Укусы рассвета - Бенаквиста Тонино (книги онлайн полные версии бесплатно txt) 📗

— Вы в какой отрасли работаете?

А номер моего банковского счета не хочешь? Еще один придурок, не знающий, что такое ночь и люди, которых встречаешь ночью.

Нормальные полуночники никогда не распространяются о том, чем занимаются днем, — наверное, оттого, что днем большинство из них ни хрена не делает. Мистер Лоуренс на подобный вопрос неизменно отвечал «ничем не занимаюсь», таким тоном, словно он этим гордился. Правда, иногда он, забавы ради, выдавал себя за консула или культурного атташе, но не с целью пустить пыль в глаза, а просто чтобы проверить, сколько времени он сможет косить под дипломата до того, как собеседник заподозрит вранье.

— So what, my friend note 29, так ты каким бизнесом занимаешься?

Мне вспоминается, как Бертран распускал хвост перед публикой, давая понять, что дипломаты находятся в самом зените мирового паразитизма и что их жизнь круглые сутки похожа на мечту: они представляют Францию, с бокалом в руке, на официальных приемах где-нибудь в тропиках… Я же, за недостатком воображения, даю всегда один и тот же ответ. Который, как правило, не вызывает большого интереса у слушателей:

— Я безработный, не знаю, как это называется на языке вашей страны…

Ну а те, кто работает, тоже не слишком жаждут посвящать других в свои занятия. Помню одного такого типа, большого эстета по имени Родриго, высокого, черноволосого, с тоненькими усиками, всегда в эксцентричных шляпах и сногсшибательных костюмах; его испанский акцент буквально зачаровывал девушек. Он был настоящим королем «Паласа», этот Родриго. Однажды утром, когда мистер Лоуренс вывихнул лодыжку, мы столкнулись с Родриго в больнице Сальпетриер; он был облачен в белый халат, развозил тележки с едой по палатам и покорно выслушивал ругань старшей сестры. Другой знаменитый случай — некий Арно, который организовывал грандиозные тусовки по пятничным вечерам на барже, стоявшей на приколе возле Аустерлицкого моста. На правом плече у него болталась цепь, он перепивал и перетанцовывал всех своих клиентов, и никто даже заподозрить не мог, что утром он едва успевает переодеться и доползти до своего офиса в министерстве финансов, где трудится на весьма ответственном посту.

Для нас второе лицо человека, его вторая, тайная жизнь — это его день.

Американец не особо стремится навязать нам разговор; он просто шумит, буянит и продолжает пить, галстук у него совсем съехал набок. Жан-Марк выслушивает своего клиента с ангельским терпением, что ему обычно не свойственно. Если кто и готов бросить в него камень, то уж, конечно, не я, жалкий халявщик.

— Ты знаешь кого-нибудь из киношников? — спрашивает меня Этьен.

— Одного критика, не шибко важного — работает в каком-то занюханном журнальчике, но, в общем, неплохой парень.

Америкашки интересуются, что мы пьем, — они желают заказать выпивку для всей компании, как будто нам еще хочется пить, и вдобавок пить с ними за компанию. Но мы не отказываемся. Спиртное «проходит» вполне благополучно, мягко обжигая внутренности.

— You know what note 30? Знаешь, кого ты мне напомнил, босс? Того индейского вождя из…

— Из «Пролетая над гнездом кукушки», знаю. Ты уже две тысячи первый человек, кто мне это говорит.

Тот, которого зовут Стюарт, выглядит стопроцентным американцем — здоровые зубы, здоровая будка, в общем, из тех, кто вскормлен на витаминах, обожает бассейн и качалку. Его приятель разглагольствует на весь бар. Зевнув, я спрашиваю Этьена, что он намерен делать дальше. Но он сидит, уронив голову на скрещенные руки, и не отвечает.

Зал давно опустел, свет уже потушен, но открылся нижний бар, и тусовка самых несгибаемых полуночников перекочевывает туда. Жан-Марк наконец вознагражден за свое терпение: тот, кого зовут Рикки, дает ему свой адрес в Ист-сайде. Хорошая работа! Заполучив адрес, он тут же говорит: «Ну, можно сваливать, я бы сейчас пожевал чего-нибудь». Я бужу Этьена, толкнув локтем в бок. Он испуганно вздрагивает и интересуется, что тут случилось, пока он спал.

