Каникулы в коме - Бегбедер Фредерик (лучшие книги читать онлайн TXT) 📗

– Эй! Что такое? Эти сучки сами хотели. Я делаю все, что хочу! Я ЖОСС ДЮМУЛЕН, сволочи! Я могу делать все, что хочу! Вы даже вообразить не можете, что это такое – БЫТЬ ЖОССОМ ДЮМУЛЕНОМ! Это значит НЕ ИМЕТЬ ЛИЧНОЙ ЖИЗНИ! Меня каждая собака в мире знает! Все меня обожают, но никто меня не любит!

Его вопли теряются в шуме и реве, постепенно затихают, пока Марк и Анна поднимаются по ступенькам к выходу.

Оставшись один на один со своими жертвами, Жосс падает на колени и бормочет:

– Я знаменит… Эй, девки, скажите-ка им, что выполните все мои прихоти… Я же не очень извращался, верно?.. Я ведь не сраный негодяй какой-нибудь… Я дам по тысяче долларов каждой из вас… Секунды умирают стайками по шестьдесят, образуя минуту. Он заснул, бодрствует только его гастрит. Иногда ему удается продержаться десять минут с открытыми глазами, но это выводит его из себя. В другой раз он может на целых десять минут закрыть глаза, но так ему становится еще хуже. Он надевает свой противогаз времен Первой мировой войны. Жосс проводит всю ночь в одиночестве.

Камера снимает его по-американски: стоя на четвереньках, он дышит тяжело, как астматик: в наушниках и противогазе он похож на гигантское насекомое. Мы не можем разобрать его бурчанья, но, если прислушаться (и отключиться от стенаний его жертв), можно понять, что Жосса тошнит. Камера отъезжает, давая панорамный обзор площади с застывшими от ужаса парочками, парит над лестницей на высоте десяти сантиметров от ступенек, переходит на Марка Марронье, стоящего в дверях. Прислонившись к стене, он на едином дыхании пишет свой эпохальный репортаж, пока Анна получает одежду в гардеробе.

НОЧЬ В «НУЖНИКАХ» Нет, это не заголовок нового романа о комиссаре Сан-Антонио. Отныне всем придется привыкнуть к тому, что так называется клуб, о котором этой зимой будет говорить весь Париж – и который вызывает в памяти все старые хохмы о «туалетном работнике». Площадь Мадлен до сих пор не в себе. Вчера вечером несколько небожителей явили себя смертным. Наша старая знакомая Лулу Зибелин сияла, как обычно, улыбками и сыпала остротами. Молодой талантливый модельер Ирэн де Казачок ни на шаг не отходила от знаменитого аниматора Фаба, эпатировавшего своим нарядом приглашенных гостей женского пола (см. фото Ондин Кензак)! В крайне затейливой постмодернистской обстановке – гигантских сантехнических изделий – Жосс Дюмулен (диск-жокей, не нуждающийся в наших представлениях) собрал весь парижский супербомонд, чтобы устроить ему офигительную вечеринку. Чета Хардиссон, явившаяся вместе, вынуждена была нанять няньку для своего новорожденного малыша. Топ-модель Клио демонстрировала неподражаемо шикарное суперсексуальное платье (кстати, весельчак-продюсер Робер де Дакс не сводил с нее глаз весь вечер, хотя явился в сопровождении своей новой протеже – актрисы Соланж Жюстерини^. Что до Жана-Жоржа Пармантье, он просто из шкурки вылез, чтобы все как следует повеселились:

К концу вечера, после шикарного ужина нам преподнесли забавный сюрприз: концерт подающей надежды группы «Дегенераторы» плюс гигантская пенистая ванна, погрузившая – да простят мне этот каламбур – всех в эйфорию! «Нужники», площадь Мадлен, 750008, Париж.

Марк надевает колпачок на ручку, потом целует Анну. Завтра за эту фитюльку ему заплатят штуку. Едва хватит на химчистку.

6.00

Анна и Марк уходят по-английски. Никто больше не танцует. Перед дверью они спотыкаются о тела медуз в человечьем облике. На лестнице они прощаются с Дональдом Сульдирасом, у которого воротничок рубашки весь в крови. Али де Хиршенбергер стоит, сжимая в руке канделябр, а барон фон Майнерхоф поигрывает плеткой. Дружки Жосса вываливаются на улицу, прикуривая одну сигарету за другой. Несколько лифчиков на китовом усе свисают с огромной хрустальной люстры.

Они дают десять франков гардеробщику, и пятьсот – старухе, лежащей на тротуаре перед входом в клуб.

