Медленная смерть - Хоум Стюарт (читать онлайн полную книгу TXT) 📗
— Ладно, Хирам, — воскликнул Стивен. — Мне всё ясно, я выполню это задание для тебя и «Зодиака»!
— Конечно, — проворчал Джонни. — Нам надо набрать в твою Ложу ещё двенадцать человек. Я позволю тебе выбрать десять из них, ещё двое известны как «Эстетика и Сопротивление». Твоё дело, как к ним подобраться, но ни в коем случае не говори им про «Зодиак». Твоя Ложа будет называться Фронт Семиотического Освобождения. Члены должны знать только это название. Ты может потом ещё узнаешь кое-что о «Зодиаке» — но только если докажешь, что достоин этого знания. Твоя Ложа будет изучать Неоизм и делать всё, на что способна, для рекламы этого движения. Ещё мои господа хотят, чтобы ты начал кампанию по надругательству над статуями и скульптурами. Я хочу, чтобы ты начал работать над этими проектами немедленно. Когда «Зодиак» будет удовлетворён твоим прогрессом, ты получишь инструкции по посвящению тебя в высшие таинства.
Джонни Махач не только выполнил все инструкции Карен Элиот. Он ещё добавил от себя изгибов и поворотов. Хотя Элиот и считала ответственной за эту работу себя, скихнед был достаточно умён, чтобы понять: пока она остаётся на заднем плане, именно он контролирует операцию. А посему Ходжес не видел причин, почему бы и не использовать эту конкретную аферу к своей вящей пользе. Карен даже не узнает, что он сделал, пока не станет слишком поздно что-либо исправлять! Пользуясь метафорой, Карен была главным акционером, владеющим «Корпорацией Зодиак» — но именно Джонни, администратор-управленец, держал в руках истинную власть!
Карен Элиот и доктор Мария Уокер пошли вместе выпить во время ланча в «Вид на Уитби». При таком расположении — на берегах Темзы на Уэппинг Уолл — в прежние времена в паб часто заглядывали пираты. Про море и морское отребье рассказывали страшные истории — по большей части, занимались этим гиды местной исторической ассоциации, потому что в наши дни контрабандисты работают в основном через Гату-ик и Хитроу. Надо сказать, в «Вид» ходило столько туристов, что это придавало ему интернациональную атмосферу лондонских аэропортов.
— Ну скажи мне, — уговаривала Мария Карен, — что сейчас происходит на современной арт-сцене?
— Сейчас ничего особенного, — ответила Элиот. — В том, что обсуждают в СМИ, не хватает содержания. Если ты почитаешь арт-прессу, то увидишь большой шум вокруг новых течений, но ни один из рассматриваемых художников не сможет изменить направление нашей визуальной культуры. Однако неуклонно растёт интерес к арт-движению восьмидесятых под названием Неоизм. Неоисты развивали авангардную тра-дицию, которая тянется от футуризма и дадаизма, через сюрреал изм до ситуационистов и флексуса. Они были новаторами — и настолько опередили своё время, что люди только сейчас начинают осознавать значение этой группы. Потребовалось десять лет, чтобы средний художественный подёнщик осознал, что провозглашал Неоизм—- но сейчас, когда это происходит, последствия получаются революционными. Сейчас всего несколько личностей — включая меня — черпают вдохновение из наследия Неоистов, мы работаем над распространением культурных прорывов, созданных движением.
— Класс! — воскликнула Уокер. — Неоисты — звучит потрясающе — расскажи мне про них ещё!
— Наверно, проще всего начать сначала, — с умным видом заявила Карен. — Неоизм был придуман в 1977 году группой художников, собравшихся вокруг Эла Акермана, Дэвида Зака и Мариса Кундзиньша в Портленде, Орегон. Изначально движение называлось просто ИЗМ и Не-Изм. Однако, в 1979 году, вирус распространился до Монреаля в Канаде, и ИЗМ превратился в Неоизм. В1982 году Неоизм пересёк Атлантику и по всей Европе и Северной Америке начали происходить важные события.
—Я ещё не очень поняла, что представляет или представлял собой Неоизм, — вздохнула Мария. — Мне правда очень хочется узнать об этом движении, чтобы потом поразить своих друзей-медиков детальным знанием современного искусства.
