Все люди — враги - Олдингтон Ричард (бесплатные серии книг .TXT) 📗

После завтрака он бродил в запущенном ботаническом саду или по берегу моря, откуда в ясные дни можно было различить на востоке Липарские острова, а однажды далеко-далеко на северо-западе всплыли неясные очертания Эа. Несмотря на мягкий воздух, ясное небо и великое прошлое, что-то мучительное и трагическое было в этой Сицилии, которую люди из рая превратили в безотрадный остров Средиземного моря, голый и малярийный. Каждая цивилизация была здесь чужой, враждебной и ни одна не пустила корни, — начиная от Карфагена и греков до арабов и испанцев. Созидание и разрушение шли рука об руку и мало чем отличались друг от друга. От всех этих столетий бурного созидания не сохранилось ничего, кроме театров марионеток, религиозных процессий, ярких рисунков на крестьянских двуколках и безвкусных украшений и перьев на упряжи, похожих на грубые поделки жителей Тихоокеанских островов. От Акрага и Сиракуз до этих неуклюжих кустарных изделий — каткое падение!

Даже в пышном испанском барокко чувствовались признаки умирания — это было цветение, предшествующее смерти, отчаянное усилие выжить, нечто подобное фантастическому росту трилобитов [154] в период, предшествовавший их внезапному исчезновению. Средиземноморская цивилизация умерла. Может быть, и народ вымирает. Чрезмерно бурный рост, без улучшения породы, всегда означает вырождение и смерть, будь то деревья, трилобиты или люди.

Все же Тони с сожалением сел на вечерний пароход, отправлявшийся в Неаполь, и смотрел на исчезавшие огни Палермо, превратившиеся сначала в пучки яркого света, затем в цепь блестящих точек и, наконец, в туманное зарево.

Если бы его так неудержимо не тянуло в Рим, он бы еще задержался — мало ли что еще можно посмотреть в Сицилии!

Тони спустился в свою каюту второго класса и сразу заснул, несмотря на зычный храп своего соседа, какого-то коммерсанта из Милана. Он проснулся, когда уже рассвело, умылся, побрился, оделся, стараясь не шуметь, уложил свой чемодан и рюкзак и вышел на палубу. Пароход был в двух часах пути от Неаполя, он как раз пересекал Салернский залив, направляясь к проливу между Капри и полуостровом Сорренто. Туман лежал над долинами, громадными облаками висел на горных вершинах, и, хотя на воде сверкало солнце, было прохладно. Тони, стараясь согреться, быстро прохаживался взад и вперед по палубе.

Минут через десять он перешел с правого борта на левый, чтобы еще раз взглянуть на залив, и чуть не налетел на какого-то английского пастора. Тони начал было извиняться, но его прервал мягкий пасторский голос.

— Дорогой Кларендон, какая неожиданная встреча! Как это мы не нашли вас вчера вечером!

Голос принадлежал канонику Стиклей-Уогмоу, одному из столпов Мидчестерского собора; про него говорили, что он не сегодня-завтра может получить епархию.

— Я поздно приехал на пароход, — сказал Тони. — Как поживаете?

— Неважно, неважно, — отвечал каноник, стараясь шагать в ногу с Тони. — Мы с женой провели целый месяц, разъезжая по Сицилии в автомобиле; отвратительная пища и недостаток удобств сказались на моем здоровье. Очень дикий народ. Кларендон, вы долго пробыли в Палермо?

— Только неделю.

— Неделю? Что вы там могли делать так долго?

В общем, Палермо ничего, здоровое место, разумеется, если вы остановитесь в Гранд-отеле, как она называется, эта вилла… и будете держаться подальше от ужасных трущоб. Я как-то однажды рискнул пойти туда, но сбежал, простите, зажав нос платком. Миссис Кларендон с вами?

— Нет, она предпочла остаться в Англии, — ответил Тони, не проявив особой радости, услыхав этот вопрос. — Я возвращаюсь из Туниса.

— А, Тунис! Я несколько раз подумывал съездить в Карфаген, но все как-то не мог решиться. Там очень плохо кормят?

