Гроздья гнева - Стейнбек Джон Эрнст (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью txt) 📗

— Ну, хорошо, будет союз, — сказал Джул. — Но ведь без вожаков не обойдешься. А схватят вожака — и союз твой поминай как звали.

— Когда-нибудь придется над этим подумать, — сказал Уилли. — Я здесь уже целый год, а заработная плата падает на глазах. Сейчас семью никак не прокормишь, и день ото дня все хуже и хуже. Что ж нам, сидеть сложа руки и голодать? Просто не знаю, что и делать. Лошадей кормят, даже если они стоят без работы, хозяину и в голову не придет морить их голодом. А вот когда на него работают люди, плевал он на них. Выходит, лошадь дороже людей? Не понимаю я этого.

— Мне уж и думать не хочется, — сказал Джул. — А думать надо. Вот у меня дочка. Сами знаете — красавица. Ей здесь даже приз выдали за красоту. А что с ней дальше будет? Худеет не по дням, а по часам. Смотреть на нее больно. Красавица… Я под конец не выдержу и что-нибудь такое сотворю!..

— Что? — спросил Уилли. — Что ты сотворишь — пойдешь на воровство, сядешь в тюрьму? Убьешь кого-нибудь, угодишь на виселицу?

— Не знаю, — сказал Джул. — У меня ум за разум заходит. Просто ум за разум заходит.

— А я здешние танцы еще не раз вспомню, — сказал Том. — Такие редко где бывают. Что ж, пора спать. Всего вам хорошего. Еще повстречаемся. — Он пожал им руки.

— Обязательно повстречаемся, — сказал Джул.

— Ну, всего вам хорошего. — Том ушел и скрылся в темноте.

В темной палатке Джоудов на матраце лежали Руфь и Уинфилд, а мать пристроилась рядом с ними. Руфь шепнула:

— Мать…

— Что? Ты еще не спишь?

— Ма… а там, куда мы едем, будет крокет?

— Не знаю. Спи. Завтра рано вставать.

— Тогда лучше здесь остаться, где есть крокет.

— Ш-ш!

— Ма, а Уинфилд сегодня побил одного мальчика.

— Нехорошо.

— Я знаю. Я ему так и сказала. Он его по носу ударил. Ух, черт! Кровь так и полилась.

— Не надо такие слова говорить. Нехорошо.

Уинфилд повернулся к ним лицом.

— Он обозвал нас Оки, — с ненавистью сказал Уинфилд. — А про себя говорит: я не Оки, я из Орегона. А вы, говорит, поганые Оки. За это я его и побил.

— Ш-ш! Это нехорошо. Пусть его дразнит, тебе-то что?

— А я не хочу, — злобно сказал Уинфилд.

— Ш-ш! Спите.

Руфь сказала:

— Ты бы видела — кровь как брызнет, всю рубашку ему залила.

Мать выпростала руки из-под одеяла и легонько хлопнула Руфь пальцем по щеке. Девочка замерла на минуту, потом шмыгнула носом и беззвучно заплакала.

В санитарном корпусе, в двух смежных уборных, сидели отец и дядя Джон.

— Хоть напоследок подольше посидеть, — сказал отец. — Хорошие уборные. Помнишь, как ребятишки перепугались, когда в первый раз спустили воду.

— Я сам первое время трусил, — сказал дядя Джон. Он аккуратно подтянул штаны к коленям. — Плохо мне, — сказал он. — Чувствую, опять согрешу.

— Не согрешишь, — сказал отец. — Денег-то нет. Крепись. Грех обойдется доллара в два, не меньше, а где их сейчас возьмешь?

— Да, верно… Только у меня и мысли грешные.

— Ну что ж. Это можно и бесплатно.

— Все равно грех, — сказал дядя Джон.

— Зато дешево, — сказал отец.

— А ты не шути с грехом.

— Я не шучу. Валяй греши. С тобой всегда так: тут черт-те что делается, а ты носишься со своими грехами.

— Знаю, — сказал дядя Джон. — Со мной всегда так. Но вы и половины моих грехов не знаете.

— Держи их про себя.

— Вот и с уборными тоже — сижу, и все мне чудится, будто это грех.

— Тогда ходи в кустики. Ну, подтягивай штаны, пойдем. Надо спать ложиться. — Отец продел руки в проймы комбинезона и застегнул пряжку. Он спустил воду и долго стоял, задумчиво глядя, как она бурлит в унитазе.

Было еще темно, когда мать разбудила свое семейство. В открытые двери освещенных по-ночному корпусов лился неяркий свет. Из соседних палаток доносились разнообразные похрапывания.

