Кузина Бетта - де Бальзак Оноре (бесплатные онлайн книги читаем полные версии .TXT) 📗

— А вы знаете, где живет матрацник? — спросила Жозефа.

— Дядюшка Шарден? Да неужто такие где-нибудь живут?.. Он пьян с шести часов утра, смастерит один матрац в месяц, и то скажи спасибо! Ночи и дни пропадает в самых последних кабаках, сделает три или четыре пульки...

— Как! Он льет пули! Вот так матрацник!

— Вы, сударыня, не понимаете! Он играет на бильярде, а ему в игре везет, вот он и напивается...

— Вот так отлили пулю! — сказала Жозефа. — Но вы говорите, что Идамор промышляет на Бульварах? Если обратиться к моему приятелю Бролару, он его отыщет..

— Не знаю, сударыня. И то сказать, истории этой больше полгода. А за шесть-то месяцев такие, как Идамор, глядишь, попадут в исправительную, оттуда в Мелен, а оттуда...

— На лужок [100]! — сказала Жозефа.

— Ах, сударыня, вы все знаете! — сказала мамаша Бижу, улыбнувшись. — Кабы моя дочка не снюхалась с этим фертиком, она бы... она была бы... А все-таки ей повезло, что там ни говорите! Господин Гренувиль врезался в нее по уши, да это и видно, раз женился...

— А она-то почему вышла за него?

— С отчаяния, сударыня! Как Олимпия увидала, что ее променяли на актрису, она маху не дала! Ох! уж она ее и отгвоздила!.. А когда девчонка потеряла и дядюшку Фуля, который ее просто-таки обожал, она совсем разочаровалась. На мужчин глядеть не хотела!.. А тут-то и подвернулся господин Гренувиль. Он, видите ли, много кое-чего покупал у нас. Шутка ли сказать! Две сотни расшитых китайских шарфов, и это каждые три месяца! Ну, само собою, господин Гренувиль разохотился утешать девчонку... Не знаю, правда ли, нет ли, но будто бы она ничего не желала и слушать, затвердила одно: подавай ей церковь и мэрию! «Я, дескать, хочу быть честной, или наложу на себя руки...» И настояла-таки на своем. Господин Гренувиль согласился жениться, только с условием, что она откажется от нас... И мы согласились...

— За известную мзду? — спросила прозорливая Жозефа.

— Точно, сударыня! Десять тысяч франков отступного и пожизненная рента отцу, ведь он уже не может работать...

— Я просила вашу дочь составить счастье дяди Фуля, а она его в грязь втоптала! Это нехорошо. Больше не буду ни в ком принимать участие! Вот что значит заняться благотворительностью! Нет, благотворительность годится только на то, чтобы на ней спекулировать. Олимпия должна была хотя бы поставить меня в известность о всех этих каверзах! Если вы найдете дядю Фуля, и не позже чем через две недели, я вам дам тысячу франков...

— Дело нелегкое, добрая моя дамочка. Но и тысяча франков деньги не малые, так что я уж постараюсь их заработать.

— Прощайте, госпожа Бижу.

Войдя в будуар, певица нашла г-жу Юло в глубоком обмороке; но, несмотря на то что баронесса находилась в бессознательном состоянии, все тело ее нервически содрогалось. Так змея, разрубленная на части, все еще извивается. Крепкие нюхательные соли, холодная вода — короче говоря, все те средства, которые применяются в таких случаях, возвратили баронессу к жизни или, если угодно, к сознанию ее горестей.

— Ах, мадмуазель, как он низко пал... — сказала она, узнав певицу и видя, что они одни.

— Мужайтесь, сударыня, — отвечала Жозефа, которая сидела на подушке у ног баронессы и целовала ее руки. — Мы его отыщем! А если он и замарал себя, ну что же! вымоется. Поверьте мне, у людей благовоспитанных весь вопрос сводится к перемене платья... Позвольте мне искупить мои грехи... Я вижу, как вы привязаны к мужу, несмотря на его проступки, иначе бы вы не пришли ко мне!.. Что прикажете делать? Бедняжка! Он любит женщин... Видите ли, будь у вас хоть немного нашего шика, вы могли бы уберечь его от распутства. Вы были бы тогда для него тем, чем мы умеем быть для мужчин: вмещать всех женщин в одной. Правительству следовало бы открыть школу такой гимнастики для добродетельных жен! Но все правительства разыгрывают из себя недотрог!.. Правительством управляют мужчины, а мужчинами управляем мы! Право, мне жаль человечество!.. Но довольно шутить! Займемся-ка вашими делами... Полноте! Успокойтесь, сударыня, поезжайте домой и не мучайте себя... Я возвращу вам вашего Гектора таким, каким он был лет тридцать тому назад...

