Знак беды - Быков Василь Владимирович (е книги .TXT) 📗
— А-а, во где он прячется! — вроде шутливо прогудел Гуж и, нагнув голову, переступил порог. — А я гляжу, во дворе не видать. День добрый!
— Добрый день, — запавшим голосом ответил Петрок. — Так это… Жду вот.
— Кого ждешь? Гостей? Ну, встречай!
— Ага, заходите, — с фальшивым радушием спохватился Петрок и шире растворил дверь в хату. Шурша потертой кожаной курткой, Гуж с винтовкой в руках переступил порог, за ним направился туго подпоясанный ремнем по серой шинели долговязый Колонденок. Войдя следом, Петрок притворил дверь, выдвинул на середину хаты скамью. Но гости не сели. Колонденок, словно на страже, вытянулся у входа, а Гуж неторопливо протопал в тяжелых сапогах к столу и обратно, по очереди заглядывая в каждое из окон.
— Как на курорте! — пробасил он. — И лес и реке. И местечко под боком. Ага?
— Близко, ага, — согласился Петрок, уныло соображая, какой черт их принес сюда в такую рань. Что им надо? Он не предлагал другой раз садиться, думал, может, что скажут и уйдут.
Но, кажется, идти они не намеревались.
Оглядев темные углы и оклеенные газетами стены хаты, Гуж продолжительным взглядом повел по образам, будто сосчитал их, и расстегнул на груди несколько пуговиц своей рыжей тесноватой кожанки.
— Тепло, однако, у тебя.
— Так это… Еще не топили.
— Значит, теплая хата. Это хорошо. Надо раздеться, не возражаешь?
Петрок, разумеется, не возражал, и Гуж, покряхтывая, стащил с тугих плеч чужую кожанку, повесил на гвоздь возле висевшей в простенке Петроковой скрипки. Ремнем с желтой военной пряжкой начал подпоясывать вылинявшую до желтизны красноармейскую гимнастерку.
— Все играешь? — кивнул он на скрипку.
— Где там! Не до музыки, — вздохнул Петрок. В самом деле, когда было играть — с некоторых пор в душе его звучала совсем другая, не скрипичная музыка. Но он не стал что-либо объяснять, только подумал с сожалением, что скрипку надо бы прибрать подальше от чужого глаза.
— Помню, как на свадьбе когда-то наяривали. В Выселках. Ты на скрипке, а Ярмаш на бубне.
— Когда то было…
— А было! — сказал Гуж и полез за стол в угол. Длинную свою винтовку положил на скамью рядом. Колонденок, не раздеваясь, с винтовкой в руках присел на пороге. — Ну, угощай, хозяин! — холодным взглядом из-под колючих бровей Гуж уставился на Петрока. — Ставь пол-литра. А как же!
— Ге, если бы оно было! — вроде бы даже обрадовался Петрок. — Закусить можно, конечно, а водки нет, так что…
— Плохо, значит, живешь, Богатька. И при Советах не богател…
— Не богател, нет…
— И при германской власти не хочешь. А мы не так. Мы вот кое-что имеем.
Вытянув под столом толстую в сапоге ногу, Гуж вынул из кармана черных галифе светлую бутылку.
— Вот, чистая московская! — и, громко пристукнув, с показной гордостью утвердил ее на столе.
Далее тянуть было невозможно, проклиная про себя все на свете, Петрок пошел к посуднику за хлебом, вспомнил, что надо бы поискать яиц в истопке, там же было еще немного огурцов в бочке. Ну и сало, конечно, в кадке. Он заметался, стараясь проворнее собрать на стол, чтобы скорее освободиться от полицаев, положил на стол начатую буханку хлеба, но не мог найти нож, который только держал в руках, где он запропастился? Не дождавшись хозяйского, Гуж вытащил из-за голенища свой — широкий, с загнутым концом кинжал и легко отвалил от буханки два толстых ломтя.
— А где же твоя активистка? — вроде между прочим спросил полицай и прищурился в ожидании ответа. — Не в колхозе же вкалывает?
— Да с коровой, знаете, пошла.
— А, значит, корову держишь? А прибедняешься.
— Да я ничего. Как все, знаете…
— А кто картошку выбирать будет?
— Какую картошку?
— Колхозную! Вон на Голгофе. Советская власть хряпнулась, но колхозы ни-ни! Гитлер приказал: колхозы сохраняются. Так что картофелеуборка. Ну и картофелесдача, конечно. Как до войны, ха-ха! — коротко засмеялся полицай.
Это Петрок уже слышал, хотя сначала не очень верилось, что немцы допустят колхозы. Думал, может, будут расправляться с колхозниками, а они вон что! Ради картошки, наверно. Так им удобнее.
— Я, знаете, отработал свое. Пусть помоложе которые, — слабо попытался отказаться Петрок. — Которые поздоровше.
— А кто это нездоровый? Ты? Или, может, баба? Та до войны вон как старалась. Вкалывала за троих, про хворобу не заикалась. На слете выступала, как же, передовая льноводка!
— Какая там льноводка! — тихо сказал Петрок, пытаясь как-то отвести многозначительный намек полицая, и поставил на стол чистый стакан. — Последнее время его мало и сеяли, льна того.
— Сколько ни сеяли! А она старалась. Люди запомнили. А теперь прихворнула…
Петроку надо было в истопку за огурцами и салом, но на пороге сидел белобрысый Колонденок и с кислым выражением прыщавого лица глядел в сторону. Этот явный подкоп полицаев под его Степаниду очень не понравился Петроку, и он подумал: не для того ли они сюда и пожаловали?
— Сказали, ну и выступала. Куда же денешься.
— Сказали, говоришь? А если теперь немецкая власть другое скажет? Как тогда вы?
— А мы что? — передернул Петрок плечами. — Как все, так и мы.
Гуж удобнее устроился за столом, взглянул в окно и широким хозяйским жестом сгреб со стола бутылку.
— Ну а сало у тебя найдется?
— Сейчас, сейчас, — повернулся к двери Петрок и сразу же наткнулся на Колонденка, который не сдвинулся с места.
— Пропустить! — ровным голосом сказал Гуж, и только тогда Колонденок подвинулся с порога, пропуская Петрока в дверь.
Чтобы было светлее, Петрок настежь растворил сени, истопку, нащупал в кадке слежавшийся в соли кусок сала. Он уже понял, что это посещение хутора полицаями не случайно, тут есть определенная цель, вскоре, наверное, все выяснится. Но только бы не сунулась сюда Степанида, как бы дать знать ей, какие тут гости, лихорадочно думал он, торопливо неся угощение в хату.
— Это другое дело! — удовлетворенно сказал Гуж. Полицай уже выпил водку, стакан был пустой, одутловатое лицо его еще кривилось от выпитого, и он сразу принялся нарезать сало. — Так, теперь твоя очередь. Все-таки хозяин. Хозяев немцы уважают. Не то что при Советской власти…
