Нагой обед - Берроуз Уильям Сьюард (книги онлайн бесплатно серия TXT) 📗
Мужчина в белдом галстуке и парадной рубашке, нагой от пояса и ниже, если не считать черных пажей, беседует с Пчеломаткой в элегантных тонах (Пчеломатки – старухи, окружающие себя педиками, чтобы образовать «рой». Это зловещая мексиканская практика)
«Но где же скульптурная группа?» Он разговаривает одной стороной лица, другая же корчится в Пытке Миллиона Зеркал. Он дико дрочит. Пчеломатка продолжает беседу, не замечая ничего.
Кушетки, стулья, весь пол начинают дрожать, сотрясая гостей до такой степени, что они превращаются в размытых серых призраков, визжащих в охуелой агонии.
Два паренька отбивают под железнодорожным мостом. Поезд сотрясает их тела насквозь, спускает их, растворяется с дальним гудком. Квакают лягушки. Пареньки смывают сперму с тощих смуглых животов.
Купе поезда: два обдолбанных юных торчка по пути в Лексингтон сдирают с себя штаны в конвульсиях похоти. Один из них намыливает себе хуй и пропихивает его в жопу другому, как штопор. «Бооооооооооооооже!» Оба извергают семя, вставая одновременно. Они отодвигаются друг от друга и натягивают штаны.
«Старый лепила в Маршалле выписывает настойку и сладенькое прованское масло.»
«Геморрой матери-старушки вопит, аж кровью обливается, по Черному Говну… Док, предположим, это твою мать отодрали в жопу местные пиявки, что так и кишат мерзопакостно… Деактивируй этот добок, мамаша, меня от тебя уже тошнит».
«Давай заглянем туда и разведем его на рецепт.»
Поезд рвет себе дальше сквозь дымную высветленную неоном июньскую ночь.
Картинки мужчин и женщин, мальчиков и девочек, животных, рыб, птиц, ритм совокупления вселенной течет по комнате, виликий синий прилив жизни. Вибрирующий, беззвучный гул лесной глуши – внезапная тишь городов, когда торчок выправляет баш. Мгновение, когда все замерло в ожидании чуда. Даже Владелец Льготного Билета прозванивает засоренные линии холестерола в поисках контакта.
Хассан визжит: «Это ты натворил, А.Дж.! Ты мне балчху изговнял!»
А.Дж. смотрит на него, лицо отстраненное, как известняк: «Себе в жопу засунь, чурка разжиженная.»
Врывается орда обуянных похотью американских баб. Сочащиеся пизды, с ферм и пижонских ранчо, с фабрик, из борделей, из сельских клубов, особняков и пригородов, из мотелей, с яхт и из коктейль-баров, сдирают с себя одежду для верховой езды, лыжные костюмы, вечерние платья, ливайсы, домашние халаты, бумазейные платьица, брючки, купальники и кимоно. Они вопят, подвизгивают и воют, прыгают на гостей, как бешеные суки в течке. Они рвут ногтями мальчиков-висельников, вопя: «Ты, пидар! Сволочь ты! Еби меня! Еби меня! Еби меня!» Гости с воплями разбегаются, уворачиваясь от висящих мальчиков, опрокидывают искусственные легкие.
А.Дж.: «Позовите моих Швейцеров, черт побери! Охраните меня от этих лисиц!»
Г-н Хислоп, секретарь А.Дж., отрывает взгляд от своих комиксов: «Швейцеры уже разжижились».
(Разжижение включает в себя расщепление белка и низведение к жидкости, которая впитывается в чье-то другое протоплазменное существо. Хассан, сам видный разжижитель, в данном случае, вероятно, оказывается в выигрыше)
А.Дж.: «Сачки хуесосные! Куда мужику без Швейцеров? Нас приперли к стене, джентльмены. Сами наши хуи поставлены на кон. Товсь отразить абордаж, г-н Хислоп, и раздайте холодное оружие людям.»
А.Дж. выхватывает абордажную саблю и принимается сечь головы Американским Девчонкам. Он похотливо распевает:
Пятнадцать живых на сундук мертвеца
Йо Хо Хо и бутылка рому.
Пей, дьявол всч доведет до конца
Йо Хо Хо и бутылка рому.
Г-н Хислоп, скучающий и безропотный: «Ох, Хоссподи! Снова он за старое!» Он вяло размахивает Веселым Роджером.
А.Дж., окруженный и сражающийся против огромного численного превосходства, откидывает голову и орет в мегафон. Сразу же следом тысяча эскимосов в течке хлещет внутрь, хрюкая и повизгивая, хари распухшие, глаза красны и пылают, губы лиловы, накидываются на американских женщин.
