Сон в начале тумана - Рытхэу Юрий Сергеевич (электронные книги без регистрации TXT) 📗
— Что же делать, если на нас двоих только эта узкая полоска воды, — ответил Джон и пострался утешить Антона: — В следующий раз, надеюсь, нам повезет.
Охотники расположились рядом. Джон вынул из чехла винчестер и положил на упор, сделанный в ледовом щите-укрытии. Антон последовал его примеру. Джон искоса взглянул на его винчестер и попросил:
— Ради бога, только не стреляйте первым!
— Но если мы выстрелим вдвоем, шансов соответственно будет вдвое больше, — сказал Антон.
— Это не совсем так, — ответил Джон. — Надо подпускать зверя как можно ближе и бить только наверняка. Прошу вас еще раз — не мешайте мне.
— Хорошо, — пожал плечами Антон и демонстративно убрал винчестер в чехол.
Джон внутренне усмехнулся, но ничего не сказал. Он уставился на узкую полосу открытой воды, и мысли его снова возвратились к тем, кто остался в Энмыне в надежде, что он и другие охотники вернутся домой не с пустыми руками.
Медленно текло время. Ни один звук не нарушал безмолвия полярного моря. Тишина была физически ощутимой, и Антон явственно чувствовал ее тяжесть на своих плечах. Потом она стала такой невыносимой, что он повернулся к Джону и спросил:
— Долго придется так сидеть?
— Все время, — коротко ответил Джон.
— А разговаривать можно?
— Можно тихонько. Но если покажется нерпа, надо сразу же замолкнуть.
— Понятно, — кивнул Антон.
Он подумал, с чего бы начать разговор.
— А все-таки, мистер Макленнан, — медленно начал он, — рано или поздно вам придется признать правоту нашего дела.
Антон подождал, что ответит на это Джон, но тот молчал, уставившись на спокойную, словно стеклянную, водную поверхность.
— Может быть, вы правы в том, что мы взялись не с того конца, — продолжал Антон, — но мы преисполнены самого искреннего желания помочь этим людям. Неужели вы этого не понимаете?
— Жизнь учит, что часто между желаниями и свершениями существует непроходимая пропасть, и лучше не пытаться ее переходить, — ответил Джон.
— А мы решились, — сказал Антон. — Вот я смотрю на этих людей, сохранивших в себе истинные человеческие качества, и мне до боли в сердце хочется дать им все лучшее, что накопило человечество: достижения науки, и хорошие жилища, и механизмы, облегчающие труд. Разве они этого не заслужили? Мы хотим построить справедливое общество.
Антон поглядел на невозмутимое лицо Джона Макленнана, на его жесткие, обтянутые светлой кожей скулы, на рыжеватую бороду.
— Ну что же вы молчите?
Джон оставался неподвижным. Рука его медленно тянулась к винчестеру, а взор не огрызался от водной поверхности. Антон последовал за его взглядом и увидел блестящую, удивительно похожую на человеческую, голову зверя. Нерпа возникла совершенно бесшумно и так же бесшумно плыла прямо на наставленное на нее дуло винчестера.
Антон услышал биение собственного сердца, и дыхание вдруг показалось таким шумным, что он затаил его и держал до тех пор, пока выстрел не разорвал воздух над Ледовитым океаном. Гладкая водная поверхность, нарушенная лишь двумя гладкими волнами, шедшими от морды плывущей нерпы, забурлила и покрылась ярко-красным пятном, которое постепенно расплылось по темной воде. В луже растекающейся крови Антон не сразу заметил тушу небольшой нерпы.
Джон торопливо раскручивал над головой акын.
Острые зубья деревянной груши впились в добычу, и Джон медленно подвел тушу к краю ледяного берега, а потом уже с помощью Антона вытащил на лед.
— Поздравляю, — искренне произнес Антон и даже сделал движение, чтобы пожать руку Джону.
Джон усмехнулся в бороду: когда он охотился с земляками, никто, оказавшись свидетелем удачи, не поздравлял его, чтобы не спугнуть счастье.
— Повезло нам, Энтони, — сказал Джон, оттащив подальше от ледового берега нерпу, продел в морду буксировочный ремень, пока туша не замерзла, и вернулся к своему месту.
Слегка удивленный тем, что Джону Макленнану повезло, Кравченко поудобнее уселся на месте и уставился на успокоившуюся воду, на которой еще виднелась исчезающая пленка тюленьей крови. Оп смотрел на нее, пока не вспомнил, что его винчестер не вынут из чехла.
