На игле - Уэлш Ирвин (читаемые книги читать .TXT) 📗
Спор перерос в обычное выяснение отношений. Я инстинктивно шёл на конфликт и готов был ответить «да», но это означало бы, что я посылаю Лиззи на фиг, а я ужасно люблю заниматься с ней сексом. Боже мой, как я это люблю! Особенно раком, когда она тихо постанывает, положив свою красивую головку на жёлтые шёлковые наволочки, у меня дома; Картошка стибрил их в магазине «Всё для семьи» на Принсис-стрит и подарил их мне для уюта. Я знаю, мне не стоит слишком откровенничать о нашей жизни, чувак, но воспоминание о том, какая она в постели, настолько ярко, что его не способны затмить ни её грубость, ни склочный характер. Как бы мне хотелось, чтобы Лиззи всегда была такой, как в постели!
Я бормочу нежные извинения, но она сурова и неумолима: красивая и сладкая только в постели. Из-за этого порочного круга она утратит красоту раньше времени. Она называет меня самым последним долбоёбом на свете и ещё кучей обидных словечек. Бедняга Томми Ган. Ты больше не великий вояка, а великий засранец.
Игги не виноват. Как я могу обвинять этого парня? Откуда ему было знать, когда он включал «Бэрроуленд» в свой гастрольный тур, что это поссорит двух людей, о существовании которых он даже не догадывается? Так думать может только полное чмо. Просто это была капля, переполнившая чашу. Лиззи — «железная» леди. Но я всё равно счастлив. Мне завидует даже Дохлый. Быть парнем Лиззи — это привилегия, но положение, как говорится, обязывает. Выходя из бара, я чувствовал, что уронил своё человеческое достоинство.
Дома я закинулся платформой «спида» и выжрал полбатла «Мерридауна». Мне не спалось, я позвонил Рентсу и пригласил его позырить фильмец с Чаком Норрисом. Завтра Рентс уезжает в Лондон. Он там бывает чаще, чем дома. Тусуется с «чернушниками». Он вступил в такой себе синдикат с этими чуваками, с которыми познакомился несколько лет назад, когда работал на пароме «Харидж-Гаага». Когда он приедет в Дымный Городишко, то пойдёт на Ига в «Таун-энд-Кантри». Мы пыхнули, и нас пробило на ха-ха, когда Чак начал пиздить кучи коммуняк-антихристов со своим неизменным запорно-стоическим выражением лица. По трезвяни смотреть это невозможно. А под кайфом — глаз не оторвёшь.
На следующий день у меня весь рот обсыпало мерзкими язвочками. Пришёл Темпс (Гев Темперли) и сказал, что так мне и надо. По его словам, я угроблю себя «спидом». Ещё Темпс сказал, что с моими оценками мне нужно искать работу. Я брякнул ему, что он говорит, как моя мамаша, а не как друг. Хотя Гев в чём-то прав. Он работает на бирже труда, и мы всегда выуживаем у него полезную информацию. Бедняга Темпс. Наверно, он не спал из-за нас с Рентсом всю ночь. Темпс терпеть не может биржевых кротов, которые оттягиваются, как обычные работяги. Но его тошнит от того, что Рентс каждый божий день расспрашивает его о правовых процедурах.
Я пошёл к мамаше, чтобы стрельнуть немного бабла на сейшн. Мне нужны бабки на поезд, на бухло и на наркоту. Я выступаю по «спиду», он классно идёт под «синьку», а бухнуть я любил всегда. Томми — чисто «спидовый» торчок.
Мамаша читает мне морали о вреде наркотиков и говорит, что я разочаровал её и батяню, который очень переживает обо мне, хотя и мало об этом говорит. А потом, когда батя возвращается с работы, а мамаша уходит наверх, он говорит мне, что она очень переживает обо мне, хотя и мало об этом говорит. Если честно, говорит он мне, он очень разочарован моим отношением. Он надеется, что я не принимаю наркотиков, и пристально изучает моё лицо, как будто там что-то написано. Странно, я знаю «чернушников», плановых и «спидовых» торчков, но самые конченые нарики — это «синяки» типа Сэкса. Это погремуха Реба Маклафлина, Второго Призёра. Он буквально не просыхает, чувак.
