Время, задержанное до выяснения - Шехтер Шимон (книги онлайн полные версии бесплатно TXT) 📗
— Успокойся, умоляю тебя, перестань, — просила перепуганная Марыля, — ради Бога перестань, — и дергала Юзефа за волосы, а он никак не мог проснуться.
Глава седьмая
УКРАДЕННАЯ БИОГРАФИЯ
— Сперва Хенек показал мне язык, — говорил заплаканный Юзек, — потом пригрозил мне кулаком и сказал, что сегодня-то уж наверняка пробил мой последний час. Он всегда так говорит…
Юзеф вынул из кармана еще одну шоколадную конфету, снял с нее серебряную обертку и вложил ее в рот Юзеку.
— И что было дальше? — спросил Критик.
— Я вышел на переменку, потому что был звонок, но держался поближе к учительнице, чтобы Хенек ничего не мог мне сделать. Она ходила по коридору — а я за ней. Потом она вошла в учительскую, а я хотел спрятаться в уборной, но Хенек меня заметил, налетел сзади, вывернул мне руки и применил двойной нельсон: «Ага, попался, недоделанный! Теперь не пущу! Так и знай — не пущу!» Я просил его, обещал ему рогатку и все, чего он только ни пожелает, а он опять свое: «Не пущу, пока не отдашь мою биографию, ворюга!»
— Он сказал «мою биографию»? — спросил Юзеф. — Именно так и сказал?
— Именно так, «мою биографию», а я не знал, что это значит. Я не сразу догадался и думал, что он надо мной насмехается. Он всегда надо мной насмехается и щиплется. Один раз он сказал учительнице, что я украл у него сочинение, а я вовсе не крал, наоборот, это он у меня содрал. Но учительница поверила ему, а мне влепила двойку.
— О сочинении ты потом расскажешь, — торопил его Критик. — Сейчас рассказывай о биографии.
— Он сказал, что я украл у него биографию, а без биографии он не может быть в партии.
— Ты что-то придумываешь, Юзек, — усомнился Критик. — Не мог он так сказать.
— Мог, — вмешался Юзеф. — Мог и, по всей вероятности, так и сказал.
— Глупости вы говорите, коллега. Хотя… — и Критик сильно помрачнел.
— К сожалению, — сказал Юзеф, — вполне возможно, что у майора Мазуркевича часы тоже испортились и остановились или вдруг пошли назад. Это весьма даже вероятно. Вспомните, коллега, слова Секретаря Дома Партии. Товарищ Секретарь сказал, что мы должны наверстать время. Наверстать! Это значит, что мы его упустили, что оно остановилось. Товарищ Секретарь никого не назвал, однако я уверен, что подразумевался майор Мазуркевич и его… понимаете, коллега, что я имею в виду?
— Понимаю, — подтвердил Критик. — Однако вы не можете сейчас сигнализировать в Дом Партии о махинациях майора с часами, поскольку делали то же самое…
Я вас предупреждал, предостерегал, просил, а вы, коллега, уперлись на своем, ну и заварили кашу.
Юзеф сидел с опущенной головой и молчал. Он очень расстроился, потому что чувствовал себя виноватым. Тем временем маленький Юзек запивал шоколадку газировкой и уже было успокоился, но Критик опять начал выпытывать у него подробности.
— Хорошо, — сказал он, — но как этот Мазуркевич… ну, этот Хенек нашел рукопись?
— Она была у Черта, — ответил Юзек.
— У Черта! — воскликнули в один голос крайне изумленные Критик и Юзеф. — Но почему же Черт пустил его в конуру?
— Потому что ошибся. Он спутал Хенека со мной.
— Старая, слепая и выжившая из ума псина, — со злостью произнес Критик.
Он сказал так, потому что был несправедлив. Несправедлив к честному-пречестному и верному-преверному Черту. Взрослым — да и не только им, детям тоже — случается врать и верить в свое вранье. Особенно часто это бывает с писателями, которые, чтобы их не заподозрили во лжи, называют ее вымыслом и еще гордятся ею и даже получают премии от тех, кто считает вымысел правдой. У собак иначе. Взять, к примеру, Черта. Он вовсе не был слепой и вовсе не ошибся. Он честный, никогда не врет, и поэтому вымыслам, то есть вранью, не верит. Вообще, откуда ему было знать, что Юзеф превратил Хенека в Юзека, а Юзек присвоил факты из биографии Хенека? Откуда этому славному псу было знать, что это вымысел, вдобавок еще художественный вымысел, за который писателям иногда дают премии? Черт в этом не разбирается. Он собака, а не писатель, он даже не читатель, потому что никогда не интересовался чужими делами. Черт подумал, что Хенек — это всамделишный Юзек, и впустил его в конуру.