— О мадмуазель! Поедемте к этой госпоже Гренувиль! — воскликнула баронесса. — Как знать, не поможет ли она нам. Может быть, я нынче же увижу господина Юло и мне удастся вырвать его из тисков нищеты и позора?

— За ту честь, которую вы мне оказываете, сударыня, я отблагодарю вас отказом от этой чести: певица Жозефа, любовница герцога д'Эрувиля, не должна появляться рядом с прекраснейшим и чистейшим воплощением добродетели. Я слишком вас уважаю, чтобы показываться в вашем обществе. Говорит во мне не самоуничижение комедиантки... Нет! Я лишь воздаю вам должное. Глядя на вас, сударыня, я пожалела о том, что не пошла по вашему пути... тернистому пути, где вы, сударыня, в кровь изранили себе ноги и руки! Но что станете делать! Я принадлежу искусству, как вы принадлежите добродетели...

— Бедная девушка! — сказала баронесса, взволнованная чувством сострадания, превозмогшим ее собственную боль. — Я буду молиться за вас. Вы жертва общества. Общество требует зрелищ. Когда придет старость, покайтесь... Вы будете услышаны, если всевышний снизойдет к молитвам...

— Мученицы, — сказала Жозефа, благоговейно целуя край платья баронессы.

Но Аделина взяла актрису за руку, притянула ее к себе и поцеловала в лоб. Жозефа, раскрасневшаяся от радости, проводила ее до кареты с изъявлениями самой горячей преданности.

— Верно, какая-нибудь дама благотворительница, — говорил лакей горничной. — Ведь сама ни с кем так не обращается, даже со своей подружкой, Женни Кадин.

— Обождите несколько дней, сударыня, — говорила Жозефа, — и вы его увидите, или я отрекусь от веры моих предков, а для еврейки, видите ли, это равняется клятве добиться успеха.

В тот самый час, когда баронесса входила к Жозефе, Викторен принимал у себя в кабинете старую женщину лет семидесяти пяти, которая, чтобы получить доступ к знаменитому адвокату, сослалась на грозное имя начальника тайной полиции. Лакей доложил:

— Госпожа де Сент-Эстев!

— Я воспользовалась одной из моих кличек, — сказала посетительница, усаживаясь в кресло.

Викторен внутренне содрогнулся при виде этой ужасной старухи. Хотя одета она была богато, холодная злоба, написанная на ее плоской физиономии, бледной, морщинистой, с резко обозначенными скулами, внушала страх. Марат, будь он одет в женское платье, в старости являл бы собою, как и г-жа Сент-Эстев, живое воплощение террора. В светлых глазках этой зловещей старухи сквозила кровожадная алчность тигра. Приплюснутый нос с раздувавшимися ноздрями, казалось изрыгавшими адский пламень, напоминал клюв стервятника. А низкий лоб изобличал жестокость и наклонность к злым козням. Пучки волос, торчавшие из складок изрытого морщинами лица, указывали на чисто мужскую решительность ее действий. Увидев эту женщину, каждый подумал бы, что художники не нашли еще настоящей натуры для Мефистофеля...

— Ну-с, любезнейший, — сказала она покровительственным тоном, — я уже давно ни во что не вмешиваюсь. Если я собираюсь помочь вам, то только ради моего дорогого племянника, потому что люблю его больше, чем сына родного... Кроме того, префект полиции, которому председатель совета министров шепнул на ухо два словечка по вашему делу, недавно беседовал с господином Шапюзо и указал ему, что полиции не следует путаться в такие дела. Моему племяннику дали полную свободу действий, но племянник мой будет тут только советчиком, ему нельзя себя компрометировать...

— Так вы тетушка господина...

— Вы угадали. И я горжусь таким родством, — ответила она, оборвав адвоката на полуслове, — потому что он мой ученик, но ученик, быстро обогнавший своего учителя... Мы обмозговали ваше дело и прикинули так: дадите вы тридцать тысяч франков, если вас избавят от всего этого? Тридцать тысяч, и концы в воду! Аванса ни сантима!