Брат мой, враг мой - Уилсон Митчел (книги хорошего качества txt) 📗
– Я позвоню тебе завтра, – докончил он, словно не расслышав обиды в её голосе.
Он повесил трубку, ненавидя себя за беспомощность, и, обернувшись, увидел, что Кен сидит неподвижно.
– Я роюсь в памяти, – медленно произнес Кен, – и не могу припомнить случая, чтобы я из-за тебя не пошел на свидание. О черт, прости меня, Дэви.
– Ну ладно, оставь. Нам с тобой нужно обмозговать одну идею.
– Какую там идею? – Кен сделал такую скептическую гримасу, что Дэви рассмеялся.
– Поговорим о нашей трубке, – сказал он. – У нас с тобой в голове ведь ничего другого нет, не так ли?
Они отметили свадьбу Марго, пообедав за прилавком кафетерия, вместо того чтобы готовить обед дома. Дэви всё время надеялся, что вот-вот войдет Вики. Он скучал по ней. Нехорошо, что он позволил отстранить её.
– Я, пожалуй, сознаюсь тебе, – наконец сказал Кен. – С меня довольно. Пора нам взяться за ум. Если через шесть месяцев мы не найдем решения, то к черту всю эту затею! Шесть месяцев, Дэви, а потом мы либо ищем себе работу, либо всерьез беремся за радиоустановки для самолетов. Кругом полно выгодных дел, и нечего нам с тобой перебиваться кое-как, словно у нас нет выбора.
– Как ты можешь так говорить – ведь ещё немного, и наш прибор будет работать!
– Черта с два!
– Нам только надо додуматься, почему в этот раз трубка работала отлично всего одну минуту. Я всё-таки могу поклясться, что всё дело в вакууме.
– Это и есть та гениальная идея, о которой ты говорил? – холодно спросил Кен.
– Не смейся, Кен, подумай об этом. Мы выкачали весь воздух внутри трубки, включая и тонкий слой молекул воздуха, которые обязательно оседают на всякой внутренней поверхности. Мы запаяли трубку, и всё-таки, черт возьми, во время испытания она действовала так, будто внутрь попал воздух. А проникнуть он мог только одним путем.
– Воздух не мог проникнуть снаружи. Ты нигде не найдешь даже самого крохотного отверстия.
– Вот об этом я и говорю. Должно быть, мельчайшие пузырьки воздуха попали внутрь стекла и металла в процессе работы, когда материал был расплавлен. Может, наши рабочие температуры настолько высоки, что могут протолкнуть эти оставшиеся пузырьки сквозь твердую поверхность, вроде того как в нагретой воде подымаются пузырьки воздуха. Надо подумать, как это проверить.
– Ладно, – согласился Кен. – Можно заняться этой штукой, только помни, Дэви, шесть месяцев – это крайний срок. Я говорю всерьез.
Они пошли домой, и, ещё не успев открыть дверь, Дэви услышал стук пишущей машинки. Вики сидела в конторе одна, за машинкой; рядом на столе, как всегда, высилась стопка бумаг. Когда они вошли. Вики не прервала работы и не подняла головы. Дэви и Кен переглянулись; Кен первый отвел глаза. Он ничего не сказал, задумчиво прошел к своему рабочему столу, снял пиджак и шляпу и надел комбинезон. Дэви вошел в контору.
Вики с минуту молчала, видимо, поглощенная своей работой.
– Я пришла потому, что мне захотелось поработать, – сказала она наконец. И только тогда подняла на него глаза. – Это ничего?
– Конечно, – ответил Дэви. – Я рад, что ты всё-таки пришла.
Это было сказано таким тоном, что Вики бросила на него благодарный взгляд.
– Где вы обедали? – грустно спросила она.
– В кафетерии. Мне было тоскливо без тебя.
– И мне без тебя было тоскливо. Без вас обоих. Я чувствовала себя так, будто передо мной захлопнули дверь.
– Мне ужасно неприятно, Вики. Ты ведь знаешь.
– Знаю, Дэви. Как ты думаешь, Кен очень сердится, что я пришла?
– Сердится? Нет. Должно быть, ему стыдно.
– Что мне ему сказать, чтобы как-то уладить всё это?
– Боюсь, будет ещё хуже.
– Нет, надо что-то придумать.
К двери подошел Кен.
– Я готов, Дэви.