— Можете разговаривать, — кивнул Джон.
— Почему вода не замерзает? — спросил Антон. — Ведь мороз достаточно сильный.
— К вечеру замерзнет, — ответил Джон. — Правда, мы нарушили спокойствие воды, но к середине ночи вода покроется корочкой льда, если не произойдет сжатие.
— А что это — сжатие?
— Ледовые берега просто-напросто сомкнутся, и исчезнет разводье, — ответил Джон.
Помолчали. Короткий световой день кончался. С дальних краев полярного моря стремительно надвигалась глубокая мгла, а заря, чуть изменив цвет, переместилась и запылала еще ярче. Звезды одна за другой зажигались на небе. В неподвижности и молчании прошел почти час.
— Вот я все думаю над вашими словами, — послышался голос Джона. — Ведь если бы в действительности вы оказались такими, за кого себя выдаете, может быть, наступило бы благоденствие для малых арктических народов.
— Так мы и есть такие! — горячо воскликнул Антон. — Мы за прогресс, за лучшую жизнь для этих обездоленных!
— Но ошибка в том, что их считают обездоленными, — возразил Джон. — Считать чукчей и эскимосов обездоленными за то, что им достался этот край, все равно, что считать их неполноценными за раскосые глаза и смуглый цвет кожи.
— Не понимаю, — пробормотал Антон.
— Я вам поясню на примере, — ответил Джон. — Прошлой весной отсюда уплыл великий путешественник Руал Амундсен…
Антон почувствовал легкий нажим на слове «великий».
— Он уже многие годы покоряет Север, пробивается сквозь льды, — продолжал Джон. — Я видел таких покорителей Севера, только рангом пониже, на севере Канады и на Аляске. Они любили наряжаться в живописные северные одежды и щеголяли разными терминами и словечками, выученными у аборигенов. Они считали себя настоящими героями! И были настолько в этом уверены, что и книги писали об этом. А тут жили люди, которые не писали книг. И если о них упоминалось, то заодно с белыми медведями. Вы меня понимаете?
Не дождавшись ответа, Джон продолжал:
— Называя себя героями, эти покорители Севера отнимали часть света у северных жителей, низводили их до феноменов, которые в силу особых физических свойств способны выдерживать холод. Но холод одинаково губителен и для чукчи, и для эскимоса, и для ирландца, и для русского… Понимаете? В этом пренебрежении к бытовому героизму народа, если хотите, и есть большая доля высокомерия, взгляд свысока… Обездоленность их в другом — в том, что у них нет того богатого опыта лицемерия и лжи, коварства и жестокости, которым обогатился цивилизованный мир за свою историю.
— Но именно мы и хотим… — горячо заговорил Антон, но тут же его перебил Джон:
— Извините, однако я кое-что понял и увидел. Вы совсем не такие люди, которых я встречал ранее. Ответьте мне, откуда это у вас, что вас движет в этой жизни?
— Джон, — спокойно заговорил Антон, — говорить об этом можно бесконечно. То, что произошло в России, это историческая неизбежность, которую угадала партия большевиков, возглавляемая Лениным. Сама история подготовила революционный переворот.
— Но ведь революции случались и раньше, — заметил Джон.
— Совершенно верно, — ответил Антон. — Но Октябрьская революция отличается от всех остальных революций тем, что если раньше сменялся один класс эксплуататоров другим, то сейчас взяли власть те, кто сам трудится. Человек хочет пользоваться плодами труда сам, без посредников! А то, что здесь происходит, на Чукотке, это вообще небывалое! Ведь мы должны разбудить человеческое достоинство у людей, отброшенных на задворки истории.
Антон увлекся, и его слова разносились надо льдами, навстречу набегающей зимней полярной ночи.
Водная поверхность маленького разводья уже едва просматривалась.
— Нам пора на берег, — сказал Джон и встал.
Обратная дорога показалась не такой нудной. Может быть, потому, что за спиной Джона Макленнана волочилась по снегу убитая нерпа, а это означало сытный ужин и крепкий сон в хорошо нагретом пологе. Простые человеческие радости, которые ожидали Антона Кравченко, так волновали его, что он невольно прибавлял шаг, а потом предложил сменить Джона и сам впрягся в ременную упряжку.