Я стреляю денег и встречаюсь с Митчем в «Хэбсе». Митч до сих пор ходит с этой девицей по имени Гэйл. Хотя тут и дураку ясно, что она ему ещё не дала. Поговорив с ним минут десять, я сразу просекаю ситуацию. Ему хочется набухаться, и я стреляю у него капусты. Мы выдуваем четыре пинты крепкого и садимся на поезд. По дороге в Глазго я выпиваю ещё четыре банки «экспорта» и закидываюсь двумя платформами «спида». Раздавив пару кружек в «Сэмми Доу», мы едем на такси в «Линч». После очередных двух пинт (а может, трёх?) и ещё одной платформы «спида» в параше мы начинаем петь попурри из песен Игги и забредаем в «Сарацинскую голову» в «Гэллоугейте», напротив «Бэрроуленда». Мы выпиваем сидра и полируем всё вайном, бешено глотая солёные «колёса» в серебряной фольге.
Когда мы выползаем из бара, я вижу только расплывчатую неоновую вывеску. Ох, и колотун здесь, блядь, я гребу, чувак. Мы идём на свет и заваливаем в танцзал. Рулим прямиком в бар. Здесь мы продолжаем синячить, хоть и слышим, что Игги уже начал сейшн. Я скидываю свою разорванную футболку. Митч насыпает на пластмассовый столик дорожку «морнингсайдовского спида» — кокаина.
Потом меня зарубает. Он что-то говорит мне о башках, я ни фига не догоняю, и меня это напрягает. Начинается вялая пьяная разборка, обмен тычками, не помню, кто первым ударил. Покалечить мы друг друга не можем, потому что сил у нас уже нет. Бухие в драбадан. Когда я поднимаюсь, то вижу, как у меня из носа прямо на голую грудь и на стол льётся кровь. Я хватаю Митча за волосы и хочу звездануть его головой об стену, но руки меня не слушаются. Кто-то хватает меня за шкирку и выталкивает из бара в коридор. Я встаю и, напевая, иду в ту сторону, откуда доносится музыка. Попав в зал, набитый потными телами, я, пихаясь локтями, проталкиваюсь к сцене.
Какой— то чувак бодает меня головой, но я пробираюсь вперёд, не обращая внимания на нападающего. Я скачу перед самой сценой, в нескольких футах от Него Самого. Играют «Неоновый лес». Кто-то стукнул меня по спине и сказал:
— Ты чё, псих?
А я продолжаю петь — извивающийся резиновый человечек, танцующий пого.
Когда Игги Поп поёт строку: «Америка принимает наркотики для психической обороны», он смотрит прямо на меня; только вместо «Америка» он поёт «Шотландия». Он сумел охарактеризовать нас одной фразой, и притом так метко, как ещё никому не удавалось…
Прервав пляску святого Витта, я стою, уставившись на него в священном ужасе. Теперь он смотрит на кого-то другого.
Кружка
Проблема с Бегби в том… хотя с Бегби целая куча проблем. Но меня больше всего беспокоит то, что в его компании, особенно, если он кирной, невозможно по-настоящему расслабиться. Я всегда замечал, что достаточно малейшего сдвига в его представлении о тебе, и ты моментально переходишь из разряда закадычного кореша в разряд преследуемой жертвы. Весь фокус в том, чтобы потакать этому чуваку, но в то же время не превратиться в бессловесного кретина.
Любое открытое неуважение должно придерживаться чётко определённых рамок. Эти границы невидимы для посторонних, но их интуитивно чувствуешь. Кроме того, правила постоянно меняются в зависимости от его настроения. Дружба с Бегби — идеальная подготовка перед завязыванием отношений с женщиной. Он учит тебя чуткости и пониманию изменчивых потребностей другого человека. Общаясь с девицами, я обычно веду себя так же осторожно и снисходительно. По крайней мере, первое время.
Гиббо пригласил нас с Бегби на свой день рождения, 21 год. Отказаться было нельзя. Я взял с собой Хэйзел, а Бегби — свою чувиху, Джун. Джун была на взводе, но вида не подавала. Мы забили стрелу в баре на Роуз-стрит; это была идея Бегби. На Роуз-стрит тусуются только конченые, туристы и чмошники.
У меня с Хэйзел странные отношения. Мы встречаемся от случая к случаю уже на протяжении четырёх лет. Между нами даже есть какое-то взаимопонимание: когда я начинаю торчать, она тут же куда-то пропадает. Возможно, Хэйзел держится за меня потому, что она такая же задроченная жизнью, как и я, но вместо того, чтобы признать этот факт, она его отрицает. Для неё главное не наркота, а секс. Мы с Хейзел редко трахаемся. Дело в том, что я обычно настолько уторчанный, что уже не ведусь, а она всё равно фригидная. Говорят, что фригидных тёток не бывает, а есть только неопытные мужики. Может, тут есть доля истины, и я был бы самым последним пиздаболом, если бы строил из себя крупного спеца в этой области — нескончаемые «дорожки» у меня на веняках говорят сами за себя.
