Героинщики (ЛП) - Уэлш Ирвин (первая книга txt) 📗
- Пока я ни в чем не уверен. Но перспектива не слишком блестящая, сам понимаешь. В этой копилке были деньги, которые старая торговка собирала на благотворительную помощь животным.
- Если это предстает в таком свете ... - я пожимаю плечами, соглашаясь с ним.
Парень устало снимает очки. Потирает переносицу, на котором остался след от оправы.
- С одной стороны, правительство поощряет внедрение жестких мер в отношении тех, кто употребляет наркотики, с другой - он понимает растущую серьезность проблемы героиновой зависимости в нашей стране. Поэтому вероятность вынесения приговора лишения свободы в случае отказа от реабилитационной программы очень высока. Твои родители ждут за этой дверью, им уже сообщили подробности твоей ситуации.
Какое твое решение?
Решения, решения ...
- Я согласен на реабилитацию.
Святой Монан (обучение сверстников)
Конечно, меня не радует перспектива реабилитации, но сейчас она кажется мне лучше тюрьмы, суд пока точно рискованное для меня дело. Не знаю, что там для себя решил Мэтти, но Кизбо согласился на такое же соглашение. он переехал к нам, на Монти-стрит, подписался на метадоновую программу, но на улицах было полно героина, поэтому мы все равно торчали все вместе. Весело было, когда я впервые привел его в больницу и они взяли у него кровь на ВИЧ. Медсестра задавала ему кучу вопросов о вероятности заражения.
- Вы сексуально активны?
- Обычно да, - не теряется Кизбо, не поняв, что именно ее интересует, - но иногда я просто лежу на спине, телка сверху, делает всю работу сама. Я правильно объясняю?
- Нет, меня интересует, есть ли у вас сейчас сексуальный партнер.
- О, - широко улыбается Кизбо, - то вы мне в подружки набиваетесь?
Итак, было очень весело. Обычно здесь задают очень много вопросов. Я несколько раз был на собеседованиях у того мозготраха, гномоподобного врача Форбса, однажды встречался с толстой англичанкой, которая работала здесь типа клиническим психологом. Всем им я говорил то, что они хотели услышать, просто чтобы они отъебалисьот меня. Кизбо сделал то же.
Сначала, когда мы возвращались домой, то пытались играть музыку - Кизбо на барабанах, я - на гитаре, но потом моя электрогитара «Фендер» переселилась в бостонский секонд-хэнд на Уок, на вырученные деньги мы купили героин.
По крайней мере, у меня осталась «Шерголд».
Некоторым программа нравилась, но я выбрасывал метадон, потому что мне становилось от него только хуже. Когда у меня хватало сил выйти прогуляться, город будто вымирал. Кайфолом куда-то исчез, его матушка сказала, что он уехал к тетке в Италию. Лебедь залег на дно, Кочерыжку из больницы сразу отправили в реабилитационный центр. Бэгби сидел в тюрьме, Томми и Второй Призер – были с девушками, о Лесли говорили, что она залетела, а Эли, которая все еще встречалась с своим старпером с работы, не брала трубку.
Но самой большой загадкой для меня стал Мэтти - о нем вообще не было ничего слышно. Он выбрал тюрьму, ожидал приговор, но потом поползли слухи, что его приговорили к условному наказанию; но если так, то копы должны обыскать его дом. А в таком случае они бы нашли все те краденые вещи. Не знаю даже, как это ебаный торчок мог это объяснить там, сидя под палящим светом лампы. А на всех остальных жителей Лейта - юношей, девушек, даже «Хиббс»- мне было насрать. Меня интересовал только героин.
Когда мы в следующий раз пришли за дозой метадона в клинику в старенькую лейтовскую больницу, то Кизбо передали письмо, согласно которому он со следующего дня должен был отправиться в реабилитационную программы. Пожалуй, я показался им расстроенным, потому что медсестра, хорошенькая девушка по имени Рейчел, подружка Эли, подбодрила меня:
- Ты - следующий, Марк. Просто подожди немного.
Теперь я остался совсем один в своей квартире. Я читал и думал о Мэтти. О том, что он сдержался и не стал стукачом. Здесь все просто: ты или становишься чмом и стукачом, или остаешься нормальным человеком. И он не сдался. Однажды он даже приполз ко мне, неожиданный визит с его стороны. У него даже рожа была какая-то непривычно честная, обычно он больше похож на лживого мудака. Спросил, куда подевался Кизбо, я рассказал.
- Это все хуйня, - отвечает он, - я так и не соскочил. Мне не выжить без наркоты.
- Но там тебя поддерживают какими препаратами.
- Хуйня! Тебя даже с метадона там снимут! Как бы ты ни старался, все равно из говна конфетку не сделаешь. Нет, бля, ни в коем случае, - вздрагивает Метти. - Знаешь, а я был там, продержался целых четыре дня, потом не выдержал и попросил об условном заключения на шесть месяцев. Я бы лучше в тюрьме посидел, чем неделю на той реабилитации и месяц промывания мозгов в этом проклятом центре!
Не хочу этого признавать, но теперь я чувствую, что этому мудаку удалось меня напугать. На метадоне не так уж плохо, но как жить без него - не представляю, да еще и домой не пойдешь ... Ужасная перспектива. Я говорю ему, что героина у меня нет, поэтому он болтает со мной еще немного и уходит. На прощание бросает свое любимое: «На телефоне».
Через несколько дней после того, как забрали Кизбо, ко мне приходят родители. Узнают, что я остался здесь один, и настаивают на том, чтобы забрать меня к себе, пока я не получу место в реабилитационном проекте. Я протестую, но они приводят умный аргумент - у меня может случиться передоз, а рядом никого не будет. К тому моменту, когда меня привозят домой, метадон уже начинает действовать, я чувствую в руках и ногах тяжесть, поэтому позволяю родителям уложить меня в постель. Не то чтобы что-то сильно изменилось для меня в родительском доме - я лежал, читал, смотрел «ящик». Помню, Никси звонил, сказал, что хорошо устроился вместе с Чеком у матери, но теперь ему скучно, и он хочет переехать к Тони. Мне знакомы его чувства. То же происходило и со мной, только Джеймс Джойс спасал мой мозг от стагнации, пока не пришел мой отец и не сказал мне собирать вещи. Когда он сообщил мне, что я «получил место» в реабилитационной программе, лицо у него было так же счастливое, как несколько лет назад, когда он сказал мне, что я «получил место» в универе. Он не мог скрыть радости в своем голосе.
Вот только плохо, что они сообщили об этом и в клинику, поэтому мне перестали давать метадон в рамках подготовки к полной детоксикации. Я беру с собой немного одежды и книги. Нахожу на полке почтовую бумагу, которую мне сто лет назад дал Норри Мойес, совсем о ней забыл. Это мы собирались тогда писать Карренам угрожающие письма, но так и не собрались. Я складываю их в папку и запихиваю в сумку.
И вот мы оказываемся где-то у черта на рогах, в ебаном Файфе. Я усаживаюсь на заднем сиденье, папа молча ведет машину, а мама нервно затягивается бесконечными сигаретами. Вскоре мы добираемся до указанного места, проехав через какое-то ебаное село, которое состояло из нескольких домов, церкви и паба. Мы останавливаемся рядом с одноэтажным белым домом, перед которым раскинулся небольшой парк. Я чувствую себя ужасно, коченею от страха, меня всего трясет из-за отсутствия метадона в организме. Я даже не могу вылезти из машины, когда старик открывает дверцу с моей стороны; холодный воздух морозит мое лицо, меня охватывает ужас.
- Я не хочу!
Я слышу, как мама бурчит что-то типа «неплохое начало», а отец говорит:
- Сейчас это зависит не от тебя, малыш. - Он уговаривает, берет меня за руку и начинает вытаскивать из машины.
Я держусь за спинку сиденья:
- По какому праву ты заставляешь меня проходить реабилитацию?
Мама таращится на меня своими кукольными глазами и отдирает мои пальцы от сиденья.
- Мы заботимся о тебе, сынок, это дает нам такое право ... Пойдем!
Папа чуть не выталкивает меня из машины, я спотыкаюсь, он помогает мне удержаться на ногах, держа за куртку, будто тряпичную куклу.
- Давай, сынок, возьми себя в руки, - мягко подбадривает он меня.
Когда я нахожу точку равновесия и беру под контроль свои дрожащие ноги, то вдруг чувствую, что у меня по лицу бегут слезы, и я вытираю их вместе с соплями своим рукавом. Мама тоже выходит из машины, она качает головой и шепчет:- Не знаю, как с нами такое случилось ...
