать, но все-таки выставил доску в ветхой ограде и шагнул через канаву на наш участок в самом дальнем углу сада, а потом поставил ее на место.

Высокие, по пояс, сорняки стояли нетронутыми и сильно пахли пряной зеленой массой — тут очень давно не ступала нога человека. Сныть, чертополох и крапива предательски зашуршали, на меня тут же накинулись какие-то жалящие твари, но я все-таки добрался на четвереньках до колодца и обнаружил, что в ванне нет воды. Моя панама теперь не висела, а мокрая лежала на дне, а синее полотенце тоже валялось, как половая тряпка. Я прислушался: на веранде кто-то негромко переговаривался, в кухне никто не брякал посудой. В беседке, по всей видимости, тоже никого не было, я выждал минуты две — за это время, если бы там кто-то и был, он наверняка бы перевернул страницу, или вздохнул, или почесался. Впрочем, никого и не может быть, сейчас самое прохладное место — это дом.

Ну а, собственно, кто мне нужен? — подумал я. Зачем я вообще сюда пришел? Где тут будем ловить и кого? Но ни облезлые кусты смородины, ни полузасохший штрифель, ни бурая крыша нашего старого дома ответа мне никакого не дали. Над раскаленным железом дрожало бессмысленное знойное марево. Я даже не знаю, с кем тут у них посоветоваться: ум — хорошо, а полтора — лучше, где вы, опытные ловцы человеков?

Я снова нырнул в траву и прошелся по периметру до самой дырки в заборе, где тоже ничего подозрительного не обнаружил. В дом я пробрался через хозяйственное крыльцо. На кухне было прохладно и пусто. Через открытую дверь я видел спину старухи Кэт на веранде. «Кто там?» — спросила она через плечо. Что мне оставалось? Я быстренько сполоснул потную морду и пошел к ней.

— Это Евгений, — представился я, заходя на веранду. — Здравствуйте, Екатерина Самойловна и… простите?.. — Я замялся, потому что возле нее сидела какая-то особа.

— О, привет, — сказала Кэт, — это Элизабет, моя приятельница из Нью-Джерси. Она очень вовремя приехала: завтра нам наконец отдадут Борьку, и мы отвезем его в крематорий. Ты тоже молодец, что зашел. Как твои дела?

— Здравствуйте, Элизабет.

Подружка Кэт совершенно по-американски расплылась и протянула мне руку. Русского она не знала — это факт. Поэтому я сразу взял Кэт в оборот:

— Заранее извините меня, но у меня к вам есть несколько вопросов. Во-первых, где все?

— Хорошо, но если ты не настаиваешь на этом костюме, то для начала я хочу посоветовать тебе одеться, — сказала она улыбаясь, — так тебе будет удобнее со мной разговаривать. И сними с головы солому, тут тебе некого опасаться, бледнолицый брат. — Причем так сказала, как разговаривала с нами еще тридцать лет назад.

Когда я нашел в шкафу старую свою футболку и предстал перед ней уже в человеческом виде, она пригласила меня к себе в комнату — когда-то это была комната Анькиной матери — вся белая и наглухо зашторенная, а теперь я не мог ее узнать: ни железной кровати, ни больничных занавесок — какие-то книжки, новая лампа, кресло, кушетка, чистое окно.

Я слушал, что Анька уехала оформлять огненное погребение, потом — за покупками к завтрашней тризне, что Колька заперт у себя в комнате, что она, Кэт, посажена на цепь — караулить дом, вместо того чтобы быть на семинаре, про Элизабет и так далее, и все не решался задать ей главный вопрос, который, как мне казалось, может надоумить меня: как мне быть? Но она вдруг спросила:

— А твоя проблема связана со смертью Бориса? — Я, после некоторых колебаний, утвердительно кивнул. — Ты хочешь об этом поговорить? — на этот раз мое согласие выразил глубокий вздох, и я снова почувствовал себя мальчиком. Дело в том, что старуха Кэт и раньше заводила с нами какие-то непонятные разговоры — предлагала странные вопросы, смешные задания. Иногда мне нравилось ее выражение лица, смеющиеся глаза, глубокий голос, небрежно запахнутый или, наоборот, распахнутый халатик. А иногда — нет, потому что порой казалось, что она про тебя знает все, будто подглядывает в подзорную трубу или читает мысли, которых и сам стыдишься, например, когда смотришь на ее заголяющиеся между полами ляжки или свободно качающиеся под тонкой материей полуголые сиськи.