Маски - Белый Андрей (читать книги полностью TXT) 📗
– Можете переступить через тело мое, говоря рационально: и только-с!
Брат, – серенький, рябенький, – фалдой вильнув, передергивая кочергою в тетеричной ряби, моргался на брата, Ивана.
– Я – эдак-так – я, – передергивал он кочергою, – из принципа: к двери пробьюсь!…
Он ногой, как копытом, махал:
– Я мерзавца…
– И – «цац»: кочергою, клочочки обой отцарапывал:
– Ты? Никогда-с!
– Он тебе – глаз!
– Да-с?
– Глаз!
– Никогда-с!
И Коробкины, яростные, закатали друг другу глазами: затрещины.
– Что он, – грудной, женский вой, – сделал с дочерью?
И появилась рука: Серафимы; тут Никанор на Ивана пошел; но малютка, схватив за пиджак Никанора, ногой опираясь о стену, тащила назад; Никанор, протянул нос к носкам, кочергой подъезжая к щетинистой щетке, – как вылетит да как крючком кочерги – «бац» – по щетке, стараясь крючком зацепиться; и выдернуть.
– Эка?
Профессор, заплатой отдернувшись, – сам не дурак, —
с перекряхтом скривился; и – бросился на грохотавших пустыми бочонками очень коротких ногах, точно в бой барабанов:
– Ну что же, – давай, брат, тягаться!
Щетиною он кочергу зацепил, сковырнул, вырвал: грохнулась:
– Есть!
И – ногой на нее наступил:
– Дело ясное: дальше-с?
Из тьмы на него передернулись пальцы, но – без кочерги: кочерга – под пятой!
Где Мардарий, где Агния! Трусы: сбежали.
Как тыква, пропучен
Малютка с лиловым от злобы лицом, сложив руки, на них с оскорбленным достоинством выпучилась, точно рыба, – глазами: огромными, синими; вдруг: руки – в боки; лоб – в бод: на профессора; точно Эриния!
– Как вам не стыдно? – гром арф. – Что вы тут натворили?
Но ей перед грудью поставилась щетка:
– Молчать, в корне взять!
И профессор ударил в пол щеткой.
Она – от него: он – за ней:
– Двадцать ведьм!
К Никанору:
– Не жег!… И – не он-с, – говоря!… А – отец; публицист из Парижа: и – все-с!… Дочь проведал!…
Здоровье, знать, им поморочило: неизлечимый!
– Я-с, – да-с, – сам привел… И я-с, – да-с, – не позволю: гостей моих трогать!…
– Изволь, Никанор, – оскорбительные выраженья убрать!
– Он – больной! – Серафима на щетку полезла.
А он ей с оскалом страдальческим, жалуясь точно,
пузырь из плевы показал, —
– глаз, —
– метающий фейерверк!
Верить просил!
Она – руку под сердце: так будет, как было; за ухом ему протереть, потому что ум – дыбом; и – волосы: дыбом, седины, протертые одеколоном, по-прежнему лягут в колени ей:
– Путаюсь!
И – дикий отсвет улыбки явился в лице: свои руки лок-
тями сведя, вся сжимаясь, холодные пальцы затиснувши в пальцах, прижав подбородочек к ним, – подогнулась над щеткой, под щетку нырнула; и – стала с ним рядом; и – руку ему на плечо положила.
Малютку свою – оскорбил!
Она – села в ногах, зажимая ручонки в коленях, прислушивалась к его сапу; и бледную мордочку вздернув, она наблюдала за щеткой, как он, ей любуясь; чрез все улыбнулась ему; залилась как цветами миндальными, чуть розоватым, но странным, румянцем.
Как бы говорила ему:
– Со мной делай, что хочешь, коли – решено: суждено
Золотистые слезки закапали.
– Что?
Бородою, как облаком, нежно головку покрыл ей:
– Я – путаюсь!
Гладил, но выставил щетку, следя, чтобы брат, Никанор, – не… взять в корне!
А, брат, Никанор, ему спину подставивши, – плакал и стало им тихо.
____________________
Стоял, как солдат караульный, надув свои губы в кулак нос, —
– как тыква: —
– пропученный и перепученный!
Проволокли
Ставши желтым, Акакий, и ставши зеленым, Мардарий,
с глазами катавшимися, бледно-белыми —
– поволокли на них —
– Тителева!
