Наш общий друг. Том 1 - Диккенс Чарльз (книги без сокращений TXT) 📗
И тут мистер Вегг заводит речь о том, что ему давно подсказал его изворотливый ум: он говорит о блестящих данных мистера Венуса для таких изысканий. Он распространяется о ремесле мистера Венуса, требующем большого терпения и ловкости пальцев, о его уменье подгонять одна к другой отдельные мелкие части, о том, что ему всегда приходилось иметь дело с различными костями и суставами; о том, что незначительные, казалось бы, приметы могут навести его на открытие больших тайников.
— А ведь я, — говорит Вегг, — я на это не гожусь. За что бы я ни взялся — палкой ли прощупывать, лопатой ли разгребать, — нет во мне тонкости! Сразу будет видно: в мусоре кто-то копался. Вот когда вы приметесь за дело — разумеется, свято придерживаясь заключенного между нами дружеского договора и памятуя о своем ближнем, — тогда все пойдет по-иному. — Далее мистер Вегг скромно упоминает о помехах, которые чинит ему деревянная нога, когда приходится лазать по приставным лестницам и прочим шатким приспособлениям, и намекает еще на одну особенность, присущую этому столярному изделию, а именно: лишь только ее призывают к действию, скажем, влекут на прогулку по кучам золы, она утопает в этом податливом веществе, пригвождая своего обладателя к месту. Вслед за тем мистер Вегг отмечает поразительный факт, что он услышал легенду о кладах в мусорной свалке еще до своего переезда в «Приют», и ни от кого другого, как от мистера Венуса.
— И это неспроста, — добавляет Сайлас, скорчив мину, которая должна изображать благочестие. Вернувшись под конец к вопросу о торжестве правды, мистер Вегг мрачно предсказывает, что, по всей вероятности, им удастся раскопать кое-какие улики против мистера Боффина, с присущей ему скромностью снова говорит, насколько этому человеку было выгодно совершить убийство, и предвкушает, как участники дружеского договора предадут убийцу в руки правосудия. Но это, подчеркивает мистер Вегг, будет сделано отнюдь не ради вознаграждения, хотя отказ от него и свидетельствовал бы об отсутствии у них моральных устоев.
Мистер Венус слушает его разглагольствования с величайшим вниманием, собрав свои пропыленные волосы в два пучка, похожие на собачьи уши. Когда мистер Вегг, умолкнув, широко разводит руками, словно показывая, что у него душа нараспашку, а потом складывает их на груди в ожидании ответа мистера Венуса, тот подмигивает ему обоими глазами и только после этого начинает говорить.
— Насколько я понимаю, мистер Вегг, вы уже пытались приступить к делу сами? И убедились на собственном опыте, какие тут представляются трудности?
— Ну что вы! Это даже попыткой нельзя назвать! — отвечает мистер Вегг, несколько смущенный намеком. — Я только так прошелся, посмотрел, вот и все.
— И ничего, кроме трудностей, не обнаружили?
Вегг утвердительно кивает головой.
— Просто не знаю, что вам ответить, мистер Вегг, — говорит Венус после короткого раздумья.
— Соглашайтесь! — восклицает Вегг.
— Если бы не мое озлобление, я бы отказался. Но, будучи человеком озлобленным и доведенным до безумия, до отчаяния, мистер Вегг, я, кажется, соглашусь.
На радостях Вегг наливает рому в оба стакана, повторяет церемонию чоканья и мысленно от всей души пьет за здоровье и за успех в жизни той девицы, которая довела мистера Венуса до его теперешнего умонастроения, столь соответствующего обстоятельствам.
Вслед за тем дружеский договор обсуждается пункт за пунктом. Пункты эти таковы: полное сохранение тайны, обоюдная верность и настойчивость. Мистеру Венусу предоставляется свободный доступ в «Приют» в любое время дня и ночи, на предмет изысканий, кои надлежит проводить с соблюдением всяческой осторожности, чтобы не привлечь внимания соседей.
— Шаги! — вдруг восклицает Венус.
— Где? — вскрикивает Вегг, подскакивая на месте.
— Во дворе. Шш!
Дружеский договор надо бы скрепить рукопожатием — руки уже протянуты. Но теперь оба отдергивают их, закуривают потухшие трубки и откидываются на спинки стульев. Шаги — сомнений быть не может. Они приближаются; чьи-то пальцы стучат по оконному стеклу.
— Войдите! — говорит Вегг, подразумевая «войдите в дверь». Но тяжелая старинная рама медленно поднимается, и из ночного мрака в окно так же медленно просовывается чья-то голова.
— Скажите, пожалуйста, мистер Вегг дома? Ах, это вы сами!
Даже если бы посетитель вошел в дом обычным способом, участникам дружеского договора стало бы не по себе. Но то, что он стоит, навалившись грудью на подоконник, и пристально смотрит в комнату из темноты, окончательно обескураживает их. Особенно мистера Венуса, который вынимает трубку изо рта, откидывает голову назад и таращит глаза на незнакомца, словно это не кто иной, как индийский младенец, явившийся сюда затем, чтобы увести своего хозяина домой.
— Добрый вечер, мистер Вегг. Будьте так любезны, почините задвижку на калитке, а то она не запирается.
— Мистер Роксмит? — еле выговаривает Вегг.
— Да, это мистер Роксмит. Я не хочу вам мешать и заходить не буду. Я взялся выполнить одно поручение по дороге домой. Подошел к калитке и думаю, можно ли войти без звонка? А вдруг у вас собака?
— Нету, к сожалению, — бормочет Вегг, повернувшись спиной к окну. — Тсс! Мистер Венус! Это тот самый, который наседает!
— Мы знакомы? — спрашивает секретарь, глядя на мистера Венуса.
— Нет, мистер Роксмит. Это мой приятель. Коротаем вместе вечерок.
— А! Ну тогда извините меня. Мистер Боффин просил передать, чтобы вы не задерживались по вечерам дома в ожидании его прихода. Ему вдруг пришло в голову, как бы он, сам того не желая, не стал помехой в ваших делах. На будущее время давайте условимся, что если мистер Боффин придет без предупреждения и застанет вас дома — хорошо, не застанет — так тому и быть. Я взялся сообщить вам это. Вот и все.
Секретарь говорит «спокойной ночи» и, опустив оконную раму, исчезает. Друзья превращаются в слух: его шаги затихают у калитки, и калитка за ним захлопывается.
— И вот этому-то человеку, мистер Венус, — говорит Вегг, когда все смолкает, — предпочли меня! Разрешите спросить, как он вам показался?
Мистер Венус, по-видимому, сам этого не знает, потому что, сделав несколько попыток ответить, он не может пробормотать ничего более вразумительного, чем «странная личность».
— Не личность, а двуличность, сэр! — восклицает Вегг, позволяя себе в ожесточении чувств такую игру слов. — Вот в чем его суть. Личность это еще так-сяк, а двуличностей я не терплю. Он завзятый проныра, сэр!
— Значит, сэр, он вам чем-то подозрителен? — спрашивает Венус.
— Чем-то? — повторяет Вегг. — Чем-то? Какое бремя спало бы с моей души — говорю вам это как другу, — если бы моя рабская приверженность истине не вынуждала меня ответить: всем подозрителен!
Полюбуйтесь, до чего сентиментально-слезливы становятся бесхвостые страусы, ища места, куда бы спрятать голову! Вегг испытывает поистине неизъяснимое удовлетворение, радуясь буре чувств, которая охватывает его при мысли о том, что мистер Роксмит завзятый проныра.
— В эту звездную ночь, мистер Венус, — замечает Сайлас, ведя участника дружеского договора по двору и так же, как он, ощущая на себе воздействие многократных возлияний, — в эту звездную ночь просто тяжко думать, что наседающие незнакомцы и завзятые проныры могут преспокойно возвращаться домой, будто они самые что ни на есть порядочные люди!
— Зрелище этих небесных светил, — говорит мистер Венус, глядя вверх и роняя шляпу с головы, — с особой силой приводит мне на ум ее сокрушительные слова о том, что она не хочет и сама себя равнять и чтобы ее равняли с каким-нибудь ске…
— Знаю, знаю! Можете не повторять, — говорит Вегг, пожимая ему руку. — Вы только представьте, как эти звезды укрепляют меня в моем решении действовать во имя правды против того, кого мы не будем здесь называть. Я не злобствую, отнюдь нет. Но вы видите, как они мерцают? Им есть что вспомнить! И что же они вспоминают, сэр?
Мистер Венус подхватывает заунывным голосом:
