Святая ночь (Сборник повестей и рассказов зарубежных писателей) - Вебер Виктор Анатольевич
И вот я стояла в кухне миссис Марсден с фунтовым банкнотом, свернутым в маленький комочек в моей руке, где его никто не мог увидеть. И казалось, ничего больше не было в мире — только эти деньги и моя нужда в них.
Голос миссис Фосдайк, звучавший все мягче, совсем затих — она стояла и молча смотрела в окно. Сестры переглянулись, но миссис Фосдайк уже очнулась и подошла к кухонному столику, чтобы поставить на него пустую чашку.
— Я уже говорила, это было в среду. В пятницу я снова пришла в дом миссис Марсден к девяти часам, как обычно. Ясно помню, утро было дождливое. Не сильный дождь, а такой меленький, моросящий, но, кажется, вымокаешь под ним больше, чем под хорошим ливнем. В общем, пришла я, промокшая до нитки, переоделась в рабочую одежду, а пальто свое отнесла наверх, в ванную, чтобы с него там стекла вода. Потом мы вместе с миссис Марсден вымыли посуду после завтрака и принялись убирать в комнатах первого этажа, как всегда по пятницам.
Миссис Марсден в то утро была какая-то молчаливая, и я решила, что ей, наверное, немного нездоровится. В одиннадцать мы на пяток минут прервались и пошли на кухню выпить по чашечке чая с печеньем. И там миссис Марсден говорит, как бы между прочим:
— Кстати, мистер Марсден сказал мне, что в костюме, который вы отнесли в химчистку, он, кажется, оставил деньги. Вы ничего не находили в карманах?
У меня это совершенно вылетело из головы, но я, естественно, сразу все вспомнила. Поставила чашку на стол, подошла к полке и вытащила банкнот из-под банки.
— Вы, значит, не заметили? — спросила я. — В среду я сунула этот фунт сюда. Хотела вам напомнить, да память все слабее и слабее. Больше я ничего не нашла: один фунт.
Не знаю, заметила она или нет, но мои пальцы дрожали, когда я передавала ей деньги.
Она разгладила банкнот на столе рядом с тарелкой и обещала передать его мистеру Марсдену, когда он вернется. А я ей в ответ: забавно, как это он вспомнил об этих деньгах? Ведь костюм-то не носил уже давно, миссис Марсден сама сказала.
Тут она что-то такое промямлила, запнулась… У нее словно язык отнялся, чувствую — что-то здесь не так. Посмотрела ей в глаза… И вдруг все поняла, в одну секунду.
— Господи! — воскликнула я. — Так это вы положили деньги в костюм мужа? Он, наверное, о них и понятия не имеет. Положили нарочно, надеялись, что я найду их и возьму себе.
Она покраснела. Лицо ее запылало, как пожар.
— Я должна быть уверена в честности людей, которые у меня работают, — сказала она, как-то даже горделиво, надменно, хотя эти слова дались ей нелегко.
Ну, тут я обо всем на свете позабыла. Словно с цепи сорвалась.
— И что, вы теперь уверены в моей честности? — вскинулась я. — Могу признаться, соблазн был велик — вам от этого легче? Вы сбились с пути истинного, но зачем тащить за собой меня? Один фунт, миссис Марсден, — сказала я. — Двадцать сребреников. Большего я не стою, да? Иуде заплатили тридцать!
Она поднялась.
— Вы не смеете разговаривать со мной в таком тоне, — сказала она и бросилась мимо меня наверх по лестнице.
Я сидела за столом, закрыв лицо руками. Казалось, вот-вот разрыдаюсь. Не могла понять, зачем она это сделала. И немножко помолилась, поблагодарила господа. «Боже, — молилась я, — если бы ты знал! Ведь я едва не согрешила!»
Прошло несколько минут. Я встала, подошла к лестнице, прислушалась. Потом поднялась в ванную и взяла свое пальто. Постояла минутку. Я понимала: больше мне в этом доме делать нечего. Меня даже подмывало вот так и уйти — не сказав ни единого слова. Но она задолжала мне за целую неделю, и гордость такого рода была мне не по карману.
И я тихонько позвала:
— Миссис Марсден.
Ответа не было. Тогда я подошла к двери в ее спальню и прислушалась. Изнутри доносился какой-то звук, но я не могла понять, что это. Я снова окликнула ее, и когда она не ответила, легонько постучала в дверь и вошла. Миссис Марсден лежала на одной из стоявших рядом кроватей, лицом к окну. Она плакала — это ее всхлипывания я слышала из-за двери, — плечи ее тряслись, а я стояла и смотрела на нее. Что-то в ее облике тронуло меня до глубины души, и тогда я выпустила из рук пальто, подошла поближе и положила руку ей на плечо.
