Уроки жизни - Дойл Артур Игнатиус Конан (книги бесплатно без регистрации полные .TXT) 📗

Конечно же, формально этот человек вправе распоряжаться своими деньгами, как ему заблагорассудится, но, по-моему, отвратительно, что триумфальная победа в борьбе за справедливость британского правосудия завершается столь мерзкой склокой. Не собираясь, однако, мириться с подобным к себе отношением я, пусть с неохотой, но буду отстаивать свои права в суде, — если, конечно, он не соберёт в себе остатки порядочности и не расплатится по своим долгам добровольно, без принуждения.

Искренне Ваш

Артур Конан-Дойль

2 мая 1929 года

О преступниках-рецидивистах (2)

«Таймс»

20 июня 1929 г.

Сэр! На недавнем заседании Верховного суда рассматривалось дело, в ходе которого вопрос об отношении к закоренелым преступникам встал перед нами вновь самым недвусмысленным образом. Речь шла о взломщике и угонщике автомобилей, который из своих девяти лет тюрьмы восемь получил за серию совершенно одинаковых преступлений. Получив очередной трёхлетний срок, преступник адресовал судье записку, в которой заявлял об отсутствии всякого желания становиться на путь истинный. Другими словами, чего ожидать от этого человека, когда он опять появится на свободе, наше общество знает уже заранее. В таком случае не совершает ли оно глупость, предоставляя преступнику очередной шанс свою угрозу привести в исполнение?

Сэр У. Джонсон-Хикс в бытность свою министром внутренних дел, выступая как-то, заметил, что предложение о пожизненной изоляции закоренелых преступников в его ведомстве уже обсуждалось. Я всегда считал эту меру необходимой. Мы ведь изолируем от общества умалишённых и заразных больных; преступник-рецидивист же являет собой одновременно и то, и другое. Он пребывает во власти опасной идеи-фикс и способен заражать окружающих, дурно влияя на тех, кто моложе и слабее его. Мир не видит в нём никакой ценности: это — враг общества. Поэтому мы поступаем глупо, когда осуждаем рецидивиста на малые сроки, раз за разом отправляя его в очередной отпуск, который сами же и оплачиваем, расхлёбывая тем самым свою необъяснимую снисходительность. Защитить себя мы сможем, лишь избавившись от него окончательно. С того момента, как уголовник обнажил свою суть, тюремные двери должны закрыться за ним навсегда.

Другое дело, режим в такой тюрьме не должен быть слишком строгим — вполне можно создать здесь условия, аналогичные тем, в которых содержатся умалишённые Бродмура. Совсем необязательно подвергать этих людей каким-либо тяготам. Но тот, кто привык во зло использовать предоставляемую ему свободу, должен быть лишён таковой навсегда. Можно представить себе, какое облегчение испытают полиция, суды и в конечном итоге все граждане, если соответствующий закон будет принят и две-три тысячи закоренелых преступников окажутся вырванными из общественной почвы с корнем. Устранив такую помеху, можно будет яснее наметить и пути социальных реформ. Думаю, человек, три-четыре раза осуждавшийся за уголовное преступление, — достойный претендент на получение постоянного места жительства в такого рода социальной лечебнице.

Искренне Ваш

Артур Конан-Дойль

«Бэкингем-Пэлис», 15

О преступниках-рецидивистах (3)

«Таймс»

13 июля 1929 г.

Сэр! Хотел бы добавить несколько слов к дискуссии о рецидивистах. Можно было сделать это и раньше, но хотелось выслушать и другие мнения. Противники (которых оказалось подавляющее большинство) выдвинули, по сути, два взаимоисключающих соображения. Одни сочли предлагаемые меры изоляции слишком строгими, другие — во главе с досточтимым сэром Генри Диккенсом — решили, что столь мягкий режим содержания рецидивисту будет, скорее, наградой. Думаю, этот радикальный разброс мнений как раз и свидетельствует в пользу критикуемого предложения. Газеты запестрели восклицаниями: «не по-христиански», дескать, наказывать преступника таким образом! Но если уж мы признаём необходимость наказания как такового, становится неясно, отчего же серия тюремных сроков (с перерывами, во время которых уголовник и совершает преступления против общества) в большей степени отвечает христианским канонам, нежели один непрерывный срок. Что же до перспектив нравственного перевоспитания, то таковое более вероятно в рамках предлагаемой системы надзора, нежели в ситуации, когда, выходя на свободу, уголовник тут же связывается с себе подобными злоумышленниками. Мне запомнился случай, когда одного человека 30 раз осуждали за хулиганские нападения с нанесением серьёзных травм и увечий. Нетрудно сосчитать, что будь он изолирован уже после пятого раза, непроломленными остались бы 25 черепов. Почему мы становимся столь чувствительными, когда речь идёт о судьбе уголовника и при этом безразличны к жертвам, которые — кто здоровьем, а кто имуществом — расплачиваются за нашу халатность? [42]

Искренне Ваш

Артур Конан-Дойль

Уиндлшем, Кроуборо, Сассекс, 13 июля

Правосудие в Марк-Кроссе

«Сассекс каунти геральд»

20 июля 1929 г.

Сэр! Окружной суд Марк-Кросса на своём последнем заседании оштрафовал моего сына на 5 фунтов за превышение скорости. Полиция признала, что на дороге в тот момент машин не было и ни один человек при этом не подвергся опасности. Не кажется ли Вам, что нарушение, не влекущее за собой никакой моральной вины, предполагает более мягкое наказание? В тот же день на ту же скамью сел человек, с чрезвычайной жестокостью избивший лошадь. Преступник (уже осуждавшийся до этого 12 раз) был оштрафован на 2 фунта, причём не оплатил издержек (в то время как моему сыну сделать это пришлось).

Трудно найти оправдание подобным вердиктам. Стоит ли удивляться тому, что многие молодые люди сегодня на сам институт судопроизводства взирают с презрением? Ни в чём не виня полицию, они считают нелепой и несправедливой логику окружных судов, согласно которой малое превышение скорости на пустынном шоссе считается более серьёзным нарушением, нежели постоянное истязание безответных животных.

Артур Конан-Дойль

Пожар в Бигнелл-Вуде

«Сазерн дэйли эхо», Саутгемптон

19 августа 1929 г.

Сэр! Позвольте мне со страниц Вашей газеты выразить благодарность незнакомым людям, которые помогли мне вынести мебель на лужайку, когда в моём доме возник пожар. Нашлись, правда, энтузиасты, проявившие желание понести прихваченное и дальше, но остальные оказали мне неоценимую помощь. Саутгемптонская бригада пожарных поработала на пределе своих возможностей и весьма эффективно.

Искренне Ваш

Артур Конан-Дойль

Бигнелл-Вуд, Минстед, Линдхерст

16 августа

Пропаганда в Индии (2)

«Таймс»

14 января 1930 г.

Сэр! Один известный француз заметил, что когда дело доходит до самозащиты, британцы — самый слабый народ в мире. Из ложно понятого самолюбия мы, как правило, не защищаем себя вообще, тем самым как бы признавая справедливость любых нападок. Современники бурской войны вспомнят, как в Европе вследствие дезинформации возникла вдруг опасность появления враждебной нам коалиции. Улучшила же положение дел пропаганда, проведённая частными, а не государственными усилиями, что признавала в те дни вся иностранная пресса.

Этот экскурс в прошлое напоминает нам, насколько важно в эти критические дни разъяснить британскую позицию представителям всех слоёв индийского общества. Известно, что ведётся агитация за независимость, но что слышим мы о контрагитации, организовать которую, казалось бы, так просто? Спросили ли индийских мусульман о том, насколько они готовы подчиниться законам, которые будут установлены индуистским большинством? Если нет, почему они не скажут об этом открыто? Хотят ли наследные принцы Индии, чтобы их владения стали изолированными островками внутри нового независимого государства? Объяснили ли пенджабцам, что их край, лишившись британской защиты, будет открыт для любого вторжения с севера? Что предпочтут парсеи — стабильность британского порядка или столетний хаос, который воцарится сразу же после нашего ухода? Может быть, 60 миллионов «неприкасаемых» возжаждали вдруг оказаться в полной зависимости от доброй воли браминов? Напомнили ли самим агитаторам о том уроке, что преподнесло всем восстание Моплаха, когда мусульмане, почувствовав безнаказанность, бросились резать не белых людей, но индусов? Все эти козыри в наших руках так и останутся бесполезными, пока мы не выложим их на стол.