– Кен, – сказала Вики. – Я…
– Не надо ничего говорить. Вики, хорошо? Мне только жаль, что у вас не хватило ума сразу пойти с нами.
– А мне жаль, что у вас не хватило ума пригласить меня.
Кен криво усмехнулся.
– Знаете, если б у меня хватало ума, я не был бы таким, какой я есть.
Вики засмеялась, и мир был восстановлен. Она повернулась к Дэви.
– Сегодня не будешь заниматься патентами?
– Нет, – сказал Дэви. – Мы хотим ещё раз вскрыть трубку.
Вики протестующе подняла обе руки.
– Я не могу этого видеть. Каждый раз, когда вы беретесь за трубку, у меня останавливается сердце. Ну что ж, вскрывайте, только я пристроюсь с машинкой где-нибудь подальше, чтобы не видеть вас.
Стекло было специальностью Кена, и в его движениях чувствовалась ловкость искусного мастера. Он взял треугольный напильник и быстрым движением прочертил круг по стеклянному отростку трубки, служившему для откачки воздуха. Потом чрезвычайно осторожно сделал надлом. И вот наступил критический момент: легкое шипение, струйка пара и тихое «крак» – четкая трещина поползла по стеклу вдоль круговой наметки и замкнулась – в эту секунду братья затаили дыхание, ибо если бы стекло треснуло неровно, вся трубка разлетелась бы вдребезги.
Но трещина оказалась ровной, воздух с легким вздохом устремился внутрь, и трубка была благополучно вскрыта – теперь её можно снова запаять под вакуумным насосом.
Вдруг в тишине раздался нарастающий стук пишущей машинки, и Дэви понял – Вики всё это время сидела не шевелясь, пока не убедилась, что вскрытие трубки прошло благополучно. Он улыбнулся про себя, тронутый её беспокойством.
Потом послышалось тяжелое прерывистое постукивание насоса, выкачивающего воздух, – унылый дергающий звук, который мог бы вызвать инстинктивный ужас у человека, обладающего сильным воображением и представившего себя внутри этого маленького стеклянного легкого. Когда давление упало почти до одной миллионной доли атмосферы, была пущена в ход печь высокочастотного нагрева. Целый час в трубку поступало тепло за счет теплопроводности и излучения. Теперь давление в трубке было сведено к одной десятимиллионной атмосферы, и им приходилось делать измерения таким же способом, каким астрономы измеряют вакуум межзвездного пространства.
– Что теперь? – спросил Кен.
– Закрой трубку и присоедини электроды, как при включении. Через час или около того мы снова измерим давление.
– И что же мы тогда узнаем?
– То, что будет через час. Твой шестимесячный срок ещё только начинается.
Через час с четвертью, измерив давление, они обнаружили в трубке присутствие воздуха – правда, еле уловимое, но всё же несомненное, – однако он никак не мог просочиться снаружи. И это бесконечно малое количество воздуха мешало четкости изображения и делало трубку непригодной.
– Ты победил, – сказал Кен. – Воздуху там больше, чем могло остаться на внутренних поверхностях. Давай пропускать в неё тепло целый день – посмотрим, что получится.
– Давай уж поджаривать её целую неделю, – отозвался Дэви. – Лучше перебрать, чем недобрать.
– Ну что ж, – с горечью согласился Кен. – Время – это единственное, чего у нас вдоволь, малыш.
Однако он был неправ.
Никогда и нигде во всей вселенной время не бывает прямой, бесконечной полоской, тянущейся без извивов из маленьких тикающих машинок, которые носят с собой люди; время – это вьючное животное, которое имеет шпоры и пришпоривает самого себя.
В беспредельном пространстве, где царят мрак, взрывы и безмолвие, время движется спиралями и зигзагами, то и дело возвращаясь обратно и следуя путями, ещё более запутанными, чем космический хаос. И в человеческой жизни время тоже представляет собой поток, в котором есть стремнины, водовороты и даже притоки, так что человек может жить не в одном только ритме – в чём-то время для него бежит быстро и бурно, а другая часть его жизни протекает медленно и безмятежно. Ритмы эти можно различать только ретроспективно. В каждый данный момент человек слышит только ровное тиканье зубцов, движущихся в механизме, где тугая пружинка, разворачиваясь, заставляет крохотные зубчатые шестеренки с обманчивой точностью отщелкивать одну секунду за другой.