— Понять смысл Неоизма, — промолвила Элиот, — всё равно что пытаться удержать воду в руках. Неоизм избегает любых формалистических попыток классификации, его смысл выскальзывает при каждой попытке установить его. Как любой авангард, Неоизм допускает множество толкований. Возможно, то, что создали Неоисты, вообще не искусство, но критика мировой культуры в целом! Неоизм похож на реку, что течёт, и течёт, и течёт. Это альфа и омега Западной Цивилизации — и поэтому Неоизм размечает все границы, внутри которых вынужден работать художник, он будет постигнут человечеством, лишь когда пройдут годы и годы. Чтобы понять Неоизм, нам надо повыше поднять лампу и отбросить дурака. Может, пройдут сотни лет, прежде чем достижения каждого конкретного Неоиста будут до конца оценены!
— Восхитительно! — воскликнула Уокер. — Но что ты вообще имеешь в виду под этим «повыше поднять лампу и отбросить дурака»?
— Лампа, — объяснила Элиот, — это свет знаний, дурак же — подлый мозг, высвобождаемый сексом, кислотными трипами, страхом и кучей других вещей — Неоизм был формой техно-атавизма! Поскольку с движением связано много символизма, я не хочу смущать тебя, рассказывая сразу слишком много. Давай пока забудем про Неоизм, лучше закажем ещё выпить. Потом можно потрепаться про то, что Джонни Махач вытворяет в постели. После вернёмся ко мне домой, у меня много материалов Неоистов, мне будет куда проще объяснять, если ты кое-что посмотришь.
— Сбегаю за выпивкой! — сказала Мария, вставая. — С тобой так интересно общаться. Как меня заебали бестолковые разговоры с занудами-медиками и попытки разобраться, что не так у очередного люмпена-паци-ента, который мычит в ответ на любой вопрос!
Лондонский арт-мир это — крошечный микрокосм нашего общества отчуждения — и слухи перемещаются по этой жалкой «сцене» со скоростью света. Жизнь художников, критиков и администраторов состоит из постоянных попыток угнаться за паровозом моды и запрыгнуть в вагон победителей. Сегодня в почёте абстракционизм, завтра все решают пить исключительно болгарское вино. За пару часов выпускной выставки студент из «правильного» колледжа может обнаружить, что его картины оцениваются в телефонных номерах — через пару месяцев рынок насыщен и ничто скромнее суицида не остановит внезапного падения интереса к работам юной звезды.
Карен Элиот была одним из редких современных художников, кто пережил колебания моды и стал величиной большой и постоянной в кругах международных галерей. Едва разнеслась весть, что один честолюбивый арт-критик засёк этого культурного гиганта, встречающегося тет-а-тет с Амандой Дебден-Филипс в «Бургер Кинге» на Оксфорд-Стрит, все культурные мудаки, желающие преумножить свой культурный капитал, принялись обжираться в этом говнохавочном раю. Ничего удивительного, что Стивен Смит, «Эстетика и Сопротивление», Рамиш Патель, Росс: Макдональд, Джозеф Кэмпбелл и группа многообещающих юнцов, вьющихся вокруг них, решили проводить свои обычные воскресные ланч-сборища в этом пронизанном китчем заведении.
— Мои визуальные работы потрясают! — ревел Дон Пембертон, долбя кулаком по пластиковому столу. — И я говорю, претензии сделали эту страну Великой!
— Слушай, — пробормотал Рамиш Патель, вставая из-за стола. — С тобой приятно спорить по вопросам империализма — но у меня важная встреча в ИИК, боюсь, мне надо бежать.
— Пока, Рамиш.
— Не забудь прислать мне приглашение на открытие в ИИК!
— До следующей недели.
— Обязательно покажи тому критику слайды, что я тебе дал!
— Удачи.
Рамиш улыбнулся своим друзьям, помахал и ушёл. Стивен Смит облегчённо вздохнул, Патель хороший парень, но ему вряд ли будет интересно то, что Стивен хочет предложить — организовать Ложу тайного общества, чтобы обеспечить каждому присутствующему контракт с крупной галереей. У Рамиша устоявшаяся карьера, ему не нужна помощь «Зодиака»!
— Как я говорил, — пророкотал Пембертон, — я величайший из живых художник в мире, и Британии нужен такой человек, чтобы её культура не выродилась в кашу-малашу из поп-клише!
