Я, мои друзья и героин - Фельшериноу Кристина (читать книги бесплатно полностью .txt) 📗
Его история была похожа на все наши… Родителя развелись, и он жил у матери, пока та не нашла себе дружка и не переехала к нему. Мама его была, впрочем, великодушней многих: оставила ему двухкомнатную квартиру и даже телевизор.
Навещала его раз в неделю, давала деньги на жизнь. Она знала, что он колется, и постоянно просила его бросить… Говорила, что сделала для него больше, чем другие родители. Это она имела в виду квартиру и телевизор, по всей видимости.
Как-то в конце недели мне пришлось ночевать у Акселя в квартире. Мама мне разрешила, тогда я ей наплела что-то про очередную подругу.
Конечно, квартирой обиталище Акселя назвать было нельзя… Совершенно убитая дыра, полный отстой и настоящее логово нарка… Страшная вонь ударила мне в нос ещё на лестничной клетке – из-под дверей. Повсюду на полу валялись пустые консервные банки с остатками рыбы и сигаретными окурками, воткнутыми в них.
Пол весь был уставлен пепельницами и чашками, до половины забитыми пеплом, табаком, сигаретной бумагой и кофейной гущей. Когда я хотела подвинуть пару стаканчиков йогурта на одном краю стола, с другого края на пол полетели две рыбные банки… А, – всем было наплевать!
Ковер смердел невероятно, и я поняла, откуда эта вонь, когда Аксель вмазался. Он вытащил иглу из вены, набрал в полный остатками крови шприц воды и выпустил розовый бульон прямо на ковер! И так он чистил свой шприц всегда! Это и было причиной сладко-гнилостный атмосферы в квартире – кровь и рыбный соус… Даже гардины и те были желтыми и воняли.
Посреди этого вонючего хаоса возвышалась сияющая своей белизной кровать. Я сразу же взобралась на неё и поджала ноги. Вдавила лицо в подушку – запахло «Ариелем». Я думаю, никогда в жизни я не лежала на такой чистой постели…
Аксель сказал: «Это я застелил для тебя…» Каждую субботу, когда я приходила, кровать застилалась заново – только однажды мне пришлось спать на простыне, оставшейся с прошлой субботы. Другие ребята вообще не меняли белья.
Парни покупали мне жратву – всегда то, что мне больше нравилось. Они просто хотели порадовать меня! И прежде всего – они покупали мне лучший порошок. Моя печень ещё беспокоила меня, и если я колола не чистый героин, меня поташнивало.
Они сильно беспокоились, если мне было нехорошо, и поэтому брали чистейший героин, хотя он и был дороже… Они, трое, всегда были там только для меня..! У них была только я..! А у меня был Детлеф, потом Аксель и Бернд, а потом аж никого…
Я была по-настоящему счастлива… Именно тогда, именно там, именно с ними… Я ведь редко когда была счастлива в своей жизни. С ними я была в безопасности и у них чувствовала себя как дома. Днем на Цоо, по выходным – в вонючем наркоманском притоне…
Детлеф был самым сильным среди нас, я самой слабой. Я чувствовала себя слабее парней физически, и по характеру, потому что всё-таки была девушкой, и в первый раз в жизни мне нравилось быть слабой. Детлеф, Бернд или Аксель всегда были со мной…
Да, вот оно – моё счастье… У меня был парень, который поступал так, как больше ни один нарк в мире не поступает – каждые полграмма героина он делил со мной!
Парень, который зарабатывал для меня деньги самой мерзкой работой, которая вообще существует на этом свете! Ему приходилось делать в день на два-три клиента больше, чтобы я получила свою дозу. Да уж, – у нас всё было иначе, чем у людей…
Парень работал на панели ради своей девушки… Наверное, мы были единственной такой парой на земле.
Мысль поработать самой в те недели поздней осенью семьдесят шестого года мне вообще не приходила в голову… То есть я, конечно, думала об этом, когда мне становилось совестно из-за Детлефа, который опять зависал у какого-то мерзкого придурка. Но я понимала, что скажи я, что хочу сама поработать, то в первую очередь мне достанется именно от Детлефа…
Точных представлений, что же стоит за словом «сниматься», у меня ещё не было.
