Каникулы в коме - Бегбедер Фредерик (лучшие книги читать онлайн TXT) 📗

Он хочет, чтобы дела шли неплохо, но и не слишком хорошо. Он хочет спать с открытыми глазами, чтобы не упустить свой шанс. Он хочет, чтобы у него вместо глаз были видеокамеры, а вместо мозга – монтажная студия.

Он хочет, чтобы его жизнь была фильмом Роже Вадима-Племянникова 1965-го года выпуска.

Он хочет, чтобы ему говорили комплименты в лицо и гадости – за спиной. Он не хочет быть предметом разговоров: он хочет стать предметом споров. Кроме того, он хочет пирожное с абрикосовым конфитюром, очень липкое, чтобы съесть его, сидя на песке и глядя на волны, – неважно где. Конфитюр будет течь у него по пальцам, и его нужно будет слизывать, все это море сахара, пока оно не превратилось в карамельку под лучами солнца. В небе глупо пролетит самолет, волоча за собой рекламу крема для загара, и в ответ он размажет абрикосовый конфитюр по своему лицу, и отразившиеся от него ультрафиолетовые лучи срикошетят обратно в мировой эфир. Дуэнья в Севилье.

За блюдом паэльи Поет сегедильи

Мануэля де Фальи. А бугенвиллеи там будут? Почему бы и нет? Пусть будут бугенвиллеи. И тропический ливень, больше похожий на потоп? Ладно, согласен и на это, но только ближе к концу дня, в те самые пять минут, после вспышки зеленого луча. Но все же самое главное – пирожное с абрикосовым конфитюром. Черт, пирожное с абрикосовым конфитюром – это так несложно! Марк же не луну с неба просит!

– Вы что, устали, Марк? – догадывается пресс-атташе, беря его за руку, чтобы привести в чувство.

Он отряхивается и вновь принимается танцевать. Он опускает глаза. No eye contact. Столкнуться с чужим взглядом очень опасно, особенно когда звучит номер в стиле speed-core и лучи лазеров режут лес поднятых рук. Плечи танцующих сверкают, отражая лазерный свет, словно множество миниатюрных катафотов. В ожидании удара гонга он рассматривает носки своих ботинок, хотя прекрасно знает, что гонг не прозвучит, пока противник не отправится в нокаут. Не за этим ли он пришел сюда: нечто, на что можно смотреть посреди этой толпы умалишенных, которые всегда правы? Не являют ли эти два модельных ботинка всего лишь символ того, что его ноги прочно стоят на земле?

Каждый борется за себя, как может. Некоторые пытаются вести беседы, несмотря на шум. Им приходится часто повторять слова и постоянно напрягать притупившийся слух. Но на дискотеке кричать бесполезно. Чаще всего дело кончается тем, что собеседники невпопад обмениваются номерами телефонов, нацарапанными на тыльной стороне ладони, и откладывают беседу до лучших времен. Другие танцуют, держа в руках стаканы и вперив в них взгляд. Время от времени они сильно рискуют, поднося их к губам: при этом любое неловкое движение локтя соседа ведет к тому, что они обливают себя. Поскольку на дорожке невозможно ни пить, ни разговаривать, созерцание собственных ботинок представляется Марку вполне этически допустимым занятием. Не стоит думать, что вся абсурдность ситуации ускользнула от него. Напротив, никогда он столь ясно не осознавал свою принадлежность к классу юных идиотов из хороших семей, как в этом одиночестве посреди толпы охваченных энтузиазмом безумцев, на этом беломраморном полу, воображая себя бунтарем, при том, что принадлежит он к весьма привилегированной касте, в то время как миллионы людей спят на улице при температуре ниже 15С, подложив под себя лист гофрированного картона. Он все это знает и именно поэтому уставился в пол.