Он, едва выбиваясь повесившейся головой, с разъерошенною бородой, являл странное зрелище; рот закосился, когда, завалясь к паутинникам, еле мотнул:
– Туда, ну-те!
Грудь дергалась:
– Что с ним? – малютка: к Мардарию.
Стиснувши щетку, профессор присел и тревожно вкатился в глаза: изнемогшего.
– Ты, брат, что – а?
Но больной, помотал головой…, и – к Акакию:
– Ну-те, – туда!
И Акакием вшлепнутый в кресло, глаза закрыл он.
А Мардарий, сцепясь с Никанором, рукою – ко рту:
Орьентировали о Мандро… Надо это, – на дверь, – поскорее, того, потому что машина явилась.
Профессор же щетку свою на плечо – под Мардария и Никанора:
– Что-с? Что-с?
– Да за вашим «мусью» прикатила машина; какая-то виза!
Растерянно:
– Если являются к нам, откровенно, то нам, – мне, Терентию Титовичу, – улепетывать надо!
К профессору:
– Вы нам на шею его привели; вы и выпроводите!
– Так-эдак, – Иван, брат!
– Да-с! Сейчас!
И приставившись ухом, под дверь, – тук-тук-тук!
– В корне, – вас: вызывают; пожалуйте-с!
Дверь распахнулась: сутулое туловище выходило; профессор – ему:
– В корне взять!
Но поправили:
– Виза.
Малютка следила, чтобы Никанор, увидавши Мандро, вновь не выкинул штуки; она кочергу забрала; Никанор все внимание сосредоточил на брате, Иване: так чч-то – рецидив!
Брат, Иван, повернул эфиопскую морду к Мандро; будто даже не он приволок его, бросив свой палец в переднюю:
– Выход – вот здесь.
И к Лизаше:
– Так все, говоря рационально, – по предначертанью.
Спиною ее защищал от Мандро, силясь увидеть глаза: они – сухо безумные!
– Эдакие – происшествия в круге возможностей, высших-с, – обычное дело!
Как кукла, моргала она.
– Уходите, – Мардарий к Мандро.
И Мандро, с пустотою в глазищах, с оскалом – в переднюю, даже не бросив прощального взгляда на дочь: уж ничто не касалось его; и – ничто не задерживало; путь – свободен и легок; казалось, – уходит, чтоб снова вернуться, и зная, что радость, – огромная, рвущая душу, – на крыльях его переносит: куда?
Провалился сквозь землю
Лизаша припомнила в руки профессора павши вчера обрела она ясность.
И – пала:
– Вы, он… трое нас?
– Да-с!
А Тителев, видно, – четвертый, из двери свой выкинул красный жилет; и пошел, опираясь на руку Мардария.
– Тира?
Пустыми глазами увидел: два глаза – в два глаза: железо – к магниту!
И квост скорпиона, морщина, просек его строгий базальтовый лоб; и она поняла, что стояние друг перед другом – последнее: больше они не увидятся
Круг!
И он – руку отдернул под бороду, в воздухе взвесилась
– Тира?
– За что?
Свои руки – по швам; пяткой топал в гостиную.
Топ закосив, как кинжалом, сквозь шерсткую бороду глаз себе в сердце всадил он, зажавши по швам два стальных кулака.
И ему Серафима, кидаясь к Лизаше, как бы защищая ее от удара. – грудным, низким голосом:
– Жестокосердный!
– Партиец: я!
Тителев, бросивши бороду, бросивши два острых локтя отгибом спины в потолок, захватился руками за голову точно отрезал себя от последнего в жизни, чтоб в первых рядах стать: ударился двумя локтями о стол.
Никанор подскочил: как пушинку, Лизашу понес; и за ним Серафима, чтоб в серых, как дым, перевивчатых кольцах на черное все положить; и – над ней убиваться.
Профессор услышал, – как ветер, поющий в горах; он не выронил слова; он щетку сжимал утомленно; он – правды хотел.
Уже Тителев, взяв себя в руки, стоял при пороге:
– Идите себе: этот дом очищают полиция сию минуту нагрянет; ее встретят бомбами… Шли бы…!
Мардарий, свалявши в гостиной ковер, на колено упал и рукой показал на то место, которое он обнажил.
Свою вытянув шею, а руки – по «ивам, став на то обна женное место, глядел на профессора Тителев так простодушно и грустно:
– Была коротка наша встреча.
Моргали усталыми лицами и отирали испарину:
