Гламорама - Эллис Брет Истон (хорошие книги бесплатные полностью .txt) 📗

Я снова вскакиваю со стула и топаю ногами. Палакон мрачно сглатывает слюну, а затем начинает:

— Мистер Вард, как вам должно быть прекрасно известно, они отлично умеют подделывать фотографии и видеосъемки. — Он останавливается и начинает сначала. — То, что вы видели, было всего лишь кино. Спецэффекты. Цифровая обработка изображения. Не знаю, зачем они вам это показали. Но я никогда не встречался с Бобби Хьюзом…

— Бла-бла-бла! — визжу я. — Не вешай мне на уши лапшу, чувак! Меня не обманешь!

В моей крови так много адреналина, что меня просто колотит.

— Мистер Вард, если я не ошибаюсь, вы тоже стали жертвой подобного же трюка, — добавляет Палакон.

— Так что, ты хочешь сказать мне, что мы не можем больше верить собственным глазам? Что все, что мы видим, — это подделка? Что кругом одна лишь ложь? И что все в нее верят?

— Но это факт, — говорит Палакон.

— Где же тогда правда? — кричу я.

— Ее не существует, Виктор, — говорит Палакон. — Вернее, их сразу несколько.

— Тогда как же нам жить дальше?

— Меняться, — пожимает он плечами. — Готовиться.

— К чему? К лучшему? К худшему?

— Возможно, в настоящее время эти понятия уже бессмысленны.

— Но почему? — взвываю я. — Почему?

— Потому что теперь никто не заботится о таких мелочах, — говорит Палакон, — Ситуация изменилась.

Слезы струятся по моим щекам, а кто-то тем временем прочищает горло.

— Мистер Вард, успокойтесь, вы нам невероятно помогли, — говорит Кратер.

— Чем? — рыдаю я.

— Тем, что передали Палакону эту распечатку. Теперь мы знаем, что Бобби Хьюз собирается применить ремформ на этой неделе, — объясняет Кратер. — И теперь мы в состоянии предотвратить взрыв.

Я бормочу что-то невнятное, стараясь глядеть в сторону.

— По нашему мнению, теракт намечен на пятницу, — как ни в чем не бывало продолжает Палакон. — Это пятнадцатое ноября. Мы пришли к выводу, что 1985 — это опечатка. Восьмерка скорее всего, напечатана вместо ноля.

— Почему?

— По нашему мнению, 1985 — это на самом деле 1905, то есть 19:05, — говорит Кратер.

— Да? — бормочу я. — И что?

— В эту пятницу пятнадцатого ноября из аэропорта имени Шарля де Голля в 19:05 вылетает рейс TWA, — объясняет Палакон.

— Ну и что? — спрашиваю я. — Мало ли рейсов вылетает в этот день в это время?

— Номер рейса — 511, — говорит Палакон.

9

Мне сказали, что я должен сохранять спокойствие.

Мне сказали, что со мной выйдут на связь на следующий день.

Мне сказали, что я должен вернуться в тот самый дом то ли в восьмом, то ли в шестнадцатом аррондисмане и вести себя так, словно ничего не произошло.

Мне сказали, что впоследствии меня сделают участником программы защиты свидетелей. (Это мне сказали после того, как я упал на пол и забился там в истерике.)

Мне еще раз сказали, что я должен сохранять спокойствие.

И когда я уже совсем был готов им поверить, я вдруг понял, что инспектора Интерпола играет тот же самый актер, который играл клерка из Службы безопасности на «Королеве Елизавете II».

Мне сказали: «Мы выйдем с вами на связь, мистер Вард».

Мне сказали: «За вами будут следить».

— Я знаю, — говорю я загробным голосом.

Поскольку у меня больше не осталось ксанакса, а на улице идет дождь, я направляюсь к «Hфtel Costes», где захожу в кафе и начинаю ждать, всем своим видом изображая задумчивость, пью чай, курю «Кэмел лайте» из пачки, которую кто-то позабыл на соседнем столике, пока в кафе не входит Хлое в компании знаменитой балерины — всемирно известной героинистки, только что вышедшей из нарколечебницы — и человека, называющего себя Aphex Twins, и они принимаются весело болтать с Гриффином Данном, который стоит возле регистрационной стойки, а затем все, кроме Хлое, уходят, и я, словно в трансе, направляюсь к ней, а она тем временем спрашивает, не оставлял ли кто-нибудь сообщений для нее, и тут я набрасываюсь на Хлое, обнимаю ее, в то же время со страхом оглядывая внезапно притихший вестибюль, а затем целую ее в губы и вновь вхожу в ее жизнь, и мы оба при этом плачем. Консьерж из скромности отворачивается в сторону.

Я уже совсем почти успокаиваюсь, но тут вестибюль наполняется явившейся следом за Хлое съемочной группой, и нас просят «повторить это» еще один раз. Один голос кричит «Мотор!», другой кричит «Стоп!». Я перестаю плакать, и мы повторяем всю сцену.

8

Полдень, серебристые облака скользят по небу, а на серый как сталь Париж падает легкий дождь. Сегодня два показа — один в Консьержери и еще один в саду рядом с музеем Родена, и за выход Хлое получит чертову уйму франков, критики злобствуют, подиумы кажутся все длиннее и длиннее, папарацци совсем обнаглели и одновременно стали ужасно невнимательными, девушки носят украшения из костей, птичьих черепов, человеческих зубов, выходят на сцену в окровавленных белых халатах, с флуоресцентными водными пистолетами, шумиха в прессе или полное молчание, одни говорят, что это — последний писк моды, другие говорят, что в жизни не видали ничего банальнее.

Мы заказываем в номер кофейник с кофе, но она не пьет кофе, бутылку красного вина, которого она выпивает только полстакана, пачку сигарет, но она совсем не курит. Проходит час, за ним другой. Цветы, присланные различными дизайнерами, наполняют номер, они имеют самые необычные формы и окраску, так что когда мы не разговариваем друг с другом, мы с удовольствием их разглядываем. Голубь сидит и курлыкает на подоконнике за нашим окном. Сперва мы все время задаемся вопросом: «Что бы это могло значить?» — и импровизируем, делая вид, что у нас имеются друг от друга секреты, которыми мы с удовольствием друг с другом поделимся, но затем нам приходится вновь вернуться к сценарию, и я начинаю вылизывать ее киску, заставляя кончить несколько раз подряд, а затем мы располагаемся так, что я, лежа на боку, трахаю ее в рот, выгибая спину при каждом движении, а она держится руками за мои ягодицы и не отпускает меня, пока я не кончаю два раза, и вот мои губы уже прижаты к устью ее влагалища, а позже она начинает плакать, потому что все это просто невероятно, и она не верит ни одному моему слову, а я бегаю по комнате, ища коробку с гигиеническими салфетками, и тогда она встает, умывается, и мы пытаемся снова заняться любовью. Голова Хлое лежит на подушке. Мы смотрим MTV с отключенным звуком, а затем она говорит, что мне стоит побриться, а я говорю ей, что хочу отрастить бороду, а затем, выдавив улыбку, добавляю, что мне необходимо изменить внешность, и она воспринимает это заявление всерьез, и когда она говорит: «Нет, лучше не надо», что-то начинает приходить в норму, просыпается надежда, и мне начинает казаться, что у нас есть будущее.

Я пытаюсь заснуть, но мне это не удается, потому что я все время вспоминаю, каким образом я очутился здесь, так что я устраиваюсь поближе к Хлое и глажу ее по голове.

— Я думал, если я исчезну, то… то все удастся поправить, — говорю я. — Я потерял… потерял ориентиры, понимаешь, зайка?

Она улыбается невеселой улыбкой.

— Мне нужно было разобраться со своими приоритетами, — нашептываю я. — Привести в порядок голову.

— Для чего?

Я вздыхаю:

— Потому что меня несло… — Я замолкаю, потому что у меня перехватывает дыхание.

— Несло куда? — спрашивает она. — Говори… — просит она.

Я делаю глубокий вздох и тут же сдаюсь.

— Не было никого другого, — шепчу я.

— Тебе просто было нужно привести в порядок голову?

— Да.

— И ты отправился в Париж?

— Да.

— Виктор, в Нью-Йорке полно парков, — говорит она. — Мог бы начать ходить в библиотеку. Мог бы начать гулять.

Сама того не понимая, она рассказывает мне больше, чем думает. У меня пропадает сон.

— Перед тем как я уехал, у меня начало складываться впечатление, что у тебя с Бакстером…

— Нет, — говорит она, не давая мне закончить фразу.