Жена мудреца (Новеллы и повести) - Шницлер Артур (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений .txt) 📗
Поначалу и это событие не вызвало толков или злобных пересудов ни при дворе, ни в народе; очень многие, отнюдь не принадлежавшие к числу придворных льстецов, даже восприняли его как нечто само собой разумеющееся и вполне простительное. Первой отвернулась от Дионисии мать графа, молча замкнувшаяся в своем горе. Некоторые родственники последовали ее примеру и стали избегать общества Дионисии. Лишь после этого начали разыгрывать обиженных приближенные княгини, в то время как она сама была еще далека от мысли, что отношения ее супруга и чужестранки могли носить и не чисто дружеский характер. Но когда истина открылась, оскорбленная женщина без всяких объяснений отдалилась от князя, который с этого дня стал намеренно и открыто выставлять свою связь с Дионисией напоказ. Не желая мириться с тем, что она продолжает жить в замке графа, он предоставил в ее распоряжение одну из своих загородных резиденций. Теперь уже князь посвящал возлюбленной не только часы досуга; в ее покоях он принимал министров и послов; в ее присутствии совещался по государственным вопросам. Вскоре уже ни одно решение не принималось без ее участия. А поелику все, стоящие у трона, поспешили выказать ей знаки почтения и немедля признали за ней право на то влияние в делах государства, которое ей предоставил князь, то она могла бы считать себя истинной правительницей страны. Однако Дионисия заметила, что во время выездов встречные все чаще подчеркнуто не обращали на нее внимания и как будто даже старались отвернуться. Сначала она не принимала это близко к сердцу, смеясь над завистью и глупостью ничтожных людишек, но постепенно в ней пробудилось и стало расти раздражение. Однажды она проезжала верхом мимо молодого дворянина, известного своей преданностью покинутой княгине. Ей показалось, что тот осмелился взглянуть на нее, фаворитку князя, с презрительной усмешкой, и она полоснула его хлыстом по лицу. Но когда тот, вне себя от бешенства, бросил ей в лицо неслыханное оскорбление, она приказала схватить его. Впоследствии лишь ее заступничество заставило разгневанного князя отменить смертный приговор дерзкому обидчику. Однако после этого случая затаенная ненависть обеих опальных групп превратилась в нескрываемую смертельную вражду. Дионисии доносили, что говорилось о ней в народе, в среде дворянства и особенно в кружке приближенных княгини. Ту, которую лишь недавно почитали таинственной, но благословенной посланницей небес, теперь многие называли авантюристкой и распутной девкой. Серьезная опасность покамест не угрожала ей, ибо князь был привязан к ней сильнее прежнего. Вопреки назревавшему в стране возмущению он по собственному почину расширил полномочия Дионисии, окружил ее неслыханной роскошью, пожаловал ее пятилетнему сыну титул принца и приколол на грудь ребенка орден, которым доселе награждались лишь члены княжеской фамилии. Самой жестокой карой наказывали за каждое необдуманное слово или неосторожный жест, внушавшие малейшее подозрение в непочтительном или враждебном отношении к Дионисии. У самой же Дионисии давно пропала охота ходатайствовать перед князем о снисхождении к аристократам или плебеям, нарушившим верность своей подлинной государыне. Проезжая по улицам столицы в золоченой карете, запряженной шестеркой вороных коней и окруженной эскортом конных гвардейцев, она успевала в хоре восторженных голосов расслышать фальшивые нотки и чувствовала, что вызывает уже не почтительное поклонение, а лишь глухую, опасливо скрываемую ненависть. Даже ночью, даже в объятиях князя, все еще полного решимости защищать ее до последней капли крови, ей не давали покоя тревожные мысли о заговорах и покушениях. В замке заговорили о том, что приближенные опальной княгини замышляют что-то недоброе. Никто не знал, откуда взялся этот слушок, но Дионисия решила, что пришла пора потребовать от безвольного возлюбленного решительного вмешательства, и поставила его перед выбором: либо удалить законную супругу от двора и изгнать ее из пределов страны, либо отпустить ее самое на все четыре стороны. Поскольку явных улик, подтверждающих наличие заговора, не было, то придворные льстецы сочли себя вправе изготовить таковые. Устроили судилище, которому позаботились придать видимость законного суда, и в отсутствие княгини признали ее виновной. Ее приговорили к изгнанию из страны с конфискацией всей корреспонденции и драгоценностей. Та, очевидно, была готова к такому исходу, ибо уже на следующее утро с немногочисленной свитой отправилась в дальний путь ко двору своих царственных родителей. Многих, подозреваемых в сообщничестве с ней, выслали из пределов страны, а некоторых, считавшихся особенно опасными, бросили в ненасытное чрево темницы. Поскольку даже малейшее проявление недовольства беспощадно преследовалось, в стране воцарилось спокойствие, и Дионисия наконец-то стала такой всемогущей властительницей, какой редко бывает даже коронованная государыня. Но чем полнее была ее власть, тем меньше радости она ей приносила. Празднества в ее честь становились все пышнее, но веселья на них не было и в помине. Даже ласки князя стали вызывать у нее лишь горечь и тоску.
В глубине души Дионисия всегда смутно желала, чтобы возлюбленный воспротивился ее тщеславным помыслам, и теперь, поняв это, она начала презирать князя за его неизменную податливость и уступчивость. Чтобы унизить его, она стала принимать в княжеской постели молодых придворных, к которым чувствовала мимолетное влечение. Поначалу стыд и раскаяние заставили князя затаить свое горе; но вскоре бушевавшие в нем страсти толкнули его в объятия доступных женщин, для которых, как когда-то для Дионисии, теперь открылись двери княжеских покоев. Словно в отместку за это, еще щедрее посыпались дары и почести на фаворитов Дионисии, сумевших утолить сжигавшую ее жажду наслаждений. Весь двор завертелся в вихре бесстыдной, бездумной и разгульной жизни. Вскоре в народе пронесся слух, что огромные светильники, освещавшие парадные залы замка во время ночных оргий, сами собой гасли, словно захлестнутые грязным потоком разнузданной похоти, которой предавались князь и его подруга со своими любовниками и любовницами. Однажды на рассвете из залы, заполненной толпой пирующих, среди которых бесцельно бродил обезумевший князь с зажатым в руке кинжалом, выбежала Дионисия. Накинув на плечи драгоценный плащ и прикрыв его полой лицо, она бросилась вниз по лестнице. Решив в последний раз поддаться охватившему ее желанию, она побежала к обрамленному старыми буками заброшенному пруду в глубине парка, чтобы вместе с опостылевшей жизнью похоронить на его дне и свой позор, и свою тоску, и свое безумие. Но, увидев в зеркальной воде свое искаженное мукой лицо, она вдруг вспомнила о том, что она мать. Последние два года это редко приходило ей на ум. Резко повернувшись, она бросилась назад, к замку, ломая клонящиеся к земле ветви, и стремглав взлетела по лестнице в спальню семилетнего принца. Подбегая к его кроватке, она хотела лишь одного — схватить сына и увлечь его вместе с собой в небытие. Но когда увидела невинное личико ребенка, дышавшее безмятежным спокойствием и словно источавшее какой-то волшебный свет, сердце ее затрепетало. Новое решение внезапно пронзило ее мозг и сразу же настолько завладело ею, что она взяла спящего принца на руки и как была, босиком, пошла с ним в парадную залу, где князь сидел в полном одиночестве. Отбросив в сторону кинжал и подперев рукой взлохмаченную голову, он мрачно глядел на развороченный, усыпанный увядшими цветами пиршественный стол. В этот миг она поняла, что и его охватило желание умереть. Увидев Дионисию со спящим принцем на руках, он впился в нее долгим взглядом и, наконец, спросил о причине столь странного появления. Тогда она осторожно, словно драгоценный дар, поднесла к нему сына и потребовала, чтобы принц в тот же день был объявлен наследником престола. Но вместо ответа последовало лишь озадаченное молчание. Как раз в эту минуту из-за горизонта выглянуло солнце; озаренная его лучами, она поклялась, что с позорной и разгульной жизнью последних лет покончено и что она полна решимости отныне посвятить себя целиком заботам о благе и процветании государства, ибо хочет стать верной подругой и помощницей возлюбленного князя. Она чувствует в себе достаточно сил, чтобы смыть позор минувших лет славой грядущих, и готова жизнью своей поручиться, что в памяти народа безвозвратно ушедшие времена будут жить лишь как смутное воспоминание о каком-то тяжком недуге и в конце концов станут лишь легендой. Провозглашение ее сына наследником престола станет последним актом произвола — столь же простительным, сколь и необходимым, ибо во всех отношениях пойдет лишь на благо страны. Просиявший от радости князь тут же согласился. Немедленно был созван совет высших сановников. Спокойно и величаво князь возвестил свою волю; возражать никто не осмелился. Решение это объявили народу, и были приняты меры к тому, чтобы его восприняли с восторгом. Вечером во всех домах зажглись праздничные огни и началось такое веселье, словно и впрямь в тот день царственная супруга подарила возлюбленному монарху долгожданного сына и наследника. Впервые за много дней Дионисия дала себя обмануть и сочла купленные и вынужденные угрозами приветственные клики толпы за выражение вновь воскресших надежд добросердечного и незлопамятного народа, легко простившего своему милостивому государю былые обиды. Исполненная торжествующей гордости, вышла она об руку с князем на балкон, пред которым собралась толпа народа. Все громче раздавались голоса, требовавшие показать принца, ибо в столь торжественный день, вознесший ребенка к избранникам судьбы, они имели право взглянуть на наследника престола. Вне себя от счастья поспешила Дионисия к сыну. Не обратив внимания на то, что стражи, обычно охранявшей вход в покои принца, не оказалось, она вбежала в комнату. У порога распласталось тело его воспитательницы. В предчувствии недоброго Дионисия кинулась к кроватке сына и увидела кровавые пятна на простынях и остекленевшие глаза под глубокой, зияющей посреди лба раной; лицо ребенка было искажено страданием. Лишь один миг длилось страшное оцепенение; но вот Дионисия схватила трупик и, словно обезумев, бросилась с ним на руках по комнатам, переходам, лестницам замка, казавшегося вымершим; наконец, она вновь появилась на балконе подле одиноко стоявшего пред толпой князя и показала окровавленный труп принца. Потом обратилась к толпившимся под балконом людям, бессвязно заклиная их страшно отомстить убийцам. Князь, в ужасе отшатнувшийся от нее, словно от призрака, поспешил скрыться, и Дионисия осталась на балконе одна. Толпа у замка замерла в гробовом молчании; ни одного слова сочувствия к обезумевшей от горя матери, ни одного возмущенного возгласа. Все словно уверовали в то, что ребенок умерщвлен не рукой злодея, а волей всевышнего, восставать против которой и тщетно и грешно. Будто дождавшись наконец справедливого возмездия, безмолвные и присмиревшие люди начали незаметно расходиться и постепенно скрылись во мраке ночи. Тщетно взывала в пустоту впавшая в отчаяние мать; потом, не выпуская из рук окровавленного трупа сына, в изнеможении опустилась на каменные плиты балкона.