Мать сказала:

— Поднимайтесь, вылезайте отсюда. Пора ехать. Скоро уже рассветет. — Она подняла скрипучую затворку фонаря и зажгла фитиль. — Вставайте, вставайте.

Под навесом лениво завозились, сбросили байковые и ватные одеяла. Сонные глаза щурились на свет. Мать надела платье поверх рубашки, в которой она спала.

— Кофе нет, — сказала она. — Осталось несколько лепешек. Будем есть их дорогой. Ну, поднимайтесь, надо грузить вещи. Только потише, а то соседей разбудите.

Прошло еще несколько минут, прежде чем они окончательно стряхнули с себя сон.

— Никуда не бегать, — предупредила мать Руфь и Уинфилда. Все оделись. Мужчины убрали палатку и погрузили вещи. — Поровнее укладывайте, — сказала мать. Они положили сверху матрац и перекинули брезент через жердь.

— Ну так, — сказал Том. — Готово, ма.

Мать держала в руках тарелку с холодными лепешками.

— Хорошо. Вот, берите по одной. Больше у нас ничего нет.

Руфь и Уинфилд схватили по лепешке и залезли на грузовик. Они укрылись одеялами и заснули, не выпуская из рук холодные жесткие лепешки. Том сел в кабину, нажал кнопку стартера. Мотор чихнул и заглох.

— Черт тебя побери, Эл! — крикнул Том. — Батарея разряжена.

Эл пришел в ярость:

— А как ее подзарядишь, когда бензину в обрез?

И Том вдруг усмехнулся.

— Этого я не знаю, только виноват ты, больше никто. Придется заводить вручную.

— Нет, это не моя вина.

Том спрыгнул на землю и достал ручку из-под сиденья.

— Ну, значит, моя, — сказал он.

— Дай сюда. — Эл схватил ручку. — Поставь на позднее, а то мне пальцы оторвет.

— Ладно. Валяй.

Эл крутил яростно. Двигатель работал с перебоями, стучал, фыркал. Том осторожно заглушал его, потом переставил зажигание и уменьшил подачу газа.

Мать села рядом с ним.

— Так весь лагерь разбудим, — сказала она.

— Ничего, опять заснут.

Эл влез в кабину с другой стороны.

— Па с дядей Джоном сели наверх, — сказал он. — Хотят еще поспать.

Том подъехал к главным воротам. Сторож вышел из конторы и осветил грузовик фонарем.

— Подождите минуту, — сказал он.

— А что такое?

— Совсем уезжаете?

— Да.

— Надо вас вычеркнуть.

— Вычеркивайте.

— Куда поедете?

— Хотим податься дальше на север.

— Ну, счастливо, — сказал сторож.

— Счастливо оставаться. Всего хорошего.

Грузовик осторожно обогнул насыпь и выехал на шоссе. Том вел машину по той же дороге, по которой они приехали сюда, — мимо городка Уидпетча на запад, к шоссе № 99, потом к северу на широкое шоссе, ведущее к Бейкерсфилду. Когда они подъехали к городским окраинам, было уже светло.

Том сказал:

— Куда ни глянешь, везде рестораны. И в каждом подают кофе. Вон тот всю ночь открыт. У них, верно, этого кофе галлонов десять, и ведь горячий, черт его подери.

— А ну тебя! — сказал Эл.

Том усмехнулся, посмотрев на него.

— Я вижу, ты в лагере успел девочкой обзавестись.

— Ну и что же из этого?

— Ма, посмотри, какой он злющий. С ним сегодня шутки плохи.

Эл раздраженно буркнул:

— Я скоро отобьюсь от вас. Одному, без семьи, куда легче.

Том сказал:

— Через девять месяцев ты сам обзаведешься семьей. Я ведь все видел.

— С ума ты сошел, — сказал Эл. — Я устроюсь в гараж, а есть буду в ресторанах.

— А через девять месяцев обзаведешься женой и ребенком.

— Нет, не обзаведусь.

Том сказал:

— Уж очень ты стал умный, Эл. Смотри не нарвись — проучат тебя как следует.

— Кто это меня проучит?

— Такие всегда найдутся, — сказал Том.

— Воображаешь, что тебе всё…

— Да ну будет, Эл, — остановила его мать.

— Я первый начал, — сказал Том. — Мне захотелось подразнить его. Ты не обижайся, Эл. Я не знал, что девочка тебя за сердце зацепила.

— Нет такой девочки, которая бы меня зацепила.

— Ну, нет так нет. Не будем спорить.

Грузовик подъехал к городу.

— Закусочных-то сколько — и все с горячими сосисками, — вздохнул Том.