— Наоборот, очень хорошо, особенно в одном или двух французских ресторанах.

— Да что вы говорите! — воскликнул каноник. — Я был уверен, что там кормят только жирным рисом, отвратительным варевом, называемым кускус, и жесткой бараниной, которую едят, взяв тремя пальцами левой руки, ха-ха-ха! Но теперь, раз уж я знаю, что туда можно ехать, не рискуя отощать с голоду или отравиться, я, конечно, побываю там. Помимо сохранившихся античных реликвий, которые, конечно, интереснее всего остального, эта страна имеет для меня особую притягательную силу как родина святого Августина, не говоря уже о менее известных светилах ранней эпохи христианства, как Тертуллиан [155] и Киприан [156]. Вам, надеюсь, не раз пришлось убедиться, что память о святом Августине еще живет в сердцах народа?

— Нет, — ответил Тони, со стыдом признавшись себе, что он ни разу не вспомнил в Тунисе об этом великом человеке. — Боюсь, что я этого не заметил.

К тому же, это ведь теперь мусульманская страна.

— Конечно, я и забыл об этом. И, разумеется, французы ничего не сделали для того, чтобы изменить такое печальное положение вещей? Подумать только, вам, может быть, покажется, что я слишком суров, но, право, они немногим лучше атеистов. Хотя, если уж говорить откровенно, миссис Стиклей-Уогмоу и я, мы были просто поражены невежеством и суевериями, которые так распространены в Сицилии.

— Мне кажется, — сказал Тони, — церкви приходится приспосабливаться к обычаям и духовному складу народа.

— Это верно, — сказал каноник, кивая головой. — К несчастью, приходится всегда идти на компромиссы.

Но там компромисс зашел уж слишком далеко.

Меня очень огорчило посещение собора св. Павла в Сиракузах. То, что люди должны чтить и что могло бы быть символом единения верующих, ныне совершенно утрачено. Но мы слышали довольно приличную проповедь в английской церкви в Таормине да и помещение там довольно удобное. Будем надеяться, что этот маленький маяк распространит и дальше свет цивилизации.

— Вам пришлось терпеть в Сицилии неудобства? — спросил Тони, думая как бы ему повежливее отделаться от каноника.

— Ужасные, — ответил каноник, и на его гладком лице появилось отвращение. — Нам приходилось мириться с невероятной грязью и с самой отвратительной пищей. Я все время опасался расстройства желудка, особенно у миссис Стиклей-Уогмоу — у нее такое слабое здоровье. Но зато античные памятники! — воскликнул он, вдруг воодушевляясь. — Античные памятники искупают все. Это поистине вдохновляет; Моя жена может подтвердить вам, что Пиндар [157] и Фукидид [158] были постоянно при мне, и я то и дело цитировал их. Кстати, какое месиво они сделали из Сиракуз. Я с большим трудом мог проследить описание осады. Если бы можно было увидеть этот город, каким он был в дни своей славы!

Тони, никогда не подозревавший, что увлечение классиками шло у каноника дальше скучных разговоров за чаепитием в Мидчестере, почувствовал к старику симпатию. Положительно это говорило в его пользу — ведь он решился поехать в Сицилию, чтобы осмотреть памятники старины, несмотря на полное отсутствие «простого, но безукоризненного питания» и на такое ужасное распространение суеверий. Поэтому он продолжал расхаживать с каноником, который предавался рассуждениям об Августе и Тиберии, Плинии и Светонии [159] и выражал опасение, что не доживет до того времени, когда можно будет осмотреть античную библиотеку, которая, наверное, будет найдена в Геркулануме. Все это перемешивалось с жалобами на неудобства и грубость и сожалениями, что итальянцы больше не понимают латыни. В конце концов Тони узнал, что бедняга испытывал смертельный страх при мысли о мелких затруднениях, которые могут возникнуть в связи с выгрузкой его автомобиля и багажа, а ему хотелось попасть в Рим в тот же день.

— Вот что, — сказал Тони, — я говорю немного по-итальянски. Разрешите мне взять на себя заботу о вашем багаже.