По крайней мере, я старалась об этом не думать и себе этого не представлять. Детлеф тоже ничего не говорил… Так, из разговоров мне стало ясно, что они работают руками и, – в крайнем случае, – по-французски. Я знала, что к нам с Детлефом это не имеет никакого отношения. Отвращения к тому, чем он занимается, я, по крайней мере, не испытывала… Если он обнимал клиента, меня это не беспокоило. Что делать – это была его работа, без которой порошка нам не получить… Я вот только не хотела, чтобы фраера обнимали его. Потому что он принадлежал только мне, мне одной…
Скоро я познакомилась со многими из его клиентов – заочно, правда… Парни говорили иногда, что этот вот, например – нормальный мужик – и надо бы получше вести себя с ним. Некоторые фраера узнавали меня, и мы мило разговаривали, когда я встречалась с Детлефом на вокзале. Фраера так просто торчали от меня! Это странно конечно, но некоторые из них действительно влюблялись – в меня! Иногда парни передавали мне от кого-нибудь из клиентов двадцать марок. Детлеф-то не говорил мне, но некоторые уроды постоянно уговаривали его соорудить что-нибудь втроём…
Иногда я развлечения ради наблюдала за другими девушками на вокзале. Почти все дети, как и я. Я видела, как тяжело им приходится. Прежде всего тем, кто сидел на системе и потому должен был работать и зарабатывать на панели. И я видела весь этот ужас и это отвращение в их глазах, когда им приходилось мило улыбаясь, договариваться с фраером. Я презирала фраеров… Что за идиотами или, – не знаю, – законченными извращенцами должны быть эти подонки… Вот эти, которые, трусливо кончая, шныряли по залам вокзала, косясь по углам, краешком глаза выбирая свежатинку?! И что за кайф они могли испытывать с девушкой, которая их презирает? По которой видно, что, ну, просто бедность её заставила!
Да, постепенно я всей душой возненавидела голубых… Я постепенно понимала, каково приходиться Детлефу. Он шёл на работу, сжав зубы и превозмогая отвращение. Без вмазки он по-любому не мог работать… Ну а если его ломало – то есть именно тогда, когда деньги были нужны просто позарез – клиентура в испуге разбегалась, едва взглянув на него. Тогда Аксель или Бернд делали кого-нибудь за него. Но и они могли работать, только как следует вмазавшись.
И меня раздражало, как вся эта голубятня носится за Детлефом. Они заикались, лопоча ему какие-то смешные клятвы о вечной любви, когда я стояла рядом; украдкой вручали ему любовные записочки. Эти типы, осаждающие Детлефа, были безумно одиноки… Никакого сострадания к ним я, ясное дело, не могла испытывать.
Я хотела только проорать им в оба уха: «Эй, козёл, тебе что, не ясно, Детлеф принадлежит только мне и больше никому – никакой голубой свинье он не принадлежит!» Но по злой иронии судьбы именно эти уроды и были нужны нам – у них были деньги, и эти деньги очень просто вынимались из их кошельков…
Я стала замечать, что по вокзалу ошиваются толпы уродов, знающих Детлефа гораздо интимнее, чем я. Меня чуть не стошнило от этого открытия! И когда я случайно подслушала разговор трёх парней, что, мол, некоторые клиенты платят только после оргазма, то чуть с ума не сошла…
Мы виделись с Детлефом всё реже… Ему постоянно приходилось обслуживать где-то этих голубых свиней. Я боялась за него. Кто-то мне сказал, что ребята с панели со временем часто и сами становятся голубыми, но в чём и как могла я упрекнуть Детлефа? Нам нужно было всё больше и больше денег. И половина всех денег уходила на мой героин. С тех пор, как я была с ним, я желала, – может быть и несознательно, – стать настоящей игловой, быть как он, быть с ним всегда! Я ширялась каждый день… И мне приходилось ревностно следить за тем, что у меня ещё остается достаточно порошка наутро. Вот уж не знаю почему, но мы оба ещё не сидели. Когда начинаешь колоться, проходит достаточно много времени, прежде чем ты плотно сядешь – ну если, конечно, не колоться каждый день… Нам удавалось прожить без героина по два дня, и концом света это не казалось. Наверное потому, что мы фаршировались и другими наркотиками. И мы настойчиво убеждали себя, что мы – другие, что мы не какие-то опустившиеся нарки, что мы всегда можем соскочить. Ну, если только захотим, конечно…