В «Нужниках» последние стоики танцуют предпоследний танец, запевают последнюю песню, отвергает, отпихивают от себя карающую руку рассвета – короче, цепляются за ночь: «пусть-она-длится-длянас-двоих-до-скончания-времен». Им кажется, что следует подбавить мелодраматичности, а в душе мечтают пойти домой и завалиться спать.

Они больше не будут толкаться среди приятелей. Перестанут балансировать на краю крыши. Жуткие коктейли, где вы, ау!? Девушки в декольте, наклоняющиеся в нужный момент, сомнамбулическая музыка приглушенное освещение, отмороженные от кокаина задиры, пьяные полицейские, оборванец, угрожавший зараженным шприцем? Они выживут. Они бредут по асфальту. Они умрут позже– благопристойно, без шума. Мир почти роскошен. День кишит обещаниями.

Короче, Земля по-прежнему вращается. Они натыкаются на Фаба и Ирэн, которая объясняет им, что в США таких, как они, называют Eurotrash.

Прохожие идут на работу. Метро изрыгает бюрократов пачками. Стекольщик чинит витрину у Ральфа Лорена. «Фошон» поднимает металлические жалюзи. Марк мечтает о виртуальной вечеринке. Которая не состоялась бы. Список приглашенных повесили бы на дверь, чтобы гости воображали, как все МОГЛО БЫ БЫТЬ. Каждый придумал бы свой сценарий. Виртуальная вечеринка – идеальная ночь, размытое изображение. Беззвучный шум. На виртуальной вечеринке никто ничем не рискует. На виртуальной вечеринке Анна не будет дрожать от холода, а Марку не придет в голову рыдать на манер кающейся Магдалины, плеонастически, на одноименной площади. («В один прекрасный день, – говорит он сам себе, – нужно будет переименовать это место в „площадь Марселя Пруста“.)

И тут у Марка случается озарение – он все вспомнил. Он не только где-то уже видел лицо Анны – Два года назад он на ней женился. Алкоголь сыграл с ним злую шутку: он всю ночь искал то, что было у него под рукой. Радость – чувство довольно примитивное. Сумерки опускаются, взять ее руку в свою. Ходить. Дышать. Сказать спасибо, но кому? Временами кажется, что счастье неизбежно. У Марка в голове звучит фраза: «Любовь спасет мир». Ну да, он женат. К тому же по любви. Марк обожает старомодные удовольствия. И прелестная пара новобрачных пересекает VIII округ. Они почти неуместны здесь, как какие-нибудь террористы. Почти – потому что ни один сторонник «Аксьон директ» не выдержал бы режима их жизни. Но Марк с Анной воображают себя истинными авантюристами новых времен: добавляют эстрагон, когда жарят бараньи отбивные. Они пожирают выдержанный камамбер и заливают его красным бургундским. Они забывают очки под кроватью. Любовь – это пучок молодой редиски, купленный в Тарасконе и съеденный с крупной солью. У них одновременный оргазм. Они находят свои очки. И все время чистят зубы. Они прикладывают кучу усилий для того, чтобы чудо продолжалось.

– Наверное, я правильно сделала, что вышла за тебя, – говорит Анна, прелестная, как конфетка.

– Если бы ты этого не сделала, я бы давно скопытился, – говорит Марк. – Зачем ты пришла в «Нужники»? Следить за мной?

– Хотела убедиться, что ты найдешь место у стойки, чтобы разнюниться. Что ж, ты снова ночь напролет изменял мне с самим собой. Марк пользуется случаем, чтобы еще потискать ее. Ему это кажется совершенно естественным: в случае «рекламаций» он может предъявить свидетельство о браке, составленное по полной форме. Законы Республики на его стороне.

Позднее, в такси, Анна говорит ему:

– В Нью-Йорке такси желтые, в Лондоне – черные, а в Париже – дурацкие.

– Просто договариваться о цене нужно, когда садишься.

– Но водители слепо нам верят. Мы даем им свой адрес, и они нас везут, как бараны.

– Да, и нет никаких гарантий, что поездку оплатят.

– Доехав до места, таксисты оборачиваются и смотрят на нас, как идиоты, как будто осознав, что мы можем сохранить денежки, просто-напросто сделав ноги.

– С вас шестьдесят франков, пжалста, – говорит таксист, оборачиваясь: ему немного не по себе – ведь они наконец приехали. К чему нам продолжать жить? Каждый новый день заливает землю светом. Глаза, ослепленные бледным небом, ничего не различают. Птицы летают, собаки лают, мужья возвращаются домой. Каникулы в коме заканчиваются при ярком свете дня. Утро совсем желтое – цвета омлета с сыром. Не так уж и трудно выбраться из VIII округа. Их души держатся за руки. Они летят: наступил новый день. Марк умирает с голоду, хотя точно знает, что не сможет проглотить ни куска. У него даже голова не болит. И во рту полк солдат ночевал.