Временами Марк смотрит на свою жизнь со стороны – как люди, пережившие клиническую смерть. В эти мгновения Марк беспощаден: он ненавидит этого мудозвона, он ничего ему не прощает. И все-таки, скрежеща зубами от злости, всегда возвращается в свою телесную оболочку. Его стыд, его беспомощность, его капитуляция перед действительностью как раз и объясняются тем фактом, что он не хочет себя простить. Что тут поделаешь? Ты не изменишь мир. Так что тебе только и остается, что рассматривать свои ботинки и пытаться склеить дамочку-атташе. По этому поводу ему вспоминается знаменитая история про мисочку с водой, в которой полощут пальцы. История случилась не то с генералом де Голлем, не то с королевой Викторией. Один африканский царек, которого с помпой принимали во дворце, выпил воду из своей мисочки в конце банкета. Глава государства, принимавший царька, в ответ дипломатично поднес свою к губам и осушил ее до дна, и глазом не моргнув. Всем присутствующим не оставалось ничего другого, как последовать его примеру.

По мнению Марка, этот анекдот – притча о нашей эпохе. Мы ведем себя абсурдно, гротескно и смехотворно, но, поскольку все вокруг ведут себя точно так же, это поведение постепенно начинает казаться нам нормальным. Ты должен посещать школу, вместо того чтобы заниматься спортом, ходить в университет, путешествовать по свету, пытаться устроиться на службу, делать то, что тебе хочется… Поскольку все поступают так, на первый взгляд все идет как надо. Наша материалистическая эпоха стремится к тому, чтобы приложиться ко всем мисочкам для полоскания пальцев без исключения.

– Моя следующая книга будет называться «Мисочки для полоскания пальцев», – говорит Марк типичной пресс-атташе 90-х. – Это будет сборник эссе о постлиповецкианском обществе.

Они возвращаются в бар. Барышня улыбается, демонстрируя прекрасные белые зубы, но Марк быстро встает, бормочет какие-то извинения и исчезает. Дело в том, что у мадемуазель между резцами застрял листик латука, и эта маленькая деталь портит впечатление от ее улыбки раз и навсегда.

0.00

Полночь, девушки вокруг полуодеты, Марк – жалок. Дебош в разгаре. Звездный хаос Вселенной оборачивается морем разноцветных конфетти. Кислотное сиртаки звучит вот уже более получаса.

Марк безостановочно курсирует между баром и танцполом, поглощая стакан за стаканом «Лоботомию», которая постепенно подтачивает его силы. Он телепатически общается с инфразвуковой басовой партией, настойчивой, как отбойный молоток. Жосс умеет гипнотизировать прожигателей жизни. Сегодня он решил сотворить свой шедевр – без страховки и в прямом эфире. Он одновременно работает на шести проигрывателях, смешивая «Грека Зорбу», технотранс, тремоло виолончелей, андские флейты, стрекот пишущих машинок, беседы Дюра с Годаром. Завтра от всего этого останется одно лишь воспоминание. Чтобы сгустить атмосферу, Фаб раздает гостям свистки. Танец спорадически вспыхивает и стихает: это движение по петле, философия исступленности, теория сложности. Танец – это вечное возвращение, скачка цифровых лошадок на сошедшей с рельсов карусели. Люди становятся в круг, берутся за руки, крутятся на одном месте. Единственный факт бесспорен: у девушек множество грудей.

Марк закрывает глаза, чтобы не видеть их, и тут же светящиеся круги начинают свою вертлявую пляску у него под веками. Боже мой, ведь все эти девицы под одеждой – голые! Восхитительные пупки, очаровательные жилки, задорные носики, хрупкие шейки… Вся его жизнь заполнена существованием юных flappers, затянутых в маленькие черные платьица, возможность встречи с этими тающими на глазах созданиями удерживает его от прыжка в пустоту. Как правило, их имена оканчиваются на букву «а». Их бесконечные ресницы изогнуты, на манер трамплина для прыжков. Если спросить, сколько им лет, они отвечают – как ни в чем не бывало – «двадцать». Должно быть, они считают, что самое сексуальное в них – это возраст. Они никогда не слышали о существовании Марка Марронье. Ему придется врать, держать их за ручку, интересоваться, как идут дела в Школе международных отношений, обслуживать по полной программе. Эти девочки слишком быстро выросли и понятия не имеют о всяких там «петушиных» словечках. Их легко заманить в западню. Когда им цитируют Поля Леото, они рассеянно грызут большой палец. Сущие мелочи приводят их в восторг. Да, конечно, Марк знаком с Габриэлем Метцнеффом и Жераром Депардье. Да, он бывал у Дешаванна и Кристин Браво. Ради подобной добычи он готов скрутить голову всем своим принципам, забудет об игре в «Name-Forgetting».