— Будет, будет, — утешила я хозяйку. — Не надо так убиваться. Ничего страшного не случилось.
Я села рядом с ней на кровать, и она вдруг повернулась и взяла меня за руку.
— Не уходите, — попросила миссис Марсден. — Не оставляйте меня.
Что я тогда почувствовала! Радость захлестнула меня, захлестнула огромной волной. Как прекрасно сознавать, что ты живешь на свете не зря, что ты кому-то очень нужен!
— Конечно, я не оставлю вас, — заверила я. — Не оставлю.
Миссис Фосдайк вздохнула и отвернулась от окна.
— И я не оставила ее, — сказала она. — Не оставила.
Она посмотрела на сестер, перевела взгляд с одной на другую.
— Ну вот, — сказала она, и на губах ее появилась застенчивая улыбка.
— Я никогда и никому об этом не рассказывала. Но сегодня утром как-то все вспомнилось… Да и ей, бедняжке, сейчас уже ничто не повредит.
Она взглянула на часы, стоявшие на каминной полке.
— Господи, вы посмотрите, сколько времени! Замучила я вас своей болтовней!
— Какая очаровательная история, — восхитилась младшая мисс Норрис, женщина романтического склада. — Так похожа на библейскую…
— Может быть, — быстро сказала миссис Фосдайк, — но вы, наверное, пришли не за тем, чтобы я вам рассказывала сказки?
— Дело вот в чем, — начала старшая мисс Норрис, вынимая из большой сумки пачку бумаг. — Мы организуем сбор пожертвований для детского приюта и хотели узнать, не возьмете ли на себя ваш район в этом году? Вы очень заняты, мы знаем, и все же…
— Ну что ж… — миссис Фосдайк уперла палец в подбородок, — пожалуй, найду время и для этого.
— Вы такой замечательный сборщик, миссис Фосдайк, — вступила младшая мисс Норрис. — Люди не скупятся на пожертвования, когда приходите вы.
— Ну ладно, ладно, смогу, — согласилась миссис Фосдайк, и сестры Норрис засияли.
— Мы знаем, миссис Фосдайк, что добрые сердца и руки еще не перевелись, — провозгласила старшая из сестер.
— Да уж, наверное, знаете, — ответила миссис Фосдайк с некоторой сухостью в голосе.
— Вам уготовано место на небесах, миссис Фосдайк, — объявила счастливая младшая сестра.
— Ну что вы, право, — смутилась миссис Фосдайк. — Кто-то ведь должен присматривать за бедными крошками, ведь должен?
Лесли Хартли
МОЛИТВА
Перевод М. Загота
нтони Истерфилд не был, в сущности, человеком религиозным, если не иметь в виду самую свободную и туманную интерпретацию этого слова, но он был религиозен в том смысле, что не был материалистом. Я материалист? Ни в коем случае! Тут была полная ясность, и если это слово произносили в его присутствии, или оно встречалось ему в книге, или случайно приходило на ум (со словами такое бывает), он тотчас гнал его прочь. Нашли материалиста! Ничего умней не придумали? Да род людской на ладан дышит из-за вашего материализма! Уж лучше сковырнуться от пьянства, в этой смерти, по крайней мере, будет хоть что-то спиритическое.В то же время он знал: спиритизмом отдают многие явления, которые ему не по нутру, к примеру, «поклонение автомобилю». Некоторые без машины не мыслят себе жизни, а от запаха бензина просто дуреют — в этом смысле всех их можно записывать в алкоголики.
У Энтони тоже был автомобиль и водитель — сам он водить не умел; в прошлом он пытался сдать на права, но закончились эти попытки плачевно, поэтому он решил: для собственного блага и для блага окружающих впредь он за руль садиться не будет.
Для него машина была лишь удобством, а для его водителя чем-то гораздо большим — символом его религии. Водитель не был доволен машиной, вернее тем, как работали ее разные, если не все, узлы — так многие порой недовольны своей религией (если таковая есть), они считают, что она их подводит. Машина Энтони подводила Коппертуэйта частенько, но она символизировала его положение в обществе, а это для него было крайне важно. В его жилах текла кровь фанатика-автомобилиста, и не было такого огня, который мог бы этот фанатизм выжечь.