Санин - Арцыбашев Михаил Петрович (читать книги онлайн полные версии TXT) 📗
— Глаз, конечно… Ежели глаз выбить, то от этого человеку вред, но все-таки глаз супротив кишки не выстоит никак! Тут хоть без смертоубийства!..
— Однако Зарудин-то погиб!
— Ну, так это уж его воля!
Юрий нерешительно крутил бородку.
— Я, в сущности, прямо скажу, — заговорил он, и ему стало приятно, что он скажет совершенно искренно, — для меня лично это вопрос нерешенный… и я не знаю, как сам поступил бы на месте Санина. Драться на дуэли, конечно, глупо, но и драться кулаками не очень-то красиво!
— Но что же делать тому, кого вынудят на это? — спросила Карсавина.
Юрий печально пожал плечами.
— Нет, кого жаль, так это Соловейчика, — помолчав, заметил Рязанцев, но самодовольно-веселое лицо его не соответствовало словам.
И вдруг вспомнили, что даже не спросили о Соловейчике, и почему-то всем стало неловко.
— Знаете, где он повесился? Под амбаром, у собачьей будки… Спустил собаку с цепи и повесился…
Одновременно и у Карсавиной, и у Юрия в ушах послышался тонкий голос: «Султан, ту-бо!..»
— И оставил, понимаете, записку, — продолжал Разянцев, не удерживая веселого блеска в глазах. — Я ее даже списал… человеческий документ ведь, а?
Он достал из бокового кармана записную книжку.
— «Зачем я буду жить, когда сам не знаю, как надо жить. Такие люди, как я, не могут принести людям счастья», — прочел Рязанцев и совершенно неожиданно неловко замолчал.
В комнате стало тихо, точно мимо прошла чья-то бледная и печальная тень. Глаза Карсавиной налились крупными слезами, Ляля плаксиво покраснела, а Юрий, болезненно усмехнувшись, отошел к окну.
— Только и всего, — машинально прибавил Рязанцев.
— Чего же еще «больше»? — вздрогнувшими губами возразила Карсавина.
Иванов встал и, доставая со стола спички, пробормотал:
— Глупость большая, это точно!
— Как вам не стыдно! — возмущенно вспыхнула Карсавина.
Юрий брезгливо посмотрел на его длинные прямые волосы и отвернулся.
— Да… Вот вам и Соловейчик, — опять с веселым блеском в глазах развел руками Рязанцев. — Я думал, так — дрянь одна, с позволения сказать, жиденок, и больше ничего! А он на! Прямо не от мира сего оказался… Нет выше любви, как кто душу свою положит за други свои!
— Ну, он положил не за други!.. возразил Иванов.
«И чего ломается… тоже! А сам — животное!» — подумал он, с ненавистью и презрением покосившись на сытое гладкое лицо Рязанцева и почему-то на его жилетку, обтянувшуюся складочками на плотном животе.
— Это все равно… Порыв чувствуется…
— Далеко не все равно! — упрямо возразил Иванов, и глаза у него стали злыми. — Слякоть, и больше ничего!..
Какая-то странная ненависть его к Соловейчику неприятно подействовала на всех. Карсавина встала и, прощаясь, интимно, как бы влюбленно доверяясь, шепнула Юрию:
— Я уйду… он мне просто противен!..
— Да, — качнул головой Юрий, — жестокость удивительная!..
За Карсавиной ушли Ляля и Рязанцев. Иванов задумался, молча выкурил папиросу, злыми глазами поглядел в угол и тоже ушел.
Идя по улице и по привычке размахивая руками, он думал раздраженно и злобно.
«Это дурачье воображает, конечно, что я не понимаю того, что они понимают! Удивительно!.. Знаю я, что они чувствуют, лучше их самих! Знаю, что нет больше любви, когда человек жертвует жизнью за ближнего, но повеситься оттого, что не пригодился людям, это уж… ерунда!»
И Иванов, припоминая бесконечный ряд прочитанных им книг и Евангелие прежде всего, стал искать в них тот смысл, который объяснял бы ему поступок Соловейчика так, как ему хотелось. И книги, как будто послушно разворачиваясь на тех страницах, которые были ему нужны, мертвым языком говорили то, что ему было надо. Мысль его работала напряженно и так сплелась с книжными мыслями, что он уже сам не замечал, где думает он сам, а где вспоминает читанное.
Придя домой, он лег на кровать, вытянул длинные ноги и все думал, пока не заснул. А проснулся только поздно вечером.