А теперь уж ничего не поделаешь. Теперь большой Хенрик узнает обо всем от маленького Хенека и напишет докладную о Юзефе Секретарю Дома Партии. Будь Хенрик Мазуркевич писателем, как Юзеф Поточек, — это еще полбеды. В худшем случае он обвинил бы своего коллегу в плагиате или в том, что тот украл у него тему. Такие случаи бывают, но Секретаря Дома Партии они не интересуют. Однако Хенрик Мазуркевич — майор и следит за порядком, то есть выводит на чистую воду тех, которые хотят что-нибудь утаить от товарища Секретаря.
— Я предостерегал вас, коллега, — напомнил Критик, — чтобы вы ничего не утаивали. Надо было послушать меня относительно этой анкеты и не вдаваться в расистские рассуждения насчет писанья. А вы вместо этого уговорили и меня промолчать. И теперь я оказался вашим сообщником.
— Может быть, Мазуркевич не станет затевать дело, — сказал Юзеф, — и не даст ему ходу? Ведь он тоже задерживал время.
— Сомневаюсь, — ответил Критик. — Не исключено, что он это делал нарочно, чтобы поймать вас с поличным. Он знает, что делает.
— Так по-вашему, — продолжал Юзеф, — товарищ Секретарь сказал, что надо наверстать время, имея в виду не его, а…
— Совершенно верно. Не его, а вас. И, быть может, товарищу Секретарю уже все известно, — закончил Критик.
— Как же мне быть? Что же делать? — Юзеф опять схватился за голову.
А маленький Юзек разревелся не на шутку.
И так они сидели втроем на ступеньках, которые вели в зеленую забегаловку с надписью «Вегетарианские блюда». Буфетчица видела их в большое застекленное окно, но рев Юзека ее ничуть не беспокоил. Видимо, сердце у нее было черствое, или от скуки она ко всему стала равнодушна. Скорее всего так оно и было, потому что зевала она не таясь да время от времени подкрашивала себе губы.
Клиентов сегодня не было за отсутствием не только ячменного кофе, но и пива, вместо которого можно было выпить газировки, правда, теплой, но какая разница, если день не жаркий?
А напротив забегаловки, в дверях продовольственного магазина, стояла другая скучающая продавщица, только что отвесившая Рахили полкило соли.
Рахиль шла домой, раздумывая, что приготовить на обед. Из сумки у нее выпала цветная капуста, она обернулась, чтобы ее поднять, и тут увидела Юзека. Она подбежала к нему и даже не обратила внимания на Юзефа. При виде заплаканного сына, она, вероятно, не заметила бы и Критика, но все обошлось само собой, потому что Критик, завидев Рахиль, тотчас же удалился.
— Юзек, деточка, что случилось? Почему ты не пошел домой? Уж не заболел ли ты? Скажи маме, что у тебя болит, — и она приложила ладонь ко лбу сына, проверяя, нет ли у него жара.
Юзек украдкой посматривал на Юзефа — он не знал, что сказать маме, когда она начнет его расспрашивать, почему он плакал. Пока он только сказал:
— Живот у меня побаливает и тошнит, — а сказал он так потому, что увидел цветную капусту.
— Пойдем, — сказала Рахиль. — Я уложу тебя в постель и измерю температуру. А если это, не приведи Господь, дизентерия? Тьфу!.. Тьфу!.. Типун мне на язык, как бы я беду не накликала!
Тогда Юзеф встал, вежливо поклонился, снимая шляпу, и сказал как мог любезнее, однако очень решительно:
— Прошу прощения, уважаемая пани, я был невольным свидетелем неприятного инцидента в школе, где учится ваш сын. Хенек Мазуркевич побил Юзека и обозвал его нецензурными словами.
Рахиль, несколько смущенная вмешательством элегантного господина, не поняла, что значит «нецензурными», но, хотя она и была простая женщина, сразу обо всем догадалась.
— Бог ты мой! — воскликнула она. — Когда наконец этот гойский поганец оставит моего ребенка в покое? — И Юзеку: — Сколько раз я тебе говорила, чтобы ты держался от него подальше, за три версты обходил. А ты меня не слушаешь — и вот видишь, видишь! А ведь я тебя так просила! Он же тебя калекой сделает! Боже мой, Боже, что за времена настали, за что ты меня покарал?
