Сердца четырех - Сорокин Владимир Георгиевич (читать книги без .txt) 📗
— Вот так, — Клоков подошел к сейфу, отпер ключом внешнюю дверцу, набрал шифр и открыл внутреннюю, — пусти козла в огород.
— Что? Зачем вы?! — воскликнула Ольга, морщась от боли.
— Еще ему добавь, — Клоков вынул из сейфа красную папку.
Солдат ударил Реброва сапогом в спину.
— Вопросы есть? — Клокоз подошел к Реброву, — Или все ясно?
— Все… ясно, — прохрипел Ребров.
— Номер замены?
— 28, ряд 64…
— Полоса?
— Восьмая.
— Хорошо, — Клоков открыл папку, вынул лист. — Итак, вместо вполне заслуженной пули в лоб вы получаете пробы. Сегодня, на шестом складе, вот по этой накладной. Вставайте.
Ребров с трудом встал.
— Держите, — Клоков дал ему лист, Ребров взял, стал морщась читать.
— Отпусти, — сказал Клоков солдату, тот отпустил Ольгину руку, помог ей встать.
— Теперь по лестнице наверх, — Клоков нажал кнопку, дубовая панель поехала в сторону, открывая ход в стене, дверь за собой захлопните. Возле санчасти моя машина с шофером.
Ольга первая вошла в проем.
— И на прощанье, от личного состава, — Клоков дал Реброву сильную пощечину. — Попадись ты мне еще хоть раз, вонючка. Пшел! — он пнул Реброва ногой. Ребров отшатнулся в проем, панель задвинулась. Внутри горели тусклые лампочки, наверх вела винтовая лестница. Ольга восторженно обняла Реброва:
— Ой, Витя! Витенька!
— Рано, рано, — зашептал он, отодвигаясь. — Двинулись.
Они поднялись по лестнице, открыли железную дверь и вышли из торца бойлерной.
— Где это… — завертел головой Ребров, — ага, вон санчасть.
— У тебя губа разбита, подожди, — Ольга достала платок, вытерла кровь.
— Пошли, пошли, — Ребров быстро зашагал к санчасти.
— Витя! Витенька! — Ольга догнала его. — Это же пиздец! Ой… миленький… сильно болит?
— Тихо.
Они миновали выходящих из столовой солдат, подошли к санчасти. Неподалеку стояла черная «волга». Ребров сел на переднее сиденье, Ольга сзади.
— Здравия желаю, товарищ подполковник, — сидящий за рулем сержант завел мотор.
— Здорово, — Ребров потрогал губу, — Москва, Дорогомиловская, дом 42.
— Есть, товарищ подполковник, — сержант включил передачу, машина тронулась.
— Как Дорогомиловская? — удивленно наклонилась вперед Ольга. — Зачем же?
Ребров строго посмотрел на нее.
— Я не могу! Я не смогу! Господи! — она закрыла лицо руками.
— Волга впадает в Каспийское море, — сухо произнес Ребров.
Ехали молча. На Большой Дорогомиловской свернули во двор и стали…
— Жди здесь, — сказал Ребров шоферу, быстро вылез из машины и открыл заднюю дверь. — Прошу.
Ольга выбралась из машины и побрела к подъезду. В лифте она разрыдалась.
— Ольга Владимировна, я прошу вас, — Ребров взял ее за руки, — я очень вас прошу.
— Ну зачем! За что мне… Господи, я не могу! — трясла она головой, — все же хорошо… ну, зачем?!
— Вы же все, все понимаете, вы помните 18 на раскладке, милая, мне самому тяжело, но мы на пути, и теперь так легко сорваться, разрушить все. Возьмите себя в руки, прошу вас, не губите наше дело. Мы не можем себе позволить расслабиться. Расслабиться — значит погибнуть, погубить других. Ну! — он встряхнул ее за плечи.
— Да, да, — всхлипнула Ольга, доставая платок, — погибнуть…
Они вышли из лифта, она вытерла лицо и Ребров позвонил в квартиру 165.
— Я не приказываю, я прошу, — сказал он.
Дверь открыл Иванилов. Он был в байковой рубахе, кальсонах и тапочках на босу ногу.
— В самый, самый раз, — заулыбался он, пропуская их в тесную переднюю, — а я вот это, съезд показывают, и там Ельцин им дает… В квартире громко звучал телевизор.
— Лезут на него, понимаешь, а он их глушит! Во, во… полозковцы. Может, чаю?
— Мы торопимся, Петр Федорович, — сухо сказал Ребров, расстегивая шинель на Ольге.
— Как знаете, — Иванилов выключил телевизор, открыт комод.
Ребров повесил шинель Ольги на вешалку, она сняла фуражку и прошла в маленькую смежную комнату. Иванилов вынул из комода серую папку, положил на стол.
— И поаккуратней, Петр Федорович, — Ребров прошел на кухню, посмотрел в окно. — У нас сегодня тяжелейший день.
— Все понял, — Иванилов с улыбкой вошел в смежную комнату и запер за собой дверь. Окно в комнате было плотно зашторено. Сидя на узкой кровати в углу, Ольга снимала сапоги.
Посередине комнаты стояло старое зубоврачебное кресло, над изголовьем которого был укреплен на столе стул с круглым отверстием в днище. Иванилов проворно разделся догола, положив одежду на угол кровати:
— Светлана Викторовна, давайте помогу.
— Отойдите! — дернула головой Ольга. Он отошел и встал возле кресла, поглаживая себя по плечам. Она разделась и села в кресло. Иванилов влез на стол, сел на укрепленный стул, спиной к Ольге. Его зад просунулся в отверстие, навис над Ольгиным лицом.
— Только не быстро, — произнесла Ольга, крепко берясь за подлокотники.
— Само собой… — Иванилов напрягся, шумно и протяжно выпустил газы в лицо Ольги. Она открыла рот, приложила к его анусу. Иванилов стал медленно испражняться ей в рот, тихо кряхтя. Ольга судорожно глотала кал, часто вдыхая носом. Голые ноги ее дрожали.
— Все, — пробормотал Иванилов, приподнимаясь. Ольга сползла с кресла на пол и замерла, всхлипывая и громко дыша.
— Все, все, — Иванилов слез со стола на пол, стал одеваться. — какой сегмент?
Ольга не ответила.
— Ну, я тогда там… — он оделся и вышел из комнаты.
Ребров пил молоко на кухне.
— А какой сегмент-то? — громко спросил Иванилов. Ребров поставил стакан, вошел в комнату:
— Восемнадцатый.
— Так. Восемнадцатый, — Иванилов выдвинул нужный ящик сегментной картотеки, достал след.
— И пожалуйста в двух экземплярах.
— Хорошо, хорошо.
Иванилов вынул из папки две разметные сетки, приложил след и обвел.
Вошла Ольга, застегивая китель.
— Как вы? — приблизился Ребров. Она покачала головой. Он вынул носовой платок, вытер ее коричневые губы:
— Все будет хорошо.
— Сделано, — Иванилов убрал след и папку и тут же включил телевизор. — Интересно, продавит он собственность?
Ольга пошла одеваться. Ребров взял сетки, сложил, спрятал в карман.