(У эскимосов сезон течки начинается, когда племена кратким Летом собираются вместе, чтобы потешить себя оргиями. Лица их распухают, а губы лиловеют)
Штатный Штемп с сигарой в два фута длиной просовывает голову сквозь стену: «У вас тут что, бродячий зверинец?»
Хассан заламывает руки: «Бардак! Грязный бардак! Клянусь Аллахом, я никогда не видел ничего настолько мерзкого!»
Он бросается на А.Дж., сидящего на рундуке, на плече – попугай, на глазу – повязка, пьет ром из кружки. Он озирает горизонт в большой медный телескоп.
Хассан: «Ах ты дешевая фактуалистская сука! Вали, чтоб и тени твоей больше не падало на мою шумную комнату!»
СТУДГОРОДОК УНИВЕРСИТЕТА ИНТЕРЗОНЫ
Ослы, верблюды, ламы, рикши, повозки с товаром, толкаемые изо всех сил мальчишками, глаза выпучены, словно языки удавленников – пульсируют красным от животной ярости. Стада баранов, козлов, длиннорогатого скота проходят между студентами и кафедрой лектора. Студенты сидят везде на ржавых парковых скамейках, известняковых блоках, парашах, ящиках из-под стеклотары, нефтяных бочках, пнях, пыльных кожаных подушечках, заплесневелых спортивных матах, одеты они в ливайсы – джеллабы… рейтузы и дублет – глушат самогон трехлитровыми банками, кофе из жестянок, смолят ганжу (марихуану) косяками, забитыми из оберточной бумаги и лотерейных билетов… шмаляются мусором с помощью английских булавок и пипеток, изучают беговые формы, комиксы, кодексы майя…
Профессор прибывает на велосипеде, волоча связку бычьих голов. Он влезает на кафедру, хватаясь за поясницу (подъемный кран раскачивает у него над головой мычащую корову).
ПРОФ: «Прошлой ночью был выебан Султановым Войском. Спину растянул на службе своей постоянной королеве… Не могу выселить эту старую манду. Нужно, чтобы лицензированный электрик мозга разъединил ей синопсис за синопсисом, а хирург-пристав выставил ее кишки на тротуар. Когда Ма нагрянет к какому-нибудь мальчонке со всеми пожитками, тот, себя не помня, начинает избавляться от такой Завидной Постоялицы…»
Он бросает взгляд на бычьи головы, мыча песенки 1920-х годов. «Охватил меня, мальчики, приступ ностальгии, и хочу его выместить, хочешь-грохочешь…» мальчики гуляют по балаганному Прешпекту, жуя розовую сахарную вату… пихают друг друга под ребра, подглядывая за стриптизом в окошечко… сдрачивают в Чертовом Колесе, швыряясь спермой в красную и дымную луну, встающую над литейными цехами за рекой. Нигра болтается на трехгранном тополе перед Старым Зданием Суда… похныкивающие тетки ловят его сперму вагинальными зубами… (Муж смотрит на маленького мутанта с узкими глазами, цвета вылинявшей серой фланелевой рубахи… «Док, я подозреваю, что он – Нигра.»
Врач пожимает плечами: «Это Старая Армейская Игра, сынок. Горошина под гильзой… Вроде видишь – вроде нет…»)
«А Док Паркер в подсобке своей аптеки ширяется лошажьим героином по три грана на шпиг – Тонизирует,» – бормочет он. «И Вечная Весна.»
«„Ручонки“ Бенсон Городской Извращенец принял кверенсию в школьном сортире (Кверенсия – термин корриды… Бык найдет место на арене, которое ему понравится, и останется там, а тореадор вынужден входить туда и встречать быка на его, бычьих условиях, или же выманивать его оттуда – либо одно, либо другое). Шериф П.К. „Плоский“ Ларсен грит „Нам как-то придется выманивать его из этой кверенсии.“… А Старая Ма Лотти уже десять лет как спит с дочкой-покойницей, подлеченной дома к тому же, просыпается, дрожа, на рассвете Восточного Техаса… стервятники вылетели по-над черной болотной водой и пнями кипарисов…»
«А теперь, джентльмены – я полагаю, среди присутствующих нет трансвеститов – хи хи – и все вы являетесь джентльменами по уложению Конгресса, причем остается только установить мужского ли вы пола особи, определенно никаких Переходников ни в каком направлении допущено не будет в этот достойный зал. Джентльмены, предъявите холодное оружие. Итак, всех вас кратко проинформировали о важности хранения своего оружия хорошо смазанным и готовым к любого рода действиям на флангах или же в арьергарде.»