— Да ничего особенного. Вон тот, Стюарт, уже раз пять или шесть объявил нам, что ему нравится в здоровом теле здоровый дух, сжег десятидолларовую бумажку, чтобы выпендриться и доказать что деньги для него ничего не значат, а далым-вовсе понес какую-то параноидальную хрень мол, все бармены стопроцентные стукачи и работают на полицию, во всяком случае, у них в Штатах. Сказал, что сам мечтал быть полицейским, эдаким классическим сыщиком, слегка продажным, слегка злодеем, как в фильмах, но вот промашка вышла — не стал он легавым, а загубил свою жизнь в сфере импорта-экспорта. А Рикки сказал, что ему не нравятся слова, которых он не понимает, потому что тогда он выглядит круглым дураком; потом в какой-то момент объявил, что Соединенные Штаты не чета Франции и пусть, мол, французы не считают себя интеллектуальной элитой Запада. Потом… что же было потом?.. Ах, да, они сошлись на том, что их вина будут лучше французских, например, «Каберне», особенно когда оно состарится; что наши гамбургеры по-прежнему мерзки и несъедобны, что французы только и делают, что косят под американцев, и прочее, и прочее. Надо сказать, он был частично прав, учитывая то, в каких шмотках я провел нынешнюю ночь. Потом… Да нет, ничего интересного; последнее время они разыгрывают сцены из фильмов про гангстеров и фараонов, и я уже ни черта не понимаю. Хочешь узнать еще что-нибудь?

— Нет.

Стюарт, пьяный в хлам, тычет пальцем в голову своего приятеля, имитируя дуло пистолета. И говорит, еле ворочая языком:

— This is the forty four magnum, the most powerful handgun of the world, so go ahead, punk! Be my guest. Take your chance and make my day note 31.

Второй отвечает:

— OK. You got a piece? You carry a piece? This is a secret signal for a secret service note 32?

И они хлопают друг друга по ляжкам. Стюарт объявляет, торжественно воздев палец:

— I want you to sweat, I want you to give some sweat, I want you sweat note 33!

Мне все это уже надоело до чертиков. Я знаком даю понять Жан-Марку и Этьену, что сваливаю.

— Are you talking to me? Are you talking to me note 34? — спрашивает меня Рикки, ударяя себя кулаком в грудь.

— Не понимаю… Don't understand, моя не понимать язык Шекспир, моя уметь говорить только «Fuck! Fuck you man! Yeah man!» note 35 И все, дальше я пас!

— Я голоден! — жалобно говорит Стюарт.

— Ничего не знаю, лично мы идем спать, — твердо заявляю я.

Полчаса спустя мы втроем сидели за бифштексами с жареной картошкой в маленьком ресторанчике сети «SERNAM» возле метро «Шевалере». Я выбрал именно этот момент, чтобы красочно описать Жан-Марку труп его бывшего коллеги из «Модерна». Это произвело должный эффект: я загреб его порцию и сожрал ее с превеликим удовольствием.

Оказавшись в квартире Этьена, я недолго раздумывал о пользе сна и его необходимости, просто-напросто вырубился в тот самый момент, когда ставил будильник на 930 утра. Следующие сорок пять минут я провел в странствиях по собственному телу — увидел, как мои кости принимают нормальные размеры, как мои нейроны проходят тестирование, а сердце выныривает из кишок, чтобы занять свое законное место в организме. Очухавшись, я не стал будить Этьена, а пошел на кухню, сварил себе зверски крепкий кофе, который окончательно привел меня в форму, и позвонил кинокритику Себастьену.

Я знал его еще по факультету, с тех времен, когда он был твердо намерен стать продюсером и выкупить весь Голливуд с потрохами. В ожидании этого счастливого события он жил, как все мы, пробавляясь талонами университетского ресторана. Потом он снял две андеграундные короткометражки, которые усиленно пытался протолкнуть на разные фестивали, но не преуспел в этом и занялся кинокритикой. Его подружка сообщила мне, что он сейчас сидит на просмотре в каком-то кинозале на Елисейских полях, а куда отправится после, она не знает.