Свадьба Тоотса - Лутс Оскар (читать книги без регистрации txt) 📗

– Так и быть, – недовольно соглашается звонарь. – Хорошей шубы из него не сошьешь, но позвать можно.

– Не скажи, говорун он отменный – произнесет красивую речь и поучит меня, как печься о душе. Кистершу, само собой, тоже – тут уж не отвертишься. Верно?

Либле кивает.

– Заметано! Так и запишем: господин кистер и госпожа кистерша. Далее – пастор.

– И из него тоже хорошей шубы вроде как не сошьешь, но так уж и быть, зовите.

– Вот видишь, трое гостей уже есть, – пасторша – четвертая. Она, ясное дело, не придет, но за четвертую ее все же посчитаем, вдруг да пожалует, захочет развеяться. Четверо, четверо… Стало быть, четыре гостя уже есть. Так, теперь перейдем к тем, без которых и свадьба будет не свадьба. К примеру, Тыниссон. Его ни в коем случае нельзя обойти – уж я знаю почему. Потом – соседи с хутора Лойгу. Против них ты тоже вряд ли что имеешь. Ах да, еще хозяева хутора Лепику… Вот тут, Либле, и впрямь можно бы сказать, что из них не только хорошей, но и вообще никакой шубы не сошьешь. Но ничего не попишешь – соседи, соседи! Верные друзья и добрые соседи! Пускай прилетают! Многовато их, чертей, чего доброго заявятся всем семейством, ни дать ни взять – туча египетской саранчи. [15] Ну, кто там еще?.. Пасторский арендатор. Это верная душа, да и тебе он друг – его всеконечно позовем. Батрак с мельницы – он, правда, безлошадник, но в остальном, с какого бока ни возьми, парень хоть куда, да и веселый вдобавок, надо позвать. Кийры? Вот это да, это свора шельмецов! Пойдешь приглашать Каабриеля – нагрянут, чего доброго, всей оравой. Ума не приложу, как быть с этими стервецами? Свинья, кошка и утюг у них есть, лошади, само собой, нету. Придет пять-шесть пар тонконогих бар – что прикажешь с ними делать?! Нет, знаешь что, Либле, завтра ты пойдешь к ним и пригласишь только Хейнриха Георга Аадниеля – понял? Остальных не надо. У Кийров даже и бутылку не выставляй – понятно? Не то придется каждому дать попробовать, а ежели ты всем поднесешь вина, то получится, будто ты их всех пригласил. Так ведь? Будь молодцом, Либле, ежели ты все как надо провернешь и распорядишься, то на свадьбе я поставлю тебе такой магарыч, какого никто больше не получит. Черт подери, есть еще один парень, кого я очень хотел бы пригласить, да живет он далеконько, в деревне Тыукре. Ты его знаешь – это Юри Куслап. Яан Имелик, ясное дело, сейчас в России или черт знает где, его не достанешь. Ну да, стало быть, еще…

Долго бубнят этим вечером в задней комнате хутора Юлесоо Тоотс и Либле, пререкаются, составляют «смету». Дело в том, что Либле, всегда такой уступчивый по отношению к Тоотсу, никак не хочет соглашаться с тем или иным его кандидатом на роль гостя, с особенным же возмущением относится звонарь к некоторым безлошадникам и время от времени изрекает: «Пустое дело, господин управляющий, лучше и не записывайте! Чего ж голь-то созывать!» Иной раз оба упрутся и стоят на своем, словно тычки – один говорит «да», другой «нет», ни тот, ни этот уступить не хочет. Наконец звонарь вдруг машет рукой и заявляет, что он в это дело вообще не станет больше вмешиваться да и на свадьбу не придет. Жених быстро закуривает папиросу и приносит из буфета бутылку вина, чтобы, заглянув в нее, выяснить, приглашать или нет лицо, о котором идет спор. «Это самый верный способ» – говорит Тоотс. После двух-трех по-быстрому выпитых стопок Либле действительно становится покладистее. «Так и быть, – соглашается он, вытирая свои усы, которые за последнее время вновь отросли и торчат, словно рога, – черт с ним, пускай приходит, лишний человек, вроде как, хутора Юлесоо не объест, пусть себе приходит. Кто там еще остался?» – «Да, черт побери, мало не будет. Невпроворот всякого люда отсюда и оттуда, многих я отродясь не видал и ничего о них не слыхал, но мать и старик-отец беспременно желаю их позвать. Ничего не попишешь».

Вновь продолжаются торговля и препирательство из-за свадебных гостей, все это продолжается до полуночи. Наконец Либле «затыкает полы за пояс» и произносит: «Теперь – домой, одна нога в Юлесоо, вторая в Паунвере!»

Тоотс некоторое время стоит на пороге, глядя вслед звонарю, прислушивается к скрипу снега под его ногами, смотрит на колокольню паунвереской церкви и вздыхает. Странная история! Скоро под сенью этой колокольни произойдет такое событие, с которым даже он, Йоозеп Тоотс, много где побывавший и много чего повидавший, столкнется впервые в жизни.

VII

Но оставим на время в покое жениха и Кристьяна Либле, пусть себе занимаются своими хлопотами: приглашают гостей, режут свиней, одним словом, делают все, что необходимо делать накануне свадьбы. Позволим и женщинам спокойно готовить колбасу и студень, мыть полы, двери и окна, не станем вмешиваться в их занятия – здесь и без нас достаточно попусту суетящихся и вообще лишних людей. Предоставим бродить пиву, попискивать и булькать кадкам в жилых ригах – всё это всем нам более или менее знакомо. Не будем отвлекать и невесту в этот предсвадебный день, у нее теперь и без того хватает забот – с утра до вечера стрекочет на хуторе Рая швейная машинка, проворные пальцы без устали шьют и строчат, от уколов иглой они уже почернели и стали шершавыми, – лучше посмотрим на невесту, когда она будет в полном блеске, когда настанет ее время, тем более, что это время теперь уже не Бог весть как далеко. Лучше, воодушевленные увиденным, поспешим вернуться в Тарту и посмотрим, что происходит в духовном центре Эстонии накануне рождества. Однако прежде мы все же должны мимоходом заметить, что «мясник Тёртс», то бишь Кристьян Либле, объезжая округу, случайно «поймал» одного старого знакомого, который лишь за день до того появился в Паунвере, прибыв откуда-то из глубины России. Гость издалека оказался никем иным, как Яаном Имеликом, и этому самому Яану Имелику пришлось дать звонарю торжественное обещание непременно быть на свадьбе своего друга и бывшего соученика – Йоозепа Тоотса, а также прихватить с собой своих «жен и детей» и Юри Куслапа, потому что таково желание и хотение хозяина хутора Юлесоо или, если хотите, Юленурме. [16] И это всё. Теперь же, как и было задумано, быстренько перенесемся в город Тарту.

Знаменитый предприниматель Киппель, alias Вийлиас Воокс и так далее, в первый день рождества спозаранку исчезает из дому, и Пеэтер Леста, лежа еще в постели, ломает голову, не отправилась ли бывшая правая пука Носова, чего доброго, и в такой день проворачивать какое-нибудь торговое дельце. Как бы то ни было, предприниматель исчез, и от него не осталось ничего, кроме едкой вони сигары. Молодой человек оглядывает комнату, взор его задерживается на пожухлой пальме. Да, новая новелла теперь действительно будет написана, но этот горделивый цветок – живая память о друге – погиб. Пеэтер Леста медленно поднимается с постели, не спеша одевается. Он никак не может избавиться от тяжести на сердце, она гнетет его уже не первый день. Пеэтера Лесту не радуют праздники, не радует и сознание того, что он освободился от работы и может поехать в деревню Паунвере на свадьбу своего школьного друга. А ведь прежде он, Леста, с таким нетерпением ждал и праздника, и эту непродолжительную свободу, и интересную для него поездку.

В другой комнате, возле постели Киппеля, валяется его трубка. Вид этого маленького, невинного предмета внезапно вызывает у Лесты такое отвращение, что он пинком выкатывает трубку на середину комнаты, наступает ногой и раздавливает. Пеэтер Леста не желает больше пребывать в одном помещении ни с трубкой, ни с ее владельцем, – такие чистые и тихие прежде комнаты сделались неопрятными, словно прихожая трактира. Он, Леста, уже давно ушел бы отсюда, если бы ему не было жаль расставаться с цветами и вещами Арно Тали. Вот бы Киппель сегодня не вернулся, как это было бы славно, – он, Леста, зашел бы за Лутсом, и они отправились бы в путь только